А Кейнова Погибель принимал его сердечные муки словно причастие. Никогда в жизни он не был так счастлив.
Кейново зерцало он держал под рукой, у койки Хари. В любой момент он мог заглянуть в мысли калеки, окунуться в его страдания – но не злоупотреблял этой возможностью. Кейнова Погибель остро ощущал, какие опасности подстерегают его в этих темных омутах. Воды отчаяния тянули к себе в часы бодрствования, звали во сне, искушая утонуть навеки, оставив другим свет.
Два дня подряд Хари говорил, а Кейнова Погибель слушал – порой подстегивая рассказчика вопросами и куда реже принуждая пытками. Он слушал повесть о дальних и чудных странах, от самого сердца Бодекена до сверкающих медью улиц липканской столицы, Семи Колодцев, от тропических джунглей королевства Ялитрайя до ледовых полей Белой пустыни. Потом речь зашла о местах еще более экзотических и невообразимо далеких: о таких краях, как Чикаго и Сан-Франциско, когда в беседе проскальзывали чужестранные имена вроде Шермайя Доул, и Марк Вайло, и Шанна Лейтон, и Артуро Кольберг.
«Отношения наши просты и понятны», – думал порою Кейнова Погибель. Их сковывала общая нужда: потребность переживать боль Хари Майклсона.
И эта простота пряла между ними незримую, почти неразрывную нить: они вынуждены были сотрудничать, чтобы дарить друг другу желаемое. Едкая ненависть, семь лет циркулировавшая в его жилах, вытекала медленно и неуклонно; победа вскрыла нарыв в душе. Кейн больше не был символом мирового зла, Врагом Господним, творцом всех бедствий. Он стал тем, кем и был на деле: безжалостным, бессовестным человеком, потерпевшим поражение и раздавленным – как любой другой.
Просто человеком.
Некоторое облегчение испытывал и Хари. Настроенный, будто камертон, на перепады настроения своего пленника, Кейнова Погибель не мог не заметить, что бритвенная острота мучений притупляется со временем. К исходу последней ночи путешествия, когда баржа стояла в нескольких часах пути от Анханы, принайтованная якорными цепями к деревьям на берегу лениво текущей протоки и все было тихо – команда дрыхла, даже двое шестовых на вахте задремали прямо на юте, – Хари почти примирился с собою.
– Теперь ты спокоен, – заметил Кейнова Погибель, присев на корточки рядом с ним.
Хари не ответил. Только пристроил поудобнее затылок на подушке и пошевелил запястьями под ремнем, притягивающим их к койке.
– С тех пор как мы пересели на баржу, ты становишься все спокойнее, – заметил его мучитель. – Или ты так мало любил свою жену, что боль потери не тревожит тебя долее?
– Ну понимаешь… – пробормотал Хари. – Это все река. Ее река.
– Уже нет, – возразил Кейнова Погибель.
– Ты уверен? Мы плывем по течению – и что изменилось? Листья все шелестят, и порхают птицы. Плещется рыба. Река течет. – Хари закрыл глаза и сонно вздохнул. – Шанна все твердила мне, что жизнь – это река, что человек – просто бурунчик, который борется с течением, покуда большая волна не смоет его. Ничто не теряется. Может, чуть ниже по течению родится другой бурунчик, но ничто не прибудет. Жизнь есть жизнь, а река – это река. А то она говорила, что река – это песня, или человек, или птица, или дерево, или еще что, индивидуум – это лишь перебор нот, маленькая тема, как это называется… лейтмотив, вот. Он может звучать громко или приглушенно, может долго вплетаться в песню или не очень, но, в конце концов, песня-то одна.
– Так что же? – тихонько спросил Кейнова Погибель. – Песня или река?
Хари пожал плечами:
– Мне-то откуда знать? Сдается мне, она ни того, ни другого не имела в виду. Она была богиня, а не философ. Но о жизни и смерти кое-что знала. Никогда не боялась умереть; она знала, что ее смерть – это часть цикла, что ее бурунчик расточится в течении большой реки.
Кейнова Погибель понимающе кивнул:
– Так, ты можешь снести свою потерю, ибо не чувствуешь, что потерял ее совсем.
– Это ее река, малыш.
– Как я заметил ранее, – проговорил Кейнова Погибель, – уже нет.
Хари чуть приоткрыл глаза, искоса, не повернув головы, и стал разглядывать своего мучителя.
– Ты, верно, заметил серебряные руны, начертанные на мече святого Берна, – продолжал тот. – Как думаешь, какой цели они служат?
Хари не ответил, не дрогнул, только смотрел – точно хищник, осознавший, что по его следу идет другая тварь, сильнее и злей.
– Признаюсь, точной цели этих рун я не знаю, – продолжал Кейнова Погибель. – Вопрос этот не показался мне столь значительным, чтобы задавать его. Но подумай: если вице-король намеревался уничтожить лишь ее смертную оболочку, не достало бы на это обычного клинка?
Глаза Хари блеснули.
– Так что, когда ты примешь смерть от рук своих врагов, не утешайся пустыми мечтаниями о Паллас Рил, отошедшей в некое смутное посмертие, где она может быть счастлива или хотя бы довольна. Лучшее, что могла она испытать, – это полнейший распад сознания. А скорее всего, воет сейчас от муки в каком-нибудь невообразимом аду, и будет выть – вечно.
Они долго молчали. Слышался только тихий плеск волн о борта, и тихонько покачивалась палуба.
