Она вся взмокла, ее накидка валяется поблизости, туника покрылась пылью и песком. Эгисф кружит вокруг нее, выжидая момент для новой атаки. В его глазах горят страх и настороженность, преследующие его всякий раз, когда он берет в руки меч. Они сражаются на тренировочной площадке. День близится к концу, небо вздулось и пожелтело, точно мозоль.
Клинок Эгисфа мелькает, поочередно вспыхивая гранями в гаснущем свете дня. Она отражает его удар мечом и уворачивается. Они упражняются уже давно, щека Эгисфа перепачкана кровью. Когда она порезала его, в его глазах сверкнула ярость, и на мгновение ей стало страшно. Но ярость тут же рассеялась, и он улыбнулся ей той улыбкой, которую всегда приберегает для нее, когда она бросает ему вызов. Она никогда не видела, чтобы он удостаивал этой улыбкой кого-то еще.
Он резко ставит ей подножку. Она спотыкается, но не падает, а Эгисф тем временем поднимает свой меч, царапая ей плечо. Она смеется, их мечи на мгновение соединяются в поцелуе, чтобы тут же вновь устремиться в разные стороны.
– Моя госпожа, – произносит кто-то у нее за спиной.
Она ударяет Эгисфа по руке, и тот роняет меч. Ловя ртом воздух, она оборачивается и замирает. Перед ней стоит молодой загорелый муж, его волосы жирно поблескивают. Один из ее разведчиков. Он хмуро окидывает взглядом Эгисфа.
– Ты принес вести? – спрашивает Клитемнестра.
– Да, – отвечает разведчик, снова обращая на нее свой взгляд. – Из Спарты и из Трои.
Она судорожно вытирает меч о тунику и зажимает порез на плече. Кровь бежит по ее пальцам. Где-то позади Эгисф подбирает свой клинок и становится рядом с ней. Лучше бы ему этого не делать.
– Что случилось в Спарте? – спрашивает она.
Муж оглядывается по сторонам, осматривает разбросанное по площадке оружие, еще раз окидывает взглядом Эгисфа. Она приказала всем своим разведчикам не приходить в мегарон, а докладывать ей с глазу на глаз, и теперь он, должно быть, недоумевает, почему Эгисф не уходит.
– Ваш брат Полидевк предлагает заключить брак между вашей племянницей Гермионой и вашим сыном Орестом. Он говорит, что Гермиона уже совсем расцвела, превратилась в молодую мудрую женщину, и скоро придет ее время выйти замуж.
– Я полагаю, он предложил это потому, что никто не желает жениться на дочери женщины, которая сбежала в Трою, – замечает Клитемнестра.
Разведчик недовольно сводит брови.
– Он этого не говорил.
– Если Орест женится на ней, он станет править после Менелая?
– Ваш брат знал, что вы спросите об этом, поэтому сказал, что так и будет. Полидевка не интересует трон.
– Хорошо. Мы обсудим это с сыном, и я дам вам ответ. Это все вести из Спарты?
– Да.
Разведчик подходит чуть ближе. Она переводит взгляд на Эгисфа, ожидая, что он уйдет, но тот не двигается с места.
– Я найду тебя во дворце, – говорит она.
Она ждет, что он начнет возражать, оскорбится, но его лицо совершенно бесстрастно. Он подбирает свое оружие и уходит, похрустывая опавшей листвой. Она знает, что ей придется объясняться с ним, но это будет потом, а сейчас ее сердце вырывается из груди, и каждая мышца напряжена до предела – разведчики уже давно не приносили вестей из Трои.
Когда Эгисф исчезает на улицах акрополя, разведчик тихо говорит:
– Вы приказывали сразу отыскать вас, если появятся вести из Трои.
– Война окончена? – спрашивает она.
– Еще нет. Но осталось недолго. Говорят, что Одиссей, сын Лаэрта, придумал хитроумный план, с помощью которого наши воины смогут попасть в город. Данайцы строят гигантского деревянного коня. Никто еще пока не знает, что они будут с ним делать, но в этом наверняка и заключается часть его замысла. Мои доносчики из лагеря говорят, что данайцы ожидают окончания войны через пару недель.
Пара недель. Как долго она ждала этого момента? Сколько бессонных ночей? Сколько скорбных дней?
– Кто твои доносчики? – спрашивает она.
– Наложницы из лагеря.
– А как мы можем быть уверены в том, что война закончится в нашу пользу?
– Как мне сообщили, Одиссей вполне уверен в таком исходе.
Значит, так и будет. Ее плечо всё еще кровоточит, она отрывает от своей туники полоску ткани и перевязывает рану. Разведчик продолжает:
– Некоторые военачальники уже решают, кого из женщин они заберут себе в наложницы, когда война окончится. У Приама много дочерей, и все они уже достаточно взрослые.
– А Елена?
– Ваша сестра всё еще в Трое, но Менелай поклялся убить ее, как только город падет.
Клитемнестра глубоко вздыхает. Перед отъездом Агамемнон сказал ей: «Я уверен, что мой брат тут же простит ее, как только увидит. Он сердобольный, а твоя сестра умеет произвести нужное впечатление». Она цепляется за эти слова, как улитка за камень.
– Сколько военачальников остались живы?
– Царевич Ахилл умер, ваша милость. Парис сразил его стрелой.
