[59].
Эта история дает пример социальной мобильности, когда представитель «среднего слоя» – свободный общинник, ремесленник-кожемяка, был за воинскую удаль возвышен князем до уровня «великого мужа».
Важно, впрочем, понимать, что социальный статус в Древней Руси не был формализован. Он манифестировался комплексом трудноуловимых признаков. Это типичная ситуация для обществ, находящихся в острой фазе переходного состояния.
Подобным образом структурировалось новое российское общество в «лихие девяностые». Возникла, например, характерная для той эпохи группа «новых русских». По каким критериям общество определяло, относится ли человек к этой категории? Прежде всего, конечно, «новые русские» – это были «новые богатые», нувориши. Но не всякого богатого человека можно было назвать «новым русским». Например, всемирно известный виолончелист и дирижер Мстислав Леопольдович Ростропович, дирижер и художественный руководитель Национального симфонического оркестра в Вашингтоне – человек небедный. Его благотворительный фонд оказывал помощь детским больницам и пр. Но никто не назвал бы его «новым русским».
Другой возможный критерий – это занятие бизнесом. Но и этот критерий не является определяющим. «Челнока», возившего в больших сумках товары из Турции на российские рынки, «новым русским» тоже никто бы не назвал.
Как же определяли «нового русского»? Как было сказано, актуализировался комплекс критериев. Это и видимое богатство, и вовлеченность в новую для той эпохи сферу бизнеса, и специфическая манера одеваться (пресловутые малиновые пиджаки, шокировавшие бывших советских граждан, привыкших к серо-черной гамме одежды). Важной была даже манера поведения, сочетавшая в себе купеческий размах и «блатную распальцовку» (т. е. набор поведенческих паттернов, связанных с уголовно-тюремной культурой). Всё это в комплексе сигнализировало со всей очевидностью: перед нами «новый русский». Ошибиться было невозможно, хотя статус этот не был никак зафиксирован. Очевидно, подобным образом человек Древней Руси отличал в людской толпе «нарочитого мужа».
Выше «нарочитых» общинников стояла дружинная верхушка: князья и бояре.
В изначальные времена в славянских языках слово «князь» обозначало старейшин-родовладык. Такое значение сохранило это слово и в современном болгарском языке. О древнем употреблении этого термина напоминает и обычай, сохранявшийся в русских деревнях XIX в., – именовать жениха князем, а невесту княгиней: они готовились стать основателями нового родового отростка – семьи. Как главный человек в роду князь брал на себя и функции жреца, священного защитника своих родичей. В чешском и словацком языках слово «князь» до сих пор означает «священник».
Однако со временем основное значение существенно изменилось – князем стали называть боевого вождя, главу дружины, вокруг которого была организована вся военная сфера славянского племени. Пока восточнославянские племена были разобщены, княжеских родов было очень много. А вот сведений о них почти не сохранилось. Да и те, что сохранились, часто носят легендарный характер. Иногда известны только имена: Мезамир, Бравлин, Буривой, Гостомысл, Вадим Храбрый…
В IX в. монопольное право на княжеский титул утвердили за собой потомки варяжского князя Рюрика, севшего в Новгороде в 862 г. После этой даты на несколько столетий стать князем можно было только одним способом – родиться в роду Рюриковичей. Остальные княжеские роды постепенно были сведены на нет: наиболее сильные и крупные (древлянский князь Мал, полоцкий князь Рогволд) были уничтожены. Княжеские роды помельче отступились от своих прав и постепенно затерялись среди бояр, дружинников, а то и простых родовичей. Не исключено, что сейчас по улицам российских городов ходят сотни и тысячи людей, чьи корни восходят к тем племенным князьям, но родословия их давно забыты, следы утеряны. Так в истории случается, увы, нередко.
Генеалогии дорюриковых династий безвозвратно канули в Лету. Что, впрочем, справедливо: ведь князь должен прежде всего быть воином. Лучшим стал тот, кто победил остальных. Среди наших современников принято считать, что успех приходит к человеку в первую очередь благодаря личным качествам: труду, смелости, упорству. Наши средневековые предки прибавили бы к этому списку еще один пункт – магическую силу удачи, которая дается судьбой не столько даже конкретному человеку, сколько целому роду. Если князь принадлежит к удачливому роду, то можно рассчитывать, что часть его магической силы перейдет и на идущих за ним людей.
Князь в Древней Руси должен был исполнять три главные функции.
Во-первых, князь это военный вождь и защитник города от врагов. Если князь не справлялся с этой главной для него обязанностью, горожане могли собрать вече – собрание свободных мужей, и изгнать недостаточно смелого потомка Рюрика. Именно так произошло в 1068 г., когда Русь впервые подверглась массированному нашествию половцев. Русское войско потерпело поражение, кочевники принялись разорять земли, и тогда киевляне, растерявшие в первом сражении оружие и коней, обратились к своему князю Изяславу Ярославичу с предложением вооружить их из княжеских запасов и сразиться с врагом еще раз. Однако князь проявил малодушие и непонятную скупость – не дал. После чего едва не потерял всё свое княжение – раздраженные поражением люди киевские пришли на княжеский двор, и пришлось Изяславу бежать под крылышко тестя, польского короля Болеслава II.
Во-вторых, обязанность князя – «наряд», или, если говорить суконным языком современных юридических документов, – поддержание общественного порядка. За исполнением этой функции граждане (слово это, кстати, происходит от древнеславянского слова «горожане») следили также очень пристально. Ведь в изначальном «ряде», т. е. договоре с Рюриком, заключенном в условиях социальной нестабильности, именно эта часть «княжеского ремесла» интересовала приглашавших.
Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами»[60].
В-третьих, княжеская забота – суд судить. В рамках этой функции осуществлялась законодательная деятельность князей. Был создан великий памятник древнерусского права Русская правда, начало которой положил Ярослав Мудрый. Необходимость в писаном законе возникла потому, что жизнь по прежним укладам древних родовых обычаев стала невозможной. Племенная замкнутость нарушилась. В большом городе в судебной тяжбе могли сойтись смоленский кривич и киевский полянин. По законам которого племени судить? И кто будет вершить правосудие? Если судья окажется кривичем, то несдобровать полянину, если полянином – кривичу. В этой ситуации и нужен был князь, стоявший над всеми племенами, самим фактом своего рождения поставленный в справедливую нейтральную позицию.
Считалось, что род Рюриковичей коллективно владеет русской землей. Старший в роду по праву занимает место великого киевского князя. Дальше князья располагаются по городам в соответствии со своим положением в родовой иерархии – от степени старшинства зависело, какую землю они получат в управление. Следующей за Киевом по степени престижности были древняя столица – Новгород, где начинали свой княжеский путь Игорь, Владимир и Ярослав Мудрый. Несколько позднее в качестве последней ступеньки перед занятием высшего стола выдвинулись Переяславль и Чернигов, города, князья которых долго с переменным успехом соперничали за роль старейших.
Наследование было устроено по «лествичному» (т. е. «лестничному») принципу. Умершему князю наследовал не сын, а следующий по старшинству брат. Поэтому князья на долгое время не закреплялись в городах, а переезжали в течение жизни с места на место. Начиная карьеру в каком-нибудь маленьком городке, как князь Мстислав Мстиславович Удатный, – в Триполье, заканчивали в Галиче, Новгороде или, если повезет, в Киеве. Великий князь киевский не обладал неограниченной властью. К концу XII – началу XIII в. его роль стала во многом номинальной. Но авторитет высшего престола русской земли все-таки не давал покоя представителям разросшегося рода потомков варяжских князей. В борьбе за высшую честь они не жалели ни себя, ни свою дружину, ни людей.
Впрочем, не все. Были среди них мудрые правители, пытавшиеся бороться с набирающими обороты междоусобицами. Особая роль здесь принадлежала Владимиру Мономаху, князю Переяславскому, а с 1113 г. и Киевскому. Ему удавалось, пока был жив, сдерживать опасную для русской земли вражду. Дело его продолжил сын – Мстислав Великий. Но потом Русь снова погрузилась в пучину усобиц, которые и привели ее в конечном итоге к неспособности противостоять нашествию монголо-татар. По большому счету, XII–XIII вв. – это время последних русских князей, полностью соответствовавших древнему представлению о правильном вожде.
Наиболее древними чертами в понимании идеала князя является особое внимание к личным качествам, которыми он должен обладать. В отличие от современных представлений, согласно которым хороший руководитель не должен делать сам работу, а лишь правильно организовывать деятельность подчиненных, от древнерусского князя ждали личного участия во всех предприятиях. В битве он самолично предводительствует войску, увлекая его своим примером, выступая впереди всех на лихом коне. На войне хороший князь сам, не полагаясь на воевод, устраивает наряд сторожевой службы, а на охоте ловчий наряд, в церкви – наряд церковной службы. Дома он вникает во все мелочи организации хозяйства, не перепоручая заботу об этом ни тиуну, ни отроку. Сам творит суд, сам встречает гостей, сам проявляет удаль на охоте, сам говорит на иностранных языках. Он не может быть ни лентяем, ни засоней, ни обжорой. Таким представлен идеальный князь в «Поучении» Владимира Мономаха. Набор прекрасных личных качеств составляет его «личный капитал», обеспечивающий ему авторитет, сходный с авторитетом «старших мужчин» родовой эпохи. Чтобы его уважали, он должен сам много знать и уметь.