- С кем познакомишь? - нахохлился Томми, вжав голову в плечи, ссутулился.
- С Тиллом У. - уверенно ответил я.
- Слава Богу, никто тебя не слышит!
- Почему? Он кто - человек или дух святой?
- Послушай, Владислав, - Томми посерьезнел, говорил медленно, задумываясь перед каждым словом, - и вспомни, как ты весь этот год орал на нас, когда мы при тебе включали музыкальный канал, так?
- Так, - согласился я.
- Ты затыкал уши и топал ногами, когда при тебе произносили слово "континуум", будь то название группы или математический термин...
- ... описывающий совокупность всех точек отрезка на прямой или всех точек прямой, так?
- Так, - дернулся-кивнул Томми...
- Продолжай, - улыбнулся я и невинно заморгал, как школьница, попавшая в лапы старшеклассника.
- Опять ты меня сбил с мысли! - Томми всплеснул руками.
- Так точно! - я выпрямил спину и отсалютовал. - Ваше приказание выполнено, сержант Сандберг!
- Идиот... - констатировал Томми.
- Так точно, сержант Сандберг, рядовой Идя Оут по Вашему приказанию прибыл для получения именного наказания!
- Влад, - попросил Томми, - заткнись, хоть на минуту. Я кивнул. Он прав, наш толстячок Томми, пора успокоиться.
- Ты остановился на "Континууме", - напомнил я.
- Вспомни, Влад, как ты увиливал от разговоров, как отказывался отвечать даже на самые невинные вопросы о своих рок-друзьях, так?
- Так, - согласился я, - но что может рассказать простой журналист о лучшей рок-группе года?
- Согласен: ничего, - кивнул Томми. - Вот и я промолчу. Ни слова от меня не услышишь. Кроме одного - Тилла У. больше нет с нами, все. Он среди нас, но не с нами.
- Он умер, но музыка осталась? - спросил я, откидываясь в кресле. Томми не ответил, он закрыл глаза, делая вид, что заснул. Ладно, толстячок, спи." Как там сказала Добрая Фея? "Живая музыка"? Что-то ребята придумали, только что именно? И кто этот мифический Тилл У.?
Спи, Влад, прилетишь - разберешься.
"... голова вспухла от неудержимой телефонной дроби, выдернувшей на край постели. Мягкий гостиничный провал поролона изувечил тело, но оно не смирилось с роскошью дорогих сновидений. Мозг хорошо помнил - сюрпризы ледяной пустыни непредсказуемы..."
- Ну, - хрюкнул я, выжидая. Обострять и усложнять - монополия начальства.
- Алло, Владислав В? Извините за столь ранний звонок, но к вам гость, - промурлыкал в трубке мягкий, заспанный, главное - женский голос. Я облегченно вздохнул - никто не заставит одеваться и вылезать на пятидесятиградусный мороз.
- Это Вейн, - объяснил я, протирая глаза, - пропустите его.
- Он уже поднимается к вам, - мягкое полусонное существо зевнуло и спросило, - завтрак?
- Спасибо, только кофе: побольше и покрепче. А на сладкое, так можете к нам присоединиться...
- Я на службе, - еще раз зевнула трубка и добавила, - десять минут продержитесь?
- Ха! Десять! Продержимся и одиннадцать! Но после двенадцатой нам станет худо, и мы начнем выть, примерно так: "Уа-ууу!" И поднимем на ноги всех ваших постояльцев.
- Профессионал! - восхитилась хранительница ключей. - Воете, как привидение из заброшенного средневекового замка. Проблем с трудоустройством не испытываете? Могу посодействовать.
- Я невероятно дорого оцениваю свой талант... Да-да, примерно в эту кругленькую сумму. Плюс пять миллионов сверху. Кстати, так почем нынче привидения?
- Хо, вы не в курсе? Аа-а, просто морочите мне голову? после чего мы еще раз обсудили оптовые и розничные цены, экспортно-импортные модификации с моторчиками...
- Хорошо-хорошо, уговорили. Забегу взглянуть на чудо природы, - согласилась ключница. - И принесу кофейник.
Вейн ввалился в номер одновременно с девушкой. Мои утренние гости отказались от кофе, я единолично переместил содержимое кофейника в желудок. Удовольствия не получил, но нужного эффекта добился. Вейн натужно молчал. Ключница наслаждалась зрелищем, а я кофеином, добравшимся до мозга. По просьбе черноволосой, коротко подстриженной девушки в малиновом свитере и джинсах, я пару раз завывал, под немое осуждение Вейна. Он - Молчун - молчал, как и следовало, а с ключницей мы сговорились встретиться вечером, после ее дежурства.
- Не надоело валять дурака? - спросил Вейн, когда мы вышли из номера. Я никак не мог попасть ключом в скважину лампы.
- Нет, - огрызнулся я, - и чего вы все меня пытаетесь учить? Помнишь Портоса? Так и я - валяю дурака, только потому, что валяю дурака. Коли не дурачиться - повыть, поржать, полаять - можно свихнуться. А я не хочу сходить с ума, как все остальные. Разве ты не видишь, сколько вокруг шизиков? К тому же, с дурака спроса меньше. "Что-с-него-взять?". И еще: "Дуракам-закон-неписан".
- Прекрати, - скривился Молчун, вталкивая меня в лифт. Мы опустились вниз, до уровня холла: стекло, ковры, ножки. Диванов, столов, стульев, девочек.
- Послушай! - я остановился. - И посмотри вокруг: как их тут преступно много!