Это ей уже известно, Кадм сообщил ей об этом. Она представляет, как Парис, прекрасный, точно бог, жаждая умилостивить своего отца за то, что навлек смерть на его народ, скачет по троянским равнинам, выискивая лучшего из данайцев; представляет, как мальчишка, воспитанный пастухом, убивает лучшего воина своего поколения.
– А остальные? – спрашивает она.
– Ближайшие советники царя, Менелай и Диомед, всё еще живы.
– А Калхас? – Она старается говорить так, чтобы ее голос не дрогнул.
– Он жив, но поговаривают, что царь уже не жалует его так, как раньше.
– Хорошо. – Она прислоняется к дереву, стараясь унять разбушевавшиеся мысли. – Ты принес добрые вести, – говорит она разведчику. – Можешь сегодня остаться во дворце, но никому ни слова. Завтра ты вернешься на свой пост. Когда город падет, зажги сигнальный огонь и прикажи своим людям в горах сделать то же самое, чтобы эта новость добралась сюда как можно быстрее.
На мгновение ее охватывает порыв перерезать ему горло, потому что никому нельзя доверять такой секрет. Но сожжение тела вызовет куда больше вопросов, чем оставшийся переночевать во дворце гонец, поэтому она его отпускает.
Она находит Ореста в дальней части акрополя, он пришел в лавку за новым мечом. Воздух в кузнице раскален, точно в горниле. Заметив мать, Орест улыбается ей и отходит от подмастерья кузнеца, с которым вел беседу. Она отводит его в самый темный и дальний угол.
– Сегодня пришла весть от твоего дяди Полидевка. Он хочет, чтобы ты женился на своей двоюродной сестре Гермионе.
Орест отвечает ей изумленным взглядом.
– И что ты думаешь о его предложении?
– Гермиона хорошая девушка, сильная и мудрая. Она потеряла мать и выросла под крылом Полидевка, а это значит, что она хорошо понимает разницу между тем, что важно, а что нет. Мой брат всегда был очень практичным мужем.
Орест кивает. Сегодня днем она видела, как из его покоев, хихикая, выскользнула служанка. Заметив Клитемнестру, девица тут же умолкла и поспешила убраться.
– Если я женюсь на ней, я стану царем Спарты? – спрашивает Орест.
Клитемнестра улыбается.
– Да, я уже об этом позаботилась.
– Но кто тогда будет править Микенами?
– Наша семья. – Именно этого она всегда и хотела для своих детей: чтобы они взяли под свой контроль и Микены, и Спарту, построили династию куда более могущественную, чем у Атридов. Когда ее сын будет править в Спарте, а Электра и Хрисофемида будут готовы выйти замуж, она сможет заключить прочную сеть союзов, укрепив их положение в этих землях. Но сначала Агамемнон и Менелай должны вернуться с войны.
Орест не сводит с нее глаз.
– Да, но кто именно? – Клитемнестра не отвечает, и тогда он добавляет: – Эгисф – не наша семья.
Она опирается спиной о стену.
– Нет, он не семья.
– Если он начнет править вместе с тобой, люди осудят тебя.
Это моя вина, думает она. Она сама приучила сына подвергать всё сомнению.
– Ты слишком много беспокоишься о людях, – говорит она. – Я много раз говорила тебе, что люди здесь не правят. Правим мы.
– Может быть, это ты думаешь о них слишком мало, мама. – Он не пытается ее задеть, просто делится своим наблюдением.
– Я женщина на троне, – отмахивается она. – Конечно, я думаю о людях. Я не могу не думать о них, иначе на этом троне окажется кто-то другой.
Орест переводит взгляд на кузнеца, кующего бронзу, искры разлетаются во все стороны. Профиль сына ослепительно прекрасен: кожа цвета спелых маслин, глаза темны, как обугленное дерево. Как у его отца, с горечью думает Клитемнестра.
– Я женюсь на Гермионе, – говорит Орест.
Она возвращается в свои покои, но Эгисфа там нет. Уже стемнело, поэтому она идет к гостевой комнате, стучится перед тем как войти. Он сидит у окна, ест сыр и груши. Его кинжалы лежат на столе. Она размышляла, как поступить: сказать ему правду или солгать. В последнее время ложь дается ей куда проще, но только не с Эгисфом.
– Ты решила, что я больше не достоин твоего доверия? – спрашивает он, не оборачиваясь.
– Его никто не достоин, – прямо отвечает она.
– И что теперь? Бросишь меня в темницу, как предлагали старейшины? Или убьешь, пока не вернулся твой муж?
«Иногда он ведет себя, как ребенок, – думает она, – обиделся из-за того, что я отправила его во дворец».
– Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже был мертв.
Эгисф оборачивается. В свете факелов его глаза приобретают цвет пепла.
– Ты знаешь, что о тебе говорит народ в деревнях?
– Что-нибудь гадкое, надо полагать.
– Они говорят, что ты обезумела от тщеславия и недоверия. Что ты казнишь всех, кто не выказывает тебе преданности.
– Не могу с этим поспорить. А что они говорят об Агамемноне?
– Что он величайший из предводителей.
– Ну разумеется.
Она подходит к столу, берет один из его клинков и прижимает палец к лезвию.
– Если ты слышал, что обо мне говорят, зачем ты пришел сюда?
– Чтобы убить тебя. – Он не смотрит на нее. Она видит, как напряжены его плечи, как побелели костяшки пальцев, сжимающих кубок.