Он ведет себя беспокойно, словно в любой момент готов пуститься в бегство или броситься в атаку. Клитемнестра оценивающе смотрит на него. «Я тоже всегда об этом думала», – хочет сказать она, но вместо этого спрашивает:
– Ты уже бывал здесь?
– О да, – отвечает он, переводя на нее взор. – Не единожды.
– Тогда ты знаешь, как нужно обращаться к правителю, когда стоишь перед ним.
Незнакомец стискивает челюсти. Он не кажется злым. Не больше чем недовольный мальчишка.
– Разве не Агамемнон царь Микен?
– Это так. А я царица.
Он указывает рукой на пустое место рядом с троном ее мужа, но ничего не говорит.
– Ты приходишь сюда просить убежища, но отказываешься поклониться царице.
Он снова стискивает зубы.
– Как только я назову свое имя, вы меня отошлете, так к чему кланяться?
– Но я еще тебя не отослала. Закон гостеприимства запрещает это. – Она использует слово ксения, закон уважения, оказываемого гостям, который никто не может нарушить, даже боги.
– Есть и более важные законы.
– Какие же? – сурово спрашивает Клитемнестра.
– Закон отмщения.
Она откидывается на спинку трона, подозревая, что сейчас он обнажит меч, но гость по-прежнему стоит неподвижно.
– Ты нанес какое-то оскорбление моей семье?
Незнакомец не отрывает от нее взгляда своих необычных глаз. В Спарте детей, рожденных с таким цветом глаз, считали ущербными.
– В прошлом я оскорбил вашего мужа, – отвечает он. Похоже, незнакомец чего-то ждет. Насмешки или наказания – сложно сказать.
– Ты знаешь, что даже если ты оскорбил моего мужа, я обязана позволить тебе остаться во дворце.
– Я не хочу, чтобы меня убили во сне, моя госпожа, – усмехается муж. Его слова звучат как издевка, но она всё равно довольна.
– Этого не случится. Даю тебе слово.
Незнакомец склоняет голову набок и сжимает кулаки. Она понимает, что он не доверяет ее словам.
– Леон, – зовет она, – позови Эйлин, пусть омоет этому человеку ноги, и тогда мы сможем поприветствовать его как следует.
Леон уходит, звуки его шагов эхом долетают в зал из коридора. Другие стражники занимают его место у дверей, с подозрением поглядывая на гостя.
– Вам омоют ноги, и мы примем вас, как полагается, – говорит она, – а затем вы назовете мне свое имя.
– Да, моя госпожа. – Снова издевка.
Они молча ждут, пока Леон приведет Эйлин. Не сводят взгляд друг с друга. Волосы незнакомца торчат в разные стороны, словно их обрезали кухонным ножом. Они едва скрывают шрамы на его лице: один на переносице, другой на скуле, рядом с глазом. Он смотрит на нее, слегка наклонив голову, как будто боится. Она гадает, что он пытается в ней высмотреть.
– Для мытья всё готово, моя госпожа. – Леон отступает в сторону и пропускает вперед Эйлин с тряпкой в руках, ее рыжие волосы заплетены в длинную косу. Улыбаясь Клитемнестре, она делает несколько шагов вперед, но затем замечает незнакомца и замирает на месте. Она его знает.
– Омой ноги этому человеку, Эйлин, – приказывает Клитемнестра.
Эйлин поспешно опускается на колени перед незнакомцем.
Пока она развязывает его сандалии и омывает ноги, Клитемнестра всматривается в его лицо, ища хоть какой-то намек на то, что он тоже узнал Эйлин, но гость, похоже, не помнит служанку. Впрочем, Эйлин сильно изменилась с тех пор, как Клитемнестра появилась во дворце, а значит, кем бы ни был этот человек, он не появлялся в Микенах много лет, иначе Клитемнестра тоже узнала бы его.
Вдруг она понимает, кого он ей напоминает.
Эйлин насухо вытирает ноги гостя чистой тканью и завязывает его сандалии, а затем тут же спешит скрыться в полумраке аванзала. Незнакомец поворачивается к Клитемнестре:
– Раз вы поклялись дать мне убежище, я назову вам свое имя.
– Нет нужды, – с прохладцей отвечает она. – Ты Эгисф, сын Фиеста, двоюродный брат моего мужа.
Он вздрагивает. Двигает челюстью, словно жует язык. Позади него Эйлин наблюдает за разыгрывающейся сценой, прикрыв рот ладонью.
– Вы очень умны, – отвечает он.
– А ты очень глуп, если решил, что можешь явиться сюда и утаить, кто ты такой.
– Я прожил в тени лесов и дворцов много лет. Меня не узнал ни один муж.
– Но я не муж, – отвечает она с улыбкой.
Он улыбается ей в ответ, не в силах сдержаться. Улыбка кажется чужеродной на его лице, словно не появлялась там много лет. Она обнажает другую его сторону, более ребяческую, менее настороженную.
– Вам рады в этом дворце, – говорит она. – Никто не причинит вам вреда. Ступайте. Мы с вами встретимся за ужином.
– Моя госпожа, – отвечает он с легким поклоном, а затем резко разворачивается и уходит прочь. Она наблюдает, как он удаляется, минуя фрески и колонны.
Она не может распознать охватившее ее ощущение, словно в ней внезапно вспыхнуло пламя и теперь сжигает ее изнутри. После девяти лет страданий и интриг это неожиданно. К добру это или нет – она узнает совсем скоро, но как бы там ни было, ее меч при ней и она не боится нанести удар.
