но переехал в другой – мобильность горизонтальная.
Сорокин установил, что в современном обществе единого направления социальной мобильности нет: восходящие потоки соседствуют с нисходящими и они взаимно переплетаются и находятся «в динамическом равновесии»[36]. Причем, общее направление их в конечном итоге не зависит ни от уровня, на котором происходит передвижение, ни от общей социально-экономической ситуации. То есть в эпоху кризиса разнорабочий из бедного квартала имеет такую же возможность подняться до уровня высшего класса, как в «тучные годы», а представитель «золотой молодежи» может опуститься в низы. Этот вывод вошел в концепцию «бесцельных флуктуаций», согласно которой передвижение отдельных индивидов вверх и вниз по социальной лестнице не затрагивает конструкции самой этой лестницы.
Конструкции социальных лестниц – большая научная проблема как для историков, так и для социологов. Для внешних и внутренних наблюдателей очевидны крайние точки социального диапазона: представители верхов (аристократы, олигархи, номенклатура) явно и зримо противостоят низам (рабам, пролетариату, люмпенам). Но всё, что находится между этих двух полюсов общества, разложить по полчкам не так просто.
Я долгое время профессионально занимался историей Древней Руси XI–XIII вв. Социальная стратификация древнерусского общества была и остается одной из самых важных исторических проблем. Казалось, корень всех затруднений – недостаток источников. Шутка ли сказать: тысяча лет прошла.
Каково же было мое удивление, когда я из любопытства решил почитать работы по социальной стратификации общества современного. Уж здесь-то недостатка в материалах быть не должно: в наличии несчетное количество документов, да и само общество и составляющие его индивиды – живы и здравствуют. Оказалось, однако, что с современным обществом дела обстоят ничуть не лучше. Более того, древнерусские источники дают нам устойчивые наименования социальных групп: князья, бояре, холопы, смерды и т. д. Современное общество не дает и этого: в плане терминологии в нем царит полная аморфность. Нет никакого внятного представления об устройстве общества и у самих индивидов, его составляющих.
В целом, опять же, все понимают, что есть некие «верхи» и «низы», но дальше начинается полная неразбериха. Большая часть людей склонны вести отсчет от той социальной ступени, на которой находятся они сами. Поэтому свое положение воспринимают как «среднее». Средней чувствует себя семья с совокупным доходом в 30 тыс. руб., живущая в поселке городского типа и пользующаяся автомобилем «Лада» десятилетней «выдержки»; средней чувствует себя и московская семья с доходом в 300 тыс., в которой отец семейства ездит на трехлетнем «Мерседесе», а его жена – на новеньком малолитражном «Форде». Между этими двумя семьями дистанция почти непреодолимая. Как же их можно объединить в рамках одной социальной категории? Но и у тех, и у других есть для своего мироощущения весомые основы. Для поселка зарплата в 30 тыс. – далеко не самая низкая, скорее наоборот. И автомобилем «Лада» может похвастаться далеко не каждый его житель. Для них уровень благосостояния московской семьи – это заоблачная высь, о которой не стоит даже мечтать. Почти олигархи. Но для самого столичного жителя очевидно, что он совсем не олигарх. Живет в типовой трехкомнатной квартире в спальном районе, покупает продукты в сетевых супермаркетах, отдыхает в Турции и в Доминикане. Настоящий же олигарх живет в загородном дворце, перемещается по городу в бронированном лимузине с личным шофером, летает по миру на частном самолете. Для него, пожалуй, с его ракурса разницы между нашим гипотетическим москвичом и провинциалом нет.
В повседневных представлениях об устройстве общества людей, его составляющих, нет никакой системы, и поэтому при глубинных опросах граждан России могут быть обнаружены очень разные, подчас фантастические варианты таких представлений. В основном, конечно, решающим критерием был и остается уровень материального благосостояния. Однако бывают и исключения. Знакомый автора этих строк делил людей на два неравных класса: «нормальных пацанов» и «лохов по жизни», «терпил». Причем ни материальная, ни профессиональная составляющая не играла в этой системе решающей роли. Один человек, даже не имея никакого имущества или высокой зарплаты, мог быть зачислен в «нормальные пацаны», другой же, состоятельный и успешный, вполне мог оказаться в числе «лохов». Если рационально выразить решающий критерий (или, точнее, группу критериев), то важными его составляющими будут: видимая физическая сила, твердая или даже несколько агрессивная манера общения, опыт занятия «мужскими» видами спорта (единоборства, футбол, хоккей). Важным был даже стиль одежды: «реальный пацан» никогда не надел бы обтягивающие джинсы, розовую рубашку или любой другой элемент костюма, который можно было бы прочитать как «феминный». В свете таких воззрений президент В. В. Путин, например, вполне выполнял норматив «нормального пацана», а премьер-министр Д. А. Медведев, несмотря на должность и материальное благополучие, оставался «лохом по жизни». При обсуждении этой картины социального устройства я пытался возражать, что Медведев – богатый и влиятельный человек, и поэтому не может быть зачислен в «лохи», о такой карьере мечтают многие. Возражение моего собеседника сводилось к тому, что если он встретит Д. А. Медведева один на один, когда тот не будет защищен охраной и статусом, то Медведеву не поздоровится. Как же можно считать успешным человека, не способного постоять за себя в драке? Для интеллигентного человека, занятого нефизическим трудом, живущего в крупном городе и проводящего большую часть своей жизни в кондиционированном рабочем офисе солидной фирмы такой взгляд на социальную структуру может показаться диким. Однако в иных условиях, скажем, вечером на темных переулках городских окраин эта система уже не будет казаться такой уж далекой от реальности. Другими словами, опыт жизни в обществе не дает внятного представления о его устройстве. Оно не очевидно. А раз так, в дело вступает социологическая теория.
