– Бизнесмен… – проговорил Тан’элКот мягко, – прошу… Эвери, не плачьте.
Широкие теплые ладони легли ей на плечи, легко оторвали от стола. Он провел ее к единственному в операционном зале стулу и, усадив, опустился рядом на пол.
– Эвери, пожалуйста, – пробормотал он, обнимая ее, – во мне столько от… от Карла, что я не могу вынести ваших слез…
– Что со мной творится? – сбивчиво прошептала Эвери сквозь крепко сомкнутые пальцы. – Это не я. Я не такая. Не понимаю, что со мной случилось…
– Когда наступает любовь, разум вынужден бывает отойти, – промолвил великан ласково, – но на этом поле боя слишком часто остаются гнить тела наших иллюзий.
– Я не позволю тебе причинить ей вред. – Эвери опустила руки и глянула великану в лицо. – Можешь убить меня. Но пока жива, я сделаю все, чтобы остановить тебя.
– Я понимаю. Но и вы поймите меня. – Поднявшись, Тан’элКот подошел к операционному столу. Рука его повисла в дюйме над макушкой Фейт, словно он боялся прикоснуться к девочке.
– То чувство, что испытываете вы к этому ребенку, – промолвил он, – я питаю к каждому из Детей своих. А их миллионы, Бизнесмен. Каждый из них дорог мне несказанно. Мои сны полны отзвуков их будущих судеб. И каждый звук – это вопль.
Он обернулся к ней, умоляюще разводя руками:
– На что не пошли бы вы, чтобы защитить свою внучку? На что не пошел бы я ради своих Детей?
– Я не позволю тебе причинить ей вред, – повторила Эвери.
Взгляд великана дрогнул на миг, словно внимание его привлекло движение за стеклом. По лицу пробежала почти неприметная гримаса омерзения, ненависти – и, что поразило Эвери еще более, страха.
Дрожь пробрала ее до костей. Она знать не желала, что может вселить ужас в самого Тан’элКота.
– Не я, – медленно вымолвил он, – желаю ей зла, Бизнесмен.
Она проследила за его взглядом – робко, страшась того, что увидит.
К окну операционного зала прижимался обмякшим от жадного вожделения лицом, словно оголодавший поденщик к витрине мясной лавки, Артуро Кольберг.
– Долго он там будет стоять? – тихо спросила Эвери.
Кольберг уже несколько часов стоял молча, прижавшись лицом к стеклу; сколько именно – Эвери не могла бы сказать. Она расхаживала взад-вперед, обняв себя за плечи, чтобы унять дрожь, хотя в операционной было совсем не холодно.
Тан’элКот сидел на стуле, отвернувшись от окна, и сосредоточенно разглядывал Фейт.
– Предсказать невозможно, – ответил он отстраненно и равнодушно. – Иногда не больше пары минут. Однажды он стоял так почти сутки. Рабочий Кольберг приходит и уходит, когда ему вздумается; о чем он думает – узнать невозможно, а размышлять – отвратительно.
– Есть успехи?
Он покачал головой:
– Нет. Я рассчитывал обнаружить связь, как только установил мысленный контакт с девочкой, но не сумел. Предполагаю, что травма, вызванная смертью матери, заставила ее отгородиться от этой части собственного «я». Подобная дисассоциативная реакция порой вызывает расщепление личности.
– Ты знал, – вымолвила она. – Ты заранее знал об убийстве.
– Если припомните, я пытался вас предупредить.
– А ее предупредить ты пытался? Паллас? Что ты наговорил ей?
– Они с Кейном понимали, на что идут, – ответил он и огорченно добавил вполголоса: – Пожалуй, лучше меня…
– Что случится, если ты не нащупаешь связь?
– Как я и объяснял: единственный способ защитить это дитя – сделать его полезным для твари, которая прежде была Кольбергом. Если мы не преуспеем в этом, то и сами окажемся излишними. Такое состояние обычно заканчивается летально.
– Есть вещи похуже смерти, – заметила Эвери.
– Воистину так, – согласился великан. – С некоторыми из них вы, скорее всего, познакомитесь лично. Я уже упоминал, какими способами Кольберг убивает время.
Эвери глянула сквозь стекло в голодные пустые зенки, и ее снова затрясло.
– Мы можем предпринять еще что-то?
Тан’элКот уныло пожал плечами:
– Я могу лишь перебирать резонансы, способные теоретически поддерживать ее связь с рекой. Можете считать, что я разыскиваю связь, но поймите, что рассудок – даже рассудок ребенка – это, метафорически выражаясь, весьма просторное место.
Эвери кивнула в сторону Кольберга:
– А он это понимает?
– Я не могу сказать, что он понимает, а чего – нет.
– В нем и человеческого-то ничего не осталось, – прошептала она.
– В нем все, до последней капли, человеческое, – возразил Тан’элКот. – Он продукт перегонки и очистки людской натуры, воплощенная суть человечества. Вы, полагаю, хотели сказать, что он более не является человеком.
– Намекаете, что он больше, нежели человек?
– Напротив. Значительно меньше.
Эвери долго размышляла над этими словами и в конце концов спросила:
– А что будет, когда ты найдешь связь?
