– Орест и Эгисф затеяли драку на тренировочной площадке.
Клитемнестра надевает пеплос и спешит во двор. Эйлин едва поспевает за ней.
– Возможно, они просто забавляются, – замечает Эйлин на ходу, прерывисто дыша. – Но я слышала, как кричали мужи, и подумала…
Они не забавляются. Эгисф не сражается ни с кем, кроме нее. Орест наверняка сам затеял драку, застал его врасплох. И пусть ее сын хорош в ближнем бою, Эгисф может быть очень опасен.
Они мчатся по каменным ступенькам, ведущим к площадке. Они слышат рычание и вскрики, звон металла о металл. Вокруг площадки собралась небольшая толпа мальчишек, которые наверняка должны были упражняться там в это время. Они наблюдают, как по площадке кружат два человека, размахивая мечами, стараясь сразить друг друга. Клитемнестра расталкивает мальчишек и останавливается на краю площадки, Эйлин сзади дышит ей в шею.
Орест орудует своим новым мечом, его кудри подпрыгивают на взмокшем лбу. У Эгисфа в руках два кинжала, по его лицу струится кровь. Он двигается, как волк, его клинки бьют по мечу сына, точно плети.
– Смотри-ка, кто здесь, – удивленно восклицает Орест, краем глаза заметив мать. – Не хочешь присоединиться к нам, мама?
Эгисф поворачивает голову в ее сторону, и в этот момент клинок Ореста рассекает ему висок. Он не издает ни звука, но Клитемнестра видит ярость, полыхающую в его глазах. Если бы не она, Эгисф бы перерезал Оресту горло. Он делает выпад в его сторону, целясь в голову. Орест уворачивается от лезвия и перемещается в сторону. Когда он бросается на Эгисфа, тот кидается ему навстречу, и они оба валятся на землю. Их клинки падают в песок, а когда Эгисф ударяет Ореста под дых, тот издает сдавленный, хриплый смешок. Эгисф отступает назад, предупредительно выставив перед собой кинжал.
Клитемнестра хватает копье и бросает его. Оно вонзается в землю между мужами, и тогда они оба оборачиваются к ней. С лица Ореста не сходит улыбка, и Клитемнестре хочется отхлестать его по щекам, напомнить, что это не игра. Гнев на лице Эгисфа уступает место страху. Он боится ее реакции.
– Мальчикам пора упражняться, – заявляет она и уходит. В небе над ней ни единого облачка, ей вспоминается тот день, когда она выбежала на площадку, чтобы спасти свою сестру от Киниски. Тогда всё было намного проще: понятно, кто твой друг, а кто недруг, и ей казалось, что она точно знает, как поступить правильно.
Эгисф следует за ней во дворец, точно нашкодивший пес, жаждущий снова заслужить ее любовь. У трапезной она оборачивается к нему, и он резко останавливается, его мускулы подрагивают от напряжения.
– Он бросился на меня. – Эгисф поджимает губы. В его глазах пляшут безумные огоньки, она никогда не видела его таким разозленным. – Он убил бы меня, не начни я отбиваться.
Сколько раз ему приходилось сносить подобное, пока он рос? Как часто юнцы дразнили его, вынуждая вступить в драку? Быть может, у него просто кончилось терпение.
– Мой сын никогда не сделал бы ничего подобного, – отвечает она, входя в трапезную. Эгисф следует за