К тому времени, когда она заканчивает принимать просителей, ужин уже почти готов. Коридоры наполняют ароматы лука и пряностей, от которых урчит в животе. Она отпускает из мегарона всех, кроме Эйлин, и приказывает закрыть двери. Когда в опустевшем зале воцаряется тишина, она устраивается у очага и приглашает служанку присоединиться к ней.
– Когда-то ты рассказывала мне, что Эгисф не был так жесток, как другие члены его семьи, – говорит она, – и что ты не боялась лишь его одного. Но он заявляется сюда с мечом на поясе и отказывается называть меня царицей. Мне стоит ему доверять?
Эйлин разглядывает свои молочно-бледные руки, сложенные на коленях.
– Он спас мне жизнь, – тихо отвечает она.
– Ты об этом не рассказывала.
Эйлин разглаживает тунику, помявшуюся на уровне колен.
– Когда Агамемнон и Менелай пришли брать город, я была в покоях Эгисфа: чистила факелы и складывала шкуры. Не знаю, где был он сам. С поста у Львиных ворот донесли, что в стене пробита брешь, и я услышала, как воины начали готовиться к сражению. Я не знала, куда бежать, поэтому осталась там, где была. Потом пришел Эгисф. Я думала, что он ищет отца. Он спросил меня, что я делаю в его покоях, и выволок меня оттуда. Он приказал мне бежать за ним, и я побежала. Я спотыкалась, падала, но он помогал мне подниматься. Он отвел меня на кухню и приказал сделать вид, будто я там работаю. «Тех, кто прислуживает в царских покоях, убьют в первую очередь», – сказал он. А потом – исчез. Скрылся в тоннеле, что ведет к дальним воротам. Когда Агамемнон и Менелай взяли дворец, они первым делом перерезали всех слуг в царских покоях, как и сказал Эгисф. Потом заживо сожгли царя Фиеста – мы долго слышали его крики, а всех остальных допрашивали о том, где прячется Эгисф.
– И ты ничего не рассказала мне?
– Нет, моя госпожа. Надеюсь, вы простите меня.
– Он спас тебе жизнь, тут нечего прощать.
Эйлин кивает, робко и благодарно улыбаясь.
– И всё-таки я не могу доверять такому человеку, как он, – продолжает Клитемнестра. – Ты понимаешь почему?
– Я не очень разбираюсь в политике, моя госпожа.
– В ней никто не разбирается.
Эйлин задумывается.
– Он хочет отомстить Агамемнону и Менелаю.
– Да, но они оба сейчас далеко. И всё же Эгисф прибыл в Микены сейчас, а не когда Агамемнон был здесь. Почему?
– Здесь вы. И ваши дети.
– Да. А ты помнишь, что Атрей сделал со своим братом Фиестом?
Эйлин опускает взгляд.
– Он убил его детей и скормил ему за ужином.
Клитемнестра встает и принимается ходить вокруг очага.
– Эгисф явился сюда не для того, чтобы подружиться с микенской царицей. Либо он хочет вернуть себе трон, принадлежавший его отцу, либо он ищет отмщения. Каковы бы ни были его мотивы, нам нужно быть осторожнее.
Эйлин боязливо поднимает взгляд.
– Я не думаю, что его милость Эгисф собирается убивать детей, моя госпожа.
– Почему нет?
– Эгисф очень скрытный человек. Если бы он хотел убить вас или ваших детей, он бы сделал это тайком и уж точно не стал бы перед этим показываться вам на глаза.
Клитемнестра останавливается. Она не может сдержать улыбку.
– Ты говоришь, что не разбираешься в политике, но ты разбираешься в людях. Это практически одно и то же.
К ужину она надевает свою дорогую пурпурную тунику и серьги с драгоценными камнями. Морщин на ее лице прибавилось, под большими темными глазами резко выделяются острые скулы, но тело осталось прежним: всё такое же стройное и вытянутое, под кожей ярятся мускулы.
У выхода из гинецея ее поджидает Орест.
– Я пришел сопроводить тебя на ужин, мама, – говорит он, – раз теперь у нас по дворцу разгуливает чужак и предатель.
Клитемнестра, смеясь, приглаживает один из его локонов. У Ореста ясный, внимательный взгляд – сложно представить, каким робким и вечно напуганным он был когда-то.
– Не насмехайся над ним за ужином, – говорит Клитемнестра, пока они идут по комнатам с расписными стенами. По мере приближения к трапезной коридоры становятся всё светлее. Они слышат, как шепчутся служанки вокруг. Клитемнестра знает, что все они не сводят глаз с ее сына – он стал привлекательным молодым мужем, и девицы во дворце вьются вокруг него, точно пчелы вокруг улья.
– Я никогда ни над кем не насмехаюсь, – отвечает Орест, но он не в силах скрыть улыбку. – Я просто удивлен тем, что ты его приняла.
– Я не могла его отослать. Он наш враг, а врагов лучше держать поближе. Так их проще контролировать.
– Как я ему сочувствую. Он-то, наверное, считает, что попал в гости к безобидной жене микенского царя.
Она берет Ореста за руку.
– Я могу быть безобидной. – Орест глядит на мать, вскинув бровь, и они обмениваются улыбками.
В трапезной факелы озаряют светом блестящий мясной жир и золоченые амфоры с вином. Клитемнестра приказала расставить вдоль стен десять стражников. Леон в последнее время ужинал вместе с ними, но сегодня стоит у кресла во главе стола, с мечом на поясе.