Тан’элКот отвел взгляд от лица спящей девочки и вздохнул:
– Это, по крайней мере, не тайна. Жизнь – самое существование – есть организованная Сила; все сущее, живое или нет, можно воспринимать как принятое изначальной вселенской энергией обличье. Мы воспринимаем предметы по раздельности только потому, что этому научены. Но всё на свете по природе своей – лишь узелки в том гобелене, что являет собою вселенная.
Голос Тан’элКота оставался педантично сухим, но лицо помрачнело еще сильнее.
– Можно сказать, что Чамбарайя – это лишь мелкий узелок в сплетении Мировой души, которую эльфы называют Т’налларанн. При помощи Фейт Совет управляющих намеревается запустить свои корпоративные щупальца в этот узел, расплести его и перевязать снова – по собственному образу и подобию.
Эвери непонимающе покачала головой. Лицо Тан’элКота было не веселее раскопанной могилы.
– Они превратят Надземный мир в подобие вашего мира.
– И всё? – Эвери нахмурилась. – Ты так говоришь, будто это катастрофа.
– Это будет Армагеддон немыслимых масштабов. Геноцид, о котором Сталин не смел бы помыслить.
– Уничтожить волшебство не так уж и страшно.
– Бизнесмен, – терпеливо проговорил Тан’элКот, – вы ничего не поняли. Магия на Земле не уничтожена; она является производной Силы, энергии самого бытия. Можно изменить лишь форму, в которой эта энергия проявляется. Так и было сделано. Некогда на Земле обитало столько же волшебных существ, сколько и в Надземном мире: драконы, морские змеи и русалки, джинны, эльфы, гномы и все прочие. Но подобные создания нуждаются в более высоких уровнях Силы на определенных частотах, чем люди. По мере деградации структуры Земли эти существа не только умирали, но и сами их кости теряли свою целостность. Они растворились в Потоке Силы вашей вселенной.
– Хочешь сказать, что магия работает и на Земле? – скептически заметила Эвери.
– Магия работает, как вы выразились, везде. Но форма, в которой волшебство проявляется на Земле, является местным отклонением: законы физики на этой планете и в окружающем ее космическом пространстве изменены таким образом, чтобы способствовать гегемонии рода человеческого.
– И что в том дурного?
– Я не сказал, что это плохо. Мы спорим не о морали. В рвении своем я, пытаясь защитить своих Детей, подобную судьбу уготовил и родному миру. Но это противоестественно. Это отклонение является равно причиной и следствием уродливого искажения людской натуры, которое мы видим перед собою, и общества, в котором вы заставляете себя существовать.
– На Земле не так уж плохо…
– Откуда вам знать? – ядовито бросил Тан’элКот. – Лишь в последние несколько дней вы столкнулись с реальностями жизни на вашей планете. Нравится? – Он ткнул пальцем в окно, за которым Кольберг открыто потирал пах ладонью, прижимаясь к стеклу щекой и полуоткрытыми губами. Эвери, вздрогнув, отвернулась и покрепче обхватила плечи руками.
– Не понимаю. Если тебе так ненавистны их планы, зачем ты помогаешь им?
– Я помогаю не им! – Вскочив на ноги, великан воздвигся над нею, потрясая титаническим кулаком. – Я помогаю тебе. Я помогаю Фейт. Я… – Ярость его угасла так же быстро, как и вспыхнула. Пальцы разжались, рука опустилась вяло. – Я пытаюсь вернуться домой.
За окном тяжело, словно кобель на охоте, дышал Кольберг.
– Ну, – проговорила наконец Эвери, – тогда тебе не повезло.
– О чем вы?
Она покачала головой:
– Какой ты все же неотесанный мужик, Профессионал. Потому-то и не можешь найти связь.
– Не понимаю.
– Еще бы! О том я и говорю: ты мужчина. Ты думаешь, что девочка была связана с рекою. А это не так. Фейт упоминала об этом, когда я забрала ее и мы вместе летели в Бостон. Упоминала вполне недвусмысленно. Она никогда не была связана с рекой. Только с матерью.
– С матерью?..
– Ныне покойной, мне следовало бы добавить.
Тан’элКот прищурился.
– Все же я идиот, – пробормотал он, вновь присев на стул рядом со столом, и с удвоенной силой принялся вглядываться в лицо спящей. – Сила… – шептал он. – Нужен только доступный источник Силы…
– Что ты делаешь? Она мертва, Тан’элКот. Связь порвана.
– Мертва, да – но шаблон ее сознания сохранился, как живет во мне душа вашего сына. Он был заморожен в момент ее гибели. Шаблон бессилен, верно, но только пока лишен тела, которым может повелевать. Представьте себе, скажем, записанную на диске компьютерную программу: информационную структуру, для которой требуются лишь терминал, на котором программа выполняется, и источник силы для запуска.
– Какой силы?
И за ее спиной, в дверях, раздался бездушный скрежет, служивший голосом Артуро Кольбергу:
– Моей силы.
Глава четырнадцатая
Земную жизнь пройдя до половины, подлый рыцарь очутился в сумрачном лесу, где не было путей и все тропы вели к погибели.
И все же подлый рыцарь не терял надежды. К различным поводырям обращался он за помощью и указанием. Первым спутником его была Мечта Юности. Потом он обратился к Дружбе, затем к Долгу и, наконец, к Рассудку, но по очереди они заводили его лишь в темные чащи.