Я не стал ей говорить, что клирикам, в общем-то вовсе не запрещено проявлять эмоции. Что они сами выбрали такую манеру поведения, чтобы особо горячие головы остывали при виде их морд ледяных. Особенно, это женщин касалось. Клирики-то не монахи, обет безбрачия не дают. А с женщинами никогда просто не бывает.
— Петя, я всё равно так рада, что ты будешь со мной, — Наташа порывисто меня обняла. — Хоть ты и практически прямо сказал, что, если бы тебе предложили остаться, то почти сто процентов остался бы в монастыре, я всё равно рада.
Вообще-то, я такого не говорил. Немного отстранившись, посмотрел на сестру. Я понимаю ее опасения, но мне казалось, что она много, о чем не договаривает. Когда тебя твое неопределенное будущее беспокоит, то ты не встаешь еще до рассвета, чтобы прогуляться, как бы тебя взаперти не держали. Может, я себя конечно накручиваю без причины. Но, поживем-увидим, как говорится. Если уж о сестрице своей всякие дурные мысли думать, то так вообще свихнуться можно. Как жить, если никому веры не будет.
— Ого, какой ты твёрдый. — Наконец, отлипла она от меня, не удержавшись, проведя рукой по груди и обнаженным плечам.
— Да, уж, — я внезапно засмущался. Всё-таки сестра она моя. Да и после Лизки я не могу с полной уверенностью говорить, что грешные мысли мою бедовую голову не посещают. Замуж пора Натаху выдавать. Или хотя бы невестой чьей-нибудь делать…
Так, опять мои мысли стараются увести меня на накатанную колею. Я не император больше. И надеюсь, что не стану им никогда. К тому же, Пётр Алексеевич жив пока, вот пусть у него голова насчёт внуков и болит.
Мне бы с безумным двойником разобраться, да жить потом полноценной беззаботной жизнью. Какой тот же Карамзин жил. Учиться, с девчонками встречаться. Среди некромантов очень хорошенькие учатся. А что, будем свидания устраивать на кладбище. Романтика, чёрт подери.
— Ладно, Наташа, тренироваться мне надо, а то и правда замёрзну, — я улыбнулся и собирался уже снова побежать по дорожке, но она меня остановила.
— И всё-таки, почему ты в ботиках? В них же неудобно бегать, они тяжелые, жуть просто, — сестра указала на мои ноги.
— Так ведь во время прорыва нет времени искать удобную обувь. Та что первая под руку попадается, ту и надеваешь. А первой обычно та попадается, которую каждый день носишь. Вот в ней и нужно тренироваться. А то, какой из тебя боец, ежели ты в ботинках этих ничего сделать по уму не сможешь, потому что к тяжести их не привык? — ответил я, прищурившись, глядя, как в нашу сторону направляется взлохмаченный Волков.
— Вы чего так рано вскочили? — хмуро спросил он, пытаясь рукой пригладить встопорщенные волосы, но только ещё больше их взлохмачивая.
— Я-то всегда так рано встаю, и то, можно сказать, что залежался сегодня. Так подушке мягкой обрадовался, что время сну потерял. А вот ты никогда не утруждал себя проблемой встать пораньше, — я потер плечи. — Так, я с вами мёрзнуть уже начал.
И побежал по дорожке, постепенно наращивая скорость. После сделал упражнения на растяжку, разогрел мышцы, да связки размял и вернулся к тому месту, где оставил оборотня. Солнце уже взошло, и опасность замёрзнуть миновала. Так что я не спешил домой, а сел на лавку рядом с Петькой. Наташа ушла в дом. Она Волкова недолюбливала, и, надо сказать, он отвечал ей взаимностью.
— Что вас мир не берёт? — спросил я у Петьки, который жмурился, подставляя солнцу загорелое лицо. Надо же, вроде рыжий, а загар ровно ложится, и не обгорает же.
— Да, я свою Натаху не переваривал. Дрянь заносчивая она, потому что. — Пояснил Петька. — И дружков всегда себе под стать выбирала. Все как один — козлы надменные. И всем нужно было Петеньку чему-то поучить. Твари, ненавижу.
— Не все двойники в иных мирах одинаковые, — покачал я головой, обдумывая его слова.
— Я прекрасно это вижу на своем собственном примере, можешь мне поверить, — поморщился он, после чего задумчиво на меня посмотрел. — Эта-то вроде бы и ничего плохого мне не делала, а осадочек всё равно остался.
— Я вот что спросить хотел, ты обучаться будешь в Академии? Или всё по вдовушкам больше промышлять? — закинув руки за голову я потянулся, разгоняя начавшую застаиваться кровь.
— А ты знаешь, пожалуй, буду. — Петька зевнул. — Это должно быть забавно. Да и цыпочек хорошеньких в этой ремесленной Академии должно быть в избытке. Есть, где развернуться.
— Ты смотри, как бы тебе за цыпочек бока не намяли, — предупредил я этого соблазнителя доморощенного. — Меня может рядом не оказаться в самый тот момент, когда твой хвост облезлый нужно будет вытаскивать из передряги.
— Да уж сам, поди, справлюсь, — небрежно предположил Волков. — В крайнем случае убегу, — махнул он рукой.
— Ты, убежишь? Мне жаль тебя огорчать, но, Петька, признайся уже сам себе, что ты себя переоцениваешь, — я расхохотался.
Смеялся я долго, искренне наслаждаясь этим смехом. Правы были наставники, не стать мне истинным клириком. Как же мне этого, оказывается, не хватало. И хоть клирики не такие отмороженные, как о них думали многие, но большинство чувств они привыкли держать на привязи, не демонстрируя окружающим, какие на самом деле страсти кипят у них в душе.
— Интересно, что такого смешного я сейчас сказал? — насупился оборотень. — Ты мне, Романов, поведай, не стесняйся. Я, может быть, тоже посмеяться хочу.
— Петя, ты и бегать — два взаимоисключающих понятия. — Я поднял палец вверх. — Если ты действительно хочешь отбиться от обиженных в лучших чувствах ухажеров, чьих девушек ты уже планируешь уводить и соблазнять, необязательно в такой последовательности, то тебе лучше начинать заниматься со мной. Хотя бы бегать начни. А то с таким пузом ты далеко не убежишь.
— Да какое у меня пузо? — возмущенно заорал оборотень. Вскочив с лавки, он провел рукой по плоскому животу. Вот правда, столько жрать, как он, и не толстеть — это уметь надо. Скорее всего, метаболизм оборотня особый, не иначе. — Где ты у меня пузо увидел?
— Ты пока до сюда дошёл, восемь раз чуть не помер. А сколько раз мы останавливались, чтобы ты дух перевёл? Ты же как одышливый старикашка, через каждые сто метров останавливался и стенать начинал, — напомнил я ему.
— Ты не понимаешь, это другое, — он гордо вскинул голову. — Я спринтер. И долгие дистанции предпочитаю проезжать с комфортом и не на своих двоих. Так что стартануть и в окно — это самое моё!
— У меня тогда сразу вопрос образовался, — я задумчиво смотрел на него. — А в постели ты тоже так говоришь, что ты спринтер и вообще, чем короче дистанция, тем лучше? Ну, тогда я за тебя спокоен. Девушки, они же сплетничать любят, особенно на подобные темы. Так что тебе достаточно будет одну, самую непривередливую в уголок укромный затащить, чтобы остальных отвадить. — Я усмехнулся, глядя на его грозно нахмуренные брови. — Ты подумай об этом, Петя. Стоит ли позориться? Кстати, ты выспался?
— Представь себе, да, выспался, — оборотень продолжал сверлить меня сердитым взглядом. — А что, ты не оставил свою затею тащиться к мега опасному объекту, чтобы… что? Что, Петруха, ты там хочешь увидеть?
— Не знаю, — я задумчиво посмотрел в ту сторону, где, предположительно располагалась пещера с артефактом. — Просто я почему-то уверен, что это важно. Именно там всё началось и там всё в итоге закончится. Надо же знать хотя бы место, чтобы не блуждать, когда придёт время. Да на сам артефакт не мешает взглянуть.
— Ну, пойдём, взглянем. Признаться, ты меня своей паранойей здорово заводишь, особенно по утрам. — Петька потянулся.
— Тогда в душ, завтракать и собираться. Нужно ещё с командиром отряда, который дед мне выделил познакомиться. А потом в путь. Чем быстрее здесь закончим, тем быстрее на море попадем.
Оборотня долго уговаривать не пришлось. Видимо, сама мысль о море дала ему сил, и он взял довольно резвый старт, направляясь к дому, насвистывая что-то бодрое себе под нос. Интересно, что их всех все-таки вынесло в такую рань из дома.
Я еще немного постоял, глядя на рассвет. Как бы не звучала со стороны моя речь, но я не хочу на море. Я его боюсь. Всегда боялся. Может быть, потому дедово детище — флот Российский почти угробил. Но, с другой стороны, теперь точно знаю, что любой страх нужно уметь в себе побороть. Так что начнём, пожалуй, как раз с моря.
Покачав головой, я уже собирался двинуться с места, как меня отвлек едва ощутимый толчок под ногами. Он был настолько незначимый, что я уже начал думать о том, не померещилось ли мне это. Но едва заметная рябь, прошедшая по земле, повторилась, а птицы, сидевшие на верхушке ухоженных деревьев, с испуганным щебетом взлетели вверх и полетели подальше от опасности. Напрягшись, я чисто рефлекторно потянул руку за кинжалом, который постоянно висел в ножнах, но рука схватила лишь пустоту. Выйдя на пробежку, я не удосужился взять с собой оружие. Только вышел за стены монастыря, так тут же начал все навыки терять. Стыдно должно быть тебе, Петр, ох как стыдно.
Я несколько раз крутанулся вокруг свой оси, внимательно осматривая окрестности. После встревоженного птичьего щебета на приусадебную территорию словно навалилась подозрительная абсолютная тишина. Набежавшие тучи, закрыли еще только начавшее вставать солнце, от чего стало зябко и довольно неуютно.
Присев на корточки, я прикоснулся рукой к влажной траве, стараясь понять откуда идет эта дрожь, потому что ничего странного и подозрительного я так и не увидел, собственно, как и не услышал. Эта вибрация, которую можно было почувствовать только если акцентировать внимание, словно удалялась, а толчки, которые ее вызывали шли прямо от того места, куда я пристально смотрел.
Впереди находилась какая-та небольшая парковая зона, судя по живому забору из невысоких кустарников, которые загораживали обзор. Никакой тропы не было, поэтому я, тихо ступая и стараясь идти совершенно бесшумно, направился к этой еще зеленой изгороди. Внезапно появившиеся звуки набатом ударили по ушам. Еще буквально несколько секунд стояла звенящая тишина, как сейчас все вокруг начало окружать меня обычными звуками, которые обычно по утрам доносятся снаружи от поместья: голоса слуг, девичий смех, шаги и беготня.