В силу исторических причин наиболее популярным остается марксистский взгляд на устройство общества. Согласно ему, существуют два антагонистических класса: капиталисты, владеющие средствами производства, и пролетариат, вынужденный продавать свою рабочую силу. На теоретическом уровне всё понятно. Но для практической ориентации в социальном пространстве не очень подходит. Владелец киоска, торгующего шоколадом, жевательной резинкой и пивом из-под полы, объективно относится к классу капиталистов. У него есть средства производства: ларек и содержащийся в нем товар на общую сумму в 10 тыс. рублей. Он эксплуатирует пролетария – несчастную женщину, сидящую в его «скворечнике» и в жару, и в мороз. Но на роль «верхов» этот человек не тянет.
С другой стороны, есть топ-менеджер нефтяной компании с зарплатой в день, равной всем активам «капиталиста» из предыдущего примера. Формально – это наемный рабочий, «пролетарий». Но по образу жизни и имеющимся возможностям к верхам его можно отнести вполне уверенно. Марксистская схема учитывает это, вводя уточнения: лавочник будет записан в «мелкую» буржуазию, а топ-менеджер в верхушку интеллигенции, обслуживающей господствующий класс. Но это лишает ее главного преимущества: простоты, ясности и инструментальности.
В своей классической работе «Социальная и культурная мобильность» П. А. Сорокин писал:
Социальная стратификация – это дифференциация некой данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге. Она находит выражение в существовании высших и низших слоев. Ее основа и сущность – в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии и отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества. <…> Конкретные ипостаси социальной стратификации многочисленны. Однако всё их многообразие может быть сведено к трем основным формам: экономическая, политическая и профессиональная стратификации. Как правило, все они тесно переплетены. Люди, принадлежащие к высшему слою в каком-то одном отношении, обычно принадлежат к тому же слою и по другим параметрам, и наоборот. Представители высших экономических слоев одновременно относятся к высшим политическим и профессиональным слоям. Неимущие же, как правило, лишены гражданских прав и находятся в низших слоях профессиональной иерархии.
Таково общее правило, хотя существует и немало исключений. Так, к примеру, самые богатые далеко не всегда находятся у вершины политической или профессиональной пирамиды, так же и не во всех случаях бедняки занимают самые низкие места в политической и профессиональной иерархиях. А это значит, что взаимосвязь трех форм социальной стратификации далека от совершенства, ибо различные слои каждой из форм не полностью совпадают друг с другом. Вернее, они совпадают друг с другом, но лишь частично, т. е. до определенной степени. Этот факт не позволяет нам проанализировать все три основные формы социальной стратификации совместно. Для большего педантизма необходимо подвергнуть анализу каждую из форм в отдельности.
Реальная картина социальной стратификации любого общества сложна и запутанна. Чтобы облегчить процесс анализа, следует учитывать только основные, самые главные свойства, в целях упрощения опуская детали, не искажающие при этом общей картины. Так делалось в любой науке; так следует поступать и в нашем случае, если учесть всю сложность и малоизученность данной проблемы. Латинская максима: minima non curat praetor[37] – здесь полностью оправдана[38].
Несколько иначе (но похоже) смотрел на дело и другой американский классик социологии, основоположник структурного функционализма Толкотт Парсонс, выделяя следующие критерии: «1. Качественные характеристики членов общества, которыми они обладают от рождения (происхождение, родственные связи, поло-возрастные особенности, личные качества, врожденные особенности и т. д.); 2. Ролевые характеристики, определяемые набором ролей, которые индивид выполняет в обществе (образование, профессия, должность, квалификация, различные виды трудовой деятельности и т. д.); 3. Характеристики, связанные с владением материальными и духовными ценностями (богатство, собственность, произведения искусства, социальные привилегии, возможность влиять на других людей и т. д.)»