– У тебя, – промолвил наконец Хари хрипло и неспешно, – просто дар ненавидеть.
Кейнова Погибель торжественно склонил голову:
– Если так, этот дар я получил из твоих рук.
На миг ему захотелось протянуть руку и коснуться плеча Хари – не ради того, чтобы причинить боль. Во многих отношениях этот калека был ему ближе, чем посредственности, у которых он учился в монастырской школе, и бесхребетные эзотерики, служившие в Посольстве Тернового ущелья. То, что соединяло его и Хари, было от века недоступно и совсем непонятно этим серым душонкам.
Отвернувшись, он поднялся на ноги.
– Знаешь, – проговорил он отстраненно, глядя из-под парусинового клапана в звездное небо, – при других обстоятельствах я бы не удивился, если бы мы стали друзьями.
– Малыш, мы уже друзья, – горько усмехнулся Хари. – Хочешь сказать, что не заметил?
Кейнова Погибель глянул на него сквозь бледное застывшее пламя лампады, и перед глазами его промелькнуло все, что они вместе пережили за последние пять дней.
– Не заметил, – признался он, хмурясь, и кивнул. – Но ты, пожалуй, прав.
– Еще бы не прав! Хотя это не помешает мне убить тебя, если выдастся случай.
– Мм, без сомнения, – согласился Кейнова Погибель, – равно как не помешает мне выдать тебя имперским властям на расправу.
– М-да. Завтра утром, верно?
Кейнова Погибель кивнул, удивившись накатившей неожиданно тоске:
– Да. Завтра.
– Похоже, тебя эта перспектива не больно радует.
– Не радует вовсе, – признался он. – Но я готов. Ты часть моей прошлой жизни, Хари. Я готов двинуться дальше.
– Ну ладно. А двинуться на боковую ты готов?
Только глянув на небо и на последние капли масла в лампаде, он понял, насколько поздний уже час.
– Пожалуй.
– Тогда заткнись и валяй спать.
Кейнова Погибель усмехнулся почти по-дружески:
– Доброй ночи, Хари.
– Пошел на хрен!
Ранним утром, когда с первыми лучами рассвета тяжеловесная баржа выплыла на стремнину Большого Чамбайджена, Кейнова Погибель принес Хари миску густой чечевичной каши с солониной, поставил рядом с койкой и отстегнул калеке одну руку, чтобы тот сам мог орудовать здоровенной деревянной ложкой. Хари вяло пожевал чуть-чуть, потом оттолкнул миску.
– Лучше ешь, – посоветовал Кейнова Погибель. – В Донжоне так не кормят.
– Ну и хрен с ним! Как насчет утки?
Кейнова Погибель пододвинул утку к калеке, терпеливо подождал, пока тот оправится, потом вынес посудину на палубу и вылил содержимое в реку. Когда он вернулся, Хари так и не принялся за еду. Он неотрывно и невыразительно пялился на парусину над головой.
– Что у нас сегодня в программе? – спросил он, не оборачиваясь. – Опять за руку возьмешься?
– Нет, – ответил Кейнова Погибель, неторопливо устраиваясь в позе воина, удобно поджав под себя ноги. Локтями он оперся о колени и обхватил левой ладонью правый кулак: поза для медитации Тихий круг.
– Это наша последняя беседа, Хари. Примерно через два часа я передам тебя Рыцарям двора, которые ждут на причале в Анхане, и больше я тебя не увижу – мм, нет, я хотел сказать не заговорю с тобой, потому что на казни твоей я намерен присутствовать.
– Ха. Только не надо распускать нюни, а то я покраснею.
Кейнова Погибель спокойно глянул на свою жертву:
– На сегодня у меня к тебе только один вопрос. Я даже не буду настаивать, чтобы ты ответил.
Хари неуверенно глянул на него; смена привычного распорядка пробудила в нем звериную опаску.
– Ну ладно.
– Оно того стоило?
Хари оскалился:
– Что – оно и чего стоило? Это из серии дурацких вопросов «если бы я мог прожить жизнь заново»?
– Не совсем. Твоя жизнь меня не трогает, Хари. Я о том влиянии, что твои действия оказали на мою жизнь. Я хочу знать: спасение Паллас Рил на стадионе Победы семь лет назад – стоило ли это всего, что ты выстрадал с тех пор?
– Еще бы! – ответил тот без промедления и колебаний. – Если бы пришлось переиграть, я бы все повторил на бис.
– Да ну! Правда? После всего, что ты мне поведал? Разбив себе карьеру, потеряв ноги, отца, дом, дочь… жизнь. Ты уверен?
– Я… то есть… – Голос Хари прервался, он отвернулся к стене.
– Вы даже не были счастливы вместе, – промолвил Кейнова Погибель. – Ты сам мне сказал. Итак, единственное, чего ты добился, – это отложил ее гибель на семь лет. Если бы ты знал тогда, до какой степени бесповоротно сгубит тебя этот единственный шаг, ты поступил бы так же?
Хари прикрыл глаза свободной рукой и не ответил.
– Можешь не отвечать. Просто подумай над моим вопросом.
– Фейт, – пробормотал Хари.
– Ах да, ваша дочь, – подхватил Кейнова Погибель. – Такую ли большую услугу оказали вы ей, произведя на свет? Порою ночами ты бормочешь во сне – знаешь об этом? А знаешь, что именно? «Прости, Фейт».