- Кого? - не понял Вейн.
- Ну, этих, в платьях, - обрадованно воскликнул я.
- Их всегда много, а иногда - слишком много.
- Разве бывает - слишком? - удивился я, вспоминая мужской коллектив АМС-4.
- Бывает, - ответил Вейн, - сам сказал "преступно много", - ухватил меня за рукав и потащил к выходу.
- Радостная весть, - улыбнулся я, - не тащи, сам пойду.
- Хромого могила исправит, - Вейн махнул на меня рукой. И в прямом и в переносном смысле.
- Правильно, - вырвался я и побежал к двери.
Я вел серебристый "Медиум" Вейна так, как будто писал очередную статью для газеты. Писал, заранее зная, что и она не пройдет. Как и все предыдущие. Мысленно я видел, как на ровном белом поле листа, слева от напечатанного текста, появляется карандашная надпись: "Вычурность, красивость - одно из зол Вашего стиля". С редактором не спорят.
А я не могу писать иначе: будь то статья или запись в дневнике. Мне тесно в рамках строгих литературных ограничений.
Поэтому: "... машина тупорыло петляла, утрамбовывая и без того плотные ватные тампоны тумана, набившиеся в узкие щели меж домов. Солнце, перепутав день и ночь, опорожнило дрожащие надежды утренних мечтателей - они уже не смогут окунуться в одобрительное поблескивание его лучей. Фонари, бледными немощными пятнами, как знаки дороги "наезды-настолбы-запрещены", съежившись, охраняли самих себя. Очередной поворот выбросил машину на набережную. С моря налетел ветер, протиснулся сквозь крохотные щели, наполнил салон густым тинным выхлопом..."
Я закашлялся, автоматически вжавшись в тормоз. "... рядом сидел Вейн, привалившись к дверце, на правый коть: левая рука изредка - лениво приподнималась, указычая, где-когда-куда поворачивать. Черный блестящий ремень" подпоясывал темно-синий комбинезон - униформу "Континуума" и его фэнов - безнадежно пытаясь затянуть животик, приурочить его исчезновение ко Дню Гармонии, к Юбилею Единения Тела,и Духа..."
- Прочитал? - спросил Вейн-Молчун, как умел только он, не разжимая губ.
- Чи-то? - переспросил я, отлично понимая "о-чем-он".
- Книгу Его Стихов, - спокойно ответил Вейн: год назад он заводился с пол-оборота, так не любил повторять и пояснять. Но сегодня он не только пояснил, но еще и добавил: - Притормози.
"... машина прижалась к поребрику, мраморная целостность набережной обрывалась лестницей, стекающей к пляжу. Мотор, выплюнув остатки перегара, затих..."
- Нет, - признался я, - не прочитал.
Вейн ничего не сказал, а я, как нашкодивший юнец перед блюстителем порядка, начал оправдываться:
- Возле трапа меня перехватил Боб и отвез в гостиницу. Мы решили, что наша встреча - прекрасный повод помянуть Старые Добрые Времена. Ты не станешь возражать?
- Не стану. Но меня он разбудил ровно в пять, когда ты еще дрых без задних ног.
- Я всегда дрыхну без задних ног. Я их отстегиваю и прячу под шкаф. Кроме того, вчера я постарался за двоих. Ты же знаешь, какими ветрами меня занесло, - объяснил я, "панорамным взглядом охватывая годичное пребывание на АМС-4".
- Там не поминают Старые Добрые Времена?
- Единственный застольный праздник - Рождество. Все остальные - безалкогольные.
- Вот ты вчера и дорвался. Да еще, наверное...
- Еще - не было.
Вейн хмыкнул - "так-мол-я-тебе-и-поверю" - и протянул книгу: - Читать способен?
- Спрашиваешь?.. - обиделся я и несколько раз просигналил.
"... разбуженные чайки, недовольно гикая, снялись с питательных точек, "взмыли в воздух и растворились в туманных раскатах печального рассвета..."
- Помнится, машины ты водишь даже в беспамятстве, - парировал Вейн и выдавил из себя еще один хмык.
- Она? - удивился я, принимая книгу из его рук, ощущая тяжесть бумаги в зеленом супере.
- Да. Книга Его Стихов.
- Странно. Вчера она выглядела как покетбук, а не как подарочное издание.
- Прямо из типографии? - спросил я.
- Почему из типографии?
- Ну... Боб ничего не говорил о переиздании Книги.
- Переиздания не было. Книгу Его Стихов издали один раз.
Спорить с Вейном, как и расспрашивать его я не стал. Осторожно раскрыв Книгу, разъединил склеившиеся страницы, заглянул внутрь...
- Это что, нелинованная записная книжка?
Вейн с тоской посмотрел на меня, неопохмелившегося идиота, выхватил Книгу, раскрыл, протянул. Я прочитал вслух:
"Легкий взмах руки, румянец на щеках.
Нежное движенье, первой боли страх.
Томные глаза, дрожащие ресницы.
Легкий взмах крыла, страданья дикой птицы.
Поцелуи, пламенные руки.
Бархатные пальцы, фортепьяно звуки.
Шорохи парчи, зашторенные окна..."
Я замолчал, задумался. Что это? Стихи или набор слов для пения внутрь себя? Под рожок, флейту и африканский барабан, обтянутый бесплатной белой еврокожей.
Я повернулся к Вейну, но вопрос так и не задал. Молчун сидел тихо и блаженно улыбался, я смотрел на него, вспоминая...