– Пока можешь оплакать чужеземца. Но скоро ты его забудешь и научишься любить другого.
На секунду ей видится Тантал. Он стоит на террасе, так близко, что она почти чувствует, как бьется его сердце. Он глядит на нее, и от его взгляда идет такой жар, что не сравнится с самым теплым покрывалом в холодную зиму, и произносит слова об Адонисе, возлюбленном Артемиды: Юноша умирает, но любовь богини к нему живет. Это – напоминание о красоте и стойкости во времена напастей.
– Я не забуду, – глядя ему в глаза, отвечает Клитемнестра.
Ближе к ночи ее зовут в купальни. За ней и Еленой приходят двое слуг: они приказывают Елене возвращаться к мужу и уводят Клитемнестру. Елена удаляется в сторону гостевых покоев, в ее глазах, как разбушевавшийся пожар, горит ненависть. Клитемнестра цепляется за нее, чувствует ее тепло, входя в купальню.
У расписной глиняной ванны стоит жрица, ее худая фигура отражается в воде. Длинные волосы струятся по спине, точно плотная накидка, веки подведены черным. Завидев ее, илоты пятятся и убегают прочь. В глазах жрицы мелькает удовлетворение, и Клитемнестра на секунду задумывается, каково это – жить так, когда тебя избегают и сторонятся, как отравленного клинка.
Одинокий факел проливает на пол свет, Клитемнестра делает шаг вперед, снимает хитон и забирается в ванну. Короткие пряди липнут к лицу, она приглаживает их назад. В комнате пахнет фруктами, от этого запаха ее начинает тошнить. А может, всё дело в том, как жрица смотрит на нее, словно разделывает мертвое животное.
– Ты сгораешь от гнева на своего отца.
Клитемнестра прикусывает язык. Она испытывает не гнев. Ее переполняет ненависть, жестокая и неумолимая, впивается когтями в ее сердце.
Жрица склоняет голову набок, словно прислушиваясь к ее мыслям.
– Его ослепила власть, как часто бывает с мужами. Он заключил союз, чтобы укрепить положение Спарты.
И разрушил свою семью.
Жрица подается вперед и хватает Клитемнестру за руку. Груди у нее белые и острые, как ракушки, а кожа на ощупь напоминает рыбью чешую.
– Ты теперь женщина. Боги дали тебе познать вкус настоящего горя. Они показали тебе, что значит потеря. В этом заключается их божественный долг. Иначе ты забудешь, что смертна.
– Твои боги жестоки, – выдавливает Клитемнестра.
Жрица отпускает ее руку и трясет головой. Ее волосы мягко раскачиваются, как водоросли под водой.
– Рано или поздно смерть приходит ко всем нам. Забывая о ней, мы превращаемся в глупцов. – Она смотрит в окно на черный небесный свод, где мерцают звезды. – Я помню, как тебя в первый раз выпороли. Ты не подчинилась приказу царя и спряталась в храме.
Клитемнестра тоже помнила. Холод пола, красноту колонны под ее руками. Жрица нашла ее и за волосы выволокла на алтарь на глазах у ее братьев.
– Ты была напугана, как и все, но не показала этого. Ты хотела разозлить меня, доказать что-то своей матери, хотела, чтобы отец тобой гордился.
Это правда. Она так сильно прикусила язык, что чуть его не лишилась, и не сводила глаз со сморщенного листа, который кружил ветер.
– Ты сильная женщина. Если тебе что-то противостоит, ты борешься, – говорит жрица. – Единственное, что ты не можешь одолеть, это смерть. Чем быстрее ты это усвоишь, тем лучше.
Клитемнестра откидывается на край ванны. Жрица встает, слабый свет размывает ее черты. Она уходит, ее шаги постепенно стихают. Клитемнестра еще долго сидит в ванне, вода остывает, а слова жрицы всё крутятся у нее в голове.
В ту ночь, отмывшись и умастившись ароматными маслами, Клитемнестра выходит из гинецея и темными коридорами идет ко главному входу. Она выходит в прохладную ночь и босиком спешит по узкой тропинке, спускающейся по холму к реке. В гостевых покоях горят несколько факелов, – она видит их тусклый, мерцающий свет в окнах. Она бежит к Евроту, ощущая ступнями каждый камешек, каждый цветок, – тихо, чтобы не потревожить лошадей в конюшнях и не разбудить деревенских собак. Долина внизу усыпана полевыми цветами, в ночной темноте, освещаемые светом звезд, они сияют, как драгоценные камни.
На правом берегу Еврота, между скалами и зарослями сорной травы прокопан коридор, выложенный крупными квадратными камнями. В конце коридора подобно пустой глазнице зияет дверь в обрамлении двух колонн, выкрашенных в зеленый цвет. Толос, гробница, куда помещают прах царских особ, построенная так, что сложенные друг на друга камни образуют внутри купол. Клитемнестра нерешительно делает несколько шагов ко входу, а затем, подобрав хитон, из темноты ночи вступает в черноту гробницы. Она не бывала здесь очень давно, со смерти своей бабки. Внутри темно и тесно, воздух пропитан сыростью и скорбью. Гробница похожа на улей: золотые чаши и драгоценности заполняют пространство между урнами с прахом. Ее муж и ребенок здесь, она чувствует их присутствие.
Она опускается на колени. В полной тишине ей почти слышен легкий шелест, словно мертвые внутри дышат. Обхватив себя руками, она прижимается лбом к земле и плачет.
Свадьбу она помнит плохо. Мир вокруг – мутный, бесформенный, словно она неупокоенный дух, немой и невидимый, обреченный скитаться по миру живых. Единственное, что кажется подлинным, – прикосновение сестры. Перед тем как выйти с ней из комнаты, Елена сказала: «Ты такая сильная». Клитемнестра так и не поняла, кого она пыталась в этом убедить: ее или саму себя.
Когда церемония окончилась и в большом зале начался прием, все вокруг принялись пить и вести беседы, а она ела молча. Она их всех презирала.
Тиндарей поднял чашу и громогласно произнес: «За Атридов! И за жен Атридов!»
Клитемнестра швырнула свою чашу об стену. Когда слуга поспешил вытереть пролитое вино, она встала. Все замерли и молча уставились на нее.
Она посмотрела в глаза своему отцу и сказала: «Однажды ты умрешь, и я не стану тебя оплакивать. Я буду смотреть, как огонь пожирает твое тело, и возрадуюсь».
Затем она покинула зал и быстрым шагом пошла по холодным коридорам дворца, но прежде заметила, как от ее слов скривились в улыбке губы Агамемнона.
14. Микены
В свое последнее утро в Спарте Клитемнестра просыпается в одиночестве. Горные вершины окутаны светящейся на солнце дымкой, в то время как залитая светом долина видна в мельчайших деталях. Большинство илотов уже работают – косят траву, сгорбив спины так, что их силуэты в форме полумесяцев напоминают косы, которыми они орудуют. Виноградные лозы, плетущиеся по стенам домов, начинают цвести, а за полями, у подножия гор, лужайки покрываются желтой и фиолетовой рябью.
От внезапного стука в дверь Клитемнестра вздрагивает, боясь, что это может быть Агамемнон. Она напрягает мускулы. Ее рука уже тянется к клинку на поясе, но в комнату входит Елена, в ее спутанных волосах играют первые солнечные лучи. Синяк на ее шее стал бледным, как старая фреска. Не произнеся ни слова, сестра забирается в кровать, и Клитемнестра вспоминает, как в детстве они лежали лежали бок о бок, вытянув рядом руки, и сравнивали длину своих крошечных пальцев.
– Я всегда думала, что покину это место, – говорит Елена. – Но, похоже, я обречена жить в Спарте вечно.
– Это ты должна была отправиться в Микены, а не я, – отвечает Клитемнестра.
– Всё уже решено. Я слышала, как Тиндарей говорил, что если Агамемнон будет в Микенах, а Менелай останется в Спарте, между городами сложится сильнейший союз во всей Греции.
У Клитемнестры едва не вырывается смешок.
– Спарта всегда презирала союзы.
– Союзы заключают слабаки, – кивает Елена.
– Похоже, что уже нет.
– Ты же знаешь, как пастухи приводят своих овец и коров на рынок, чтобы люди могли осмотреть их, прежде чем покупать? – спрашивает Елена. – Проверить их шерсть, копыта, зубы.
– Да. – Клитемнестра знает, к чему клонит сестра, но всё равно дает ей закончить мысль.
– Нас продали, как скот, за этот глупый союз с Атридами.
– Мы не скот.
Елена издает сдавленный звук, нечто среднее между всхлипом и смешком. Клитемнестра придвигается ближе и дотрагивается до ее щеки. Она хочет что-то сказать, но боится, что заплачет, а она уже пролила достаточно слез.
Мы скоро увидимся. Сейчас наши жизни будут разделены, но мы найдем дорогу обратно друг к другу, так же как вода всегда находит способ обогнуть камень.
Через несколько часов она покидает дом. Сестры провожают ее до дворцовых ворот, где уже ждет Агамемнон и несколько его мужей, готовых ее сопровождать. Дыхание ветра колышет деревья, долетает запах оливок и смокв.
Тиндарей и Менелай стоят рядом, сзади над ними нависает громада дворца. В нескольких шагах от них – жрица, она не сводит глаз с Клитемнестры и мнет в руках ткань своего тонкого платья. Клитемнестра пытается прочесть выражение ее лица. В голове, словно в глубинах темной пещеры, эхом отдается пророчество. Дочери Леды выйдут замуж дважды и трижды. И все покинут своих законных супругов. Эти слова дарят ей облегчение, как холодная вода – обожженной коже. Дважды и трижды. Она смотрит, как седлает коня Агамемнон, и представляет, как пронзает его череп, как его мозг превращается в месиво. Да. Никому не дозволено безнаказанно прикасаться к тому, что ему не принадлежит. Ты будешь взбираться всё выше, топча всех и вся, но рано или поздно ты оступишься. И тебе придет конец.
Она чувствует, как ее рук касаются Феба и Филоноя. Они пришли обнять ее, по их щекам бегут слезы.
– Мы сможем скоро приехать, чтобы посмотреть на великий микенский город? – спрашивают они. Их личики свежи, как капли воды.
Клитемнестра по очереди целует каждую в лоб.
– Вы приедете, как только мама позволит.
Филоноя улыбается, а Феба серьезно кивает. Леда уводит девочек назад, к их месту подле отца. Клитемнестра молча ждет прощания с матерью.
– Сейчас ты сломлена, – говорит Леда, убирая прядь волос с лица дочери, – но боль уйдет. Я обещаю. Боги милостивы к тем, кто этого заслуживает. – Ее лицо исполнено горести, печальные зеленые глаза пристально смотрят куда-то вдаль.