В первой части объектов повествования всего два – дед и репка. При этом события развиваются достаточно стремительно. Вот дед посадил репку – а вот она уже выросла. Событие показано в исторической динамике. Первая часть сказки охватывает период в несколько месяцев, а может, даже и полгода.
Вторая имеет совершенно иной характер. Течение времени в повествовании замедляется. Зато появляются новые персонажи. Мы узнаём, что дед женат. Его супруга – бабка, деятельно помогает ему по хозяйству и первой является на зов о помощи. Кроме того, мы узнаём, что вместе с дедом и бабкой живет внучка, что с неизбежностью свидетельствует о наличии у пожилой супружеской четы детей. Дети в повествовании не участвуют, но присутствуют в нем незримо. Во всяком случае, возьмись мы изучать историю семьи по этой сказке, детей бы мы учли обязательно.
В повествовании появляется Жучка. Единственный персонаж, названный в этой истории по имени. Почему для животного сделано такое исключение? Ни одному персонажу из людей или других животных такой чести не оказано. Это может служить материалом для самостоятельного историко-социологического исследования. Скорее всего, изначально в фольклорном варианте фигурировала не Жучка, а «сучка». Это слово рифмуется со словом «внучка» и хорошо вписывается в ритмический строй произведения. Но при попадании сказки из простонародной среды в более высокую по уровню образования общественную страту лексика ее стала восприниматься иначе. Как известно, слово «сука» или «сучка» может означать как вполне нейтральное понятие – самку животного подвида canis lupus familiaris, т. е. самку собаки, так и весьма экспрессивное ругательство. Понятно, что в сказке имеется в виду первое значение, но контаминация со вторым значением была неизбежна. Если бы внучка позвала не собачку, а кого-то, кого бы можно было назвать словом «сучка» во втором значении, мерное течение сказки приняло бы странный оборот. По счастью, среди эвфемизмов, обозначающих собаку, нашлось сходное по звучанию и количеству слогов слово – обычная собачья кличка «Жучка». Таким образом, сомнительное слово было заменено на понятное и при этом нейтральное.
Вслед за Жучкой появляются кошка и мышка. Таким образом, наш угол обзора значительно расширяется. Мы узнаём о новых объектах и о связи между ними. При этом бег по хронологической ленте резко замедляется, почти останавливается. Сколько прошло времени, пока дед сначала сам делал попытки вытянуть репку, а потом трудился над этим при помощи своих домочадцев? От силы пару часов. По сравнению с хронологической динамикой в первой части сказки это можно считать фактически остановкой.
Остановившись на ленте времени, исследователь делает широкий срез состояния общества, его культуры, на какой-нибудь один момент. Во-первых, это позволяет благодаря всестороннему, широкому сопоставлению единовременных событий и фактов вернее представить себе их взаимосвязь и истинное значение. Во-вторых, рождает некий эффект присутствия, «путешествия» в прошлое, наполненное живыми красками и образами.
Классический пример «тотальной истории» – фундаментальный труд французского историка Фернана Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II». Принцип тотальности Бродель реализует следующим образом. Он разделяет повествование на три тома. В первом томе рассматриваются «структуры большой длительности» – т. е. факторы, которые в течение столетия практически не меняются. Это географический рельеф, климатические условия, природная среда. Второй том – «структуры средней длительности»: социальная организация, экономика, торговые пути и рынки, производство и сбыт. Эти исторические факторы проявляют более живую динамику, но меняются все-таки не каждый день и год, а могут оставаться стабильными на протяжении десятилетий. И, наконец, третий том – это история в обычном смысле слова, т. е. история событийная: войны, договоры, смена монархов и пр. Однако, будучи изображена на фоне, заданном первыми двумя томами, она воспринимается уже совсем иначе: более глубоко и объемно.
Уже само по себе детальное рассмотрение природных условий Средиземноморья может дать колоритные детали, позволяющие по-новому взглянуть на привычный материал. Например, соседство высокогорных и низменных районов позволило развивать весьма экзотическую сферу экономики: торговлю снегом. Бродель пишет: «Кто не видел горных снегов, задержавшихся до середины лета и “освежающих взор”, как выражается один путешественник? Они мерцают своей белизной на вершине Муласена, тогда как Гранада умирает от жары у его подножия; они цепляются за высоты Тайгета над тропической равниной Спарты; они прячутся в ложбинах ливанских гор или в “ледяных погребах” Хреи. Вот откуда идет длинная история “снежной воды” в Средиземноморье, которой Саладин уже угощал Ричарда Львиное Сердце и которой принц Дон Карлос утолял свою смертельную жажду, томясь в заключении в мадридском дворце жарким июлем 1568 года. В Турции XVI века эта вода была доступна не только богатым. В Константинополе и в других местах, в сирийском Триполи например, путешественники отмечают наличие торговцев снежной водой, кусками льда, шербетами стоимостью в несколько мелких монет. Белой дю Ман сообщает нам, что снег из Бурсы привозили в Стамбул целыми фустами. Эту воду можно было купить в любое время года, рассказывает Бузбек; к его удивлению, янычары пили ее ежедневно, в Амазии, в Анатолии, в лагере турецкого войска. Торговля снегом была столь распространена, что в эксплуатацию “ледяных рудников” вмешивались даже паши: Мехмет Паша зарабатывал на ней, отмечают в 1578 году, до 80 000 цехинов в год»[159].
Впрочем, как отмечал А. Я. Гуревич, событийная линия у Броделя слабо связана с великолепно выписанным фоном. Синтетическая картина дана не в тексте французского историка, а создается в голове читающего.
Теория Броделя стала базой для разработки мир-системного подхода Иммануила Валлерстайна. Мир-системный подход – один из популярнейших способов осмысления современной мировой экономической и политической реальности. Суть его в том, что единицей социологического анализа должна быть не отдельно взятая страна, и даже не регион, а то, что Валлерстайн именует мир-системой. В древности этих мир-систем было несколько. Но теперь одна из них – система, центром которой являются развитые западные страны и Япония, заполонила собой весь мир. Причем произошло это уже довольно давно. Советский Союз хотя и противостоял в идеологическом и военном плане Западу, был тем не менее в экономическом смысле такой же частью этой системы, как и все другие страны мира. Сам Валлерстайн пишет об этом так: «Именно в логике такого понятийного аппарата мы оценивали историческое место Советского Союза. Мы категорически отвергали широко распространенное как внутри СССР, так и в остальном мире (и среди тех, кто сочувствовал советскому режиму, и среди его яростных противников) представление, что в мире после 1945 г. существовали две “мировые системы”, коммунистическая и капиталистическая. Мы настойчиво доказывали, что СССР всегда оставался частью и участником капиталистической мироэкономики и никогда не находился вне ее. Эта точка зрения не пользовалась популярностью ни с той, ни с другой стороны “железного занавеса”, и порой даже считалась смешной. Но она позволила нам предсказать, что раньше или позже стоящие у власти коммунистические режимы будут принуждены отказаться от некоторых форм своего “отклоняющегося” поведения и стать более похожими на режимы, существующие повсюду в миросистеме. Таким образом, события 1989–1991 гг. не явились чем-то неожиданным для приверженцев миросистемного анализа. Разумеется, мы не “предсказывали” деталей, но мы предвосхитили процесс в его общих чертах. Это позволяет нам сказать, что изменения 1989–1991 гг. при их несомненной значимости для жизни людей в бывшем советском блоке имеют далеко не столь фундаментальное значение, как полагают сегодня и в России, и за ее пределами»[160].
В общем и целом, теория Валлерстайна весьма пессимистично рисует будущее периферии современной мир-системы, если ничего кардинально не поменяется. Периферия вряд ли когда-нибудь сможет достичь уровня жизни тех стран, которые исторически смогли стать ее центром. Представление о том, что жители какого-нибудь Габона, Украины или даже России, если будут упорно работать и хорошо себя вести, рано или поздно достигнут уровня жизни развитых стран, – наивная иллюзия. Стадии общественного и культурного развития, уготованные каждой из стран, – не одни и те же. Россия не сможет повторить путь Англии, Украина не сможет повторить путь Польши, так как огромное значение имеет стартовая позиция. Великобритания вышла на верный капиталистический путь раньше других. Поэтому догнать ее нереально. Конечно, бывают исключения. Например, Япония. Из совершенно периферийной страны она превратилась в ведущую мировую державу, лидера экономического развития.
Впрочем, это исключение только уменьшает шансы на успех всех других стран мира. Ибо чем плотнее ядро, тем жестче конкуренция за место в кругу передовых держав. Конечно, русскому читателю интересней всего, как оцениваются шансы на успех нашей страны. На эту тему Валлерстайн высказался весьма подробно в предисловии к русскому изданию своего труда еще в 2001 г. Он писал:
Каковы, с точки зрения миросистемного анализа, основные проблемы, стоящие перед Россией при нашем движении в XXI век? Прежде всего это проблемы, которые мы могли бы назвать геополитическими. Кажется ясным, что основными соперниками в качестве центров будущего накопления капитала являются Соединенные Штаты Америки, Европейский Союз и Япония. Их сравнительная сила обсуждается в этих очерках. Также кажется ясным, что Россия и Китай являются двумя зонами, роль которых в следующие 30 лет наименее определена, причем причины в обоих случаях одни и те же. Это большие пространства с точки зрения территории и населения, чья потенциальная роль как производителей и потребителей является ключевой для возможности трех основных соперников реализовать собственные устремления. Как Китай, так и Россия обладают большими военными структурами, и обе страны законно обеспокоены своей способностью удержать целостность центрального правительства перед лицом