На мостике появился радист. Все вопросительно поглядели на него.
— За нами гонится «Хервег». Требует, чтобы мы легли в дрейф.
— Вы не ответили? — спросил командир.
— Нет.
— И не отвечайте. Мы уравняли скорости и даже, кажется, идем быстрей. Сколько на лаге?
— Семнадцать! — ответил Стива Бобрин.
— Для них, видимо, держать такую скорость труднее. Крейсер порядком потрепан, да и угля маловато. Идите, Герман Иванович. Опять вы с непокрытой головой.
Томительно тянулись минуты. Казалось, никогда не кончится этот серый, наполненный воем и грохотом день. Старший офицер вытащил часы.
— Еще час сорок минут… — прошептали его губы. И все поняли, что только через час сорок минут стемнеет.
Опять пришел Герман Иванович, так же без головного убора, и доложил:
— «Хервег» передает, что, если мы не ляжем в дрейф в течение десяти минут, он откроет огонь.
— Десять минут в нашем положении — не малый срок. Молчите по-прежнему. Пусть думает, что у нас испортился радиотелеграф, и это, возможно, даст нам еще несколько минут. Позовите артиллерийского офицера! — приказал он Бобрину.
Когда Новиков пришел и, козырнув, остановился, широко расставив ноги, чтобы не упасть на покатом и качающемся мостике, командир приказал:
— Орудия к бою! На выстрелы крейсера отвечайте огнем!
— Есть, отвечать огнем! — И добавил: — Понимаю!
— Выполняйте! Спасибо, что поняли. — Воин Андреевич повернул ручку машинного телеграфа: «Готовить машину».
Старший офицер одобрительно кивнул.
На западе тучи раздвинулись, алое закатное небо бросило багряные блики на кипящий океан. Дым из труб пиратского корабля взмыл столбом и понесся черным облаком.
Приближался шквал. Командир не отдал обычных распоряжений об уборке парусов, только приказал спуститься наблюдателю с бизани. Все на палубе замерли в ожидании встречи с вихрем. Как поведет себя «Орион»? Что станет с парусами? Дождевая степа и ветер ураганной силы положили «Орион» на борт, и казалось, что ему больше не стать на ровный киль. Матросы, согнувшись, сидели под наветренным бортом, с трудом удерживаясь, чтобы не скатиться по наклонной палубе. Не всем это удалось, и несколько матросов заскользили к противоположному борту, тщетно цепляясь за мокрый настил.
Клипер выдержал натиск. Шквал пролетел, сорвав и порвав в клочья почти все паруса с грот-мачты. По какому-то непонятному капризу бури паруса на фок- и бизань-мачте остались целыми. «Орион» значительно сбавил скорость. Да и ветер стал стихать. Зуйков опять полез на салинг бизани и, еще не добравшись до места, закричал:
— Всего, холеру, видать! Кладет его, как железное корыто! Стреляет из носовой! По нас бьет, сволочь!
Донесся глухой пушечный выстрел. Разрыв снаряда увидал только марсовый и передал, что упал кабельтовых в двух впереди и сильно влево.
— Немецкая точность, — сказал старший офицер, глядя на часы.
Новиков открыл частый ответный огонь из кормовой пушки. Еще несколько снарядов, выпущенных «Хервегом», легли значительно ближе к «Ориону». Неравный поединок продолжался. Для «Ориона» он теперь носил чисто символический характер, как ответ на предложение сдаться на милость победителя. И все-таки после каждого выстрела матросы, притихнув, жадно ловили слова корректировщика и думали: «Вдруг попадем в такое место, что от него только гайки посыплются».
«Хервег» заметно приближался. Тем временем матросы ставили на грот новые паруса. Стихнув было, ветер подул с прежней силой, вырывая из рук матросов парусину, не давая крепить ее к реям.
Командир и старший офицер молча посмотрели друг другу в глаза и без слов поняли, что каждый думает об одном и том же.
…Это было давно, они еще учились в младших классах Морского корпуса. Только пришла весть о геройской гибели «Варяга», и они поклялись всем классом никогда не сдаваться врагу, даже в безнадежном положении, во сколько бы раз силы ни превосходили их собственные. Гибель «Варяга» потрясла и очаровала их, наполнив души упоительным восторгом. И многие из их однокашников уже сдержали клятву на Балтике и Черном море, и вот теперь настал их черед.
Командир приказал вахтенному матросу Трушину:
— Артиллерийского офицера ко мне! Расчет пусть ведет огонь.
— Есть! — Трушин повторил приказание и кинулся его выполнять.
С равными промежутками била кормовая пушка, «Хервег» не отвечал, неумолимо приближаясь к «Ориону».
Артиллерийский офицер, выслушав приказание, полез во внутренний карман кителя и вытащил связку ключей от артиллерийского погреба. Подавая ключи, он сказал, побледнев:
— Я могу справиться лучше. Поверьте, я все понимаю и также считаю своим долгом, как русский офицер.
— Вы изменили взгляды?
— Нет!
— Тогда что же?
— Дело касается чести Российского флота! Я готов умереть вместе со всеми, взорвав клипер!
— Благодарю, Юрий Степанович! По правде — не ожидал. Тем дороже. О смерти говорить еще рано. Вы пока подготовьте все что следует на крайний случай.
— Есть!
— Идите вместе с Николаем Павлычем и матросами. — Он передал ключи старшему офицеру.
Матросы с неимоверными трудностями, обрывая ногти, захватывая кромки парусов зубами, поставили наконец нижние и верхние марсели, и все же «Орион» почти не прибавил хода, так как ветер стал дуть порывами. Скорость клипера упала до восьми узлов, а крейсер, чадя из своих труб, подходил все ближе. До пего оставалось не более четырех миль. С марсовой площадки было видно, как «Хервег», окутанный дымом, сильно брал на палубу воду, иногда его закрывали высокие валил, и казалось, что он утонул, но через секунду — другую выбирался из водяной долины, неумолимо приближаясь к «Ориону».
Орудийный расчет на корме «Ориона» продолжал стрелять, и несколько снарядов, как радостно сообщил корректировщик, взорвались на палубе крейсера. «Хервег» не отвечал.
Старший офицер с Новиковым и матросами Громовым и Трушиным спустились в погреб и, подготовив снаряды к взрыву, перешли в кормовой трюм, где находилось около двух тысяч снарядов среднего калибра. Новиков со знанием дела закладывал толовые шашки между ящиками и подсоединял к ним запалы.
— Вот и все, — сказал он. — Тяните, ребята, провода на мостик. Пусть командир своей рукой отправит всех нас кого к богу в рай, а кого на Великий корабль, некоторых же в преисподнюю.
— Так и всех? — спросил Трушин. Они остановились возле трапа, выжидая, когда выровняется клипер.
— Нет, желающие могут сесть в шлюпки. Наш командир добрый человек.
— Да, зря не даст погибнуть, — сказал Громов. — Все же кому-то придется…
— Страшно? — спросил Новиков.
— Не скажу, чтобы с радостью. Другие были планы, да ничего не поделать. Наша вахта с Романом. Придется до конца на мостике. Ну а вам можно и в шлюпку.
— Нет, я остаюсь.
— Зачем зря голову класть?
— Как знать… Для меня это неплохой выход. Ну, Трушин, давай, пошел наверх!
— Сейчас. Ну и кладет…
Трушин, ступив на трап, остановился и сказал:
— Мне вот совсем не страшно, потому, кажется, что ничего этого не может случиться. Больно нелепо как-то…
Они поднимались по трапу, задерживаясь, когда корабль сильно клало на борт. Впереди поднимался Новиков, за ним матросы, замыкающим — старший офицер.
Капитан-лейтенант Никитин усилием воли отогнал мысли о недалекой смерти, а старался все силы сосредоточить на выполнении долга в том его высшем проявлении, как он его всегда понимал. Сейчас ему казалось, и он внушал себе, что вся его жизнь была для того, чтобы погибнуть и погубить вражеский корабль. Они подойдут к его борту, столкнутся с ним, и в этот миг командир взорвет клипер. И все… Конец всему… Трюм со снарядами находится под мостиком. Они даже не почувствуют боли…
Заметно стемнело. «Хервег» теперь смутно виднелся за кормой. Командир приказал прекратить огонь. «Орион» шел почти с прежним количеством парусов.
— На лаге? — спросил командир.
— Пятнадцать узлов! — ответил Трушин.
— Прекрасно!
— Надо продержаться еще двадцать минут, пока совсем стемнеет. — Старший офицер посмотрел на часы. — Даже пятнадцать. И неплохо бы небольшой шквал.
— Если самый небольшой, — ответил командир, — и без особых потерь. Матросы измучились. Какая отвага! Доблесть! Я бы никогда не поверил, если бы мне сказали, что при такой погоде можно поставить сорванные паруса, и всего за каких-то сорок минут.
— За тридцать пять, — поправил старший офицер.
Оба подумали: «Обойдется! уйдем!» — но никто, вслух не стал загадывать.
Барон фон Гиллер стоял на палубе возле мостика, с недоумением наблюдая за всем, что происходит на палубе, переходя от надежды к отчаянию. Он не понимал, чем руководствовался командир, бросая вызов во сто крат сильнейшему противнику, зачем это состязание в скорости, артиллерийская дуэль? У него не было сомнений, что «Хервег» догонит клипер и захватит его без всяких условий, в то время как русские могли бы выторговать приемлемые условия для сдачи в плен. При этой мысли барон усмехался, будучи уверенным, что ни одно из условий капитан крейсера — Рюккерт не выполнит. Он саркастически щурил глаза, наблюдая за работой матросов на грот-мачте, уверенный, что, пока они там возятся, «Хервег» подойдет к борту «Ориона».
Крейсер не подходил. Сорванные шквалом паруса заменили новыми, и барон фон Гиллер до боли сжал кулаки: клипер пошел быстрее. Новая надежда — стих ветер. И совсем уже невероятное — они подготовили клипер к взрыву! Он пытался остановить Новикова, когда тот спустился с мостика и быстро пошел к трапу, ведущему в, жилую палубу. Новиков прошел, не оборачиваясь и не проронив ни звука.
— Что уставились? — спросил Новиков, возвращаясь. — Советую и вам подготовиться к переселению на Великий корабль.
— Сумасшедший. Сейчас же перережьте провода! Мы на пороге свободы! Не медлите! Или я сам.
— Вас сбросят за борт раньше времени, и только. Приготовьтесь. Вы верующий, побеседуйте с богом, покайтесь в грехах. Или можете исповедаться у отца Исидора. Он сейчас тем и занят в матросском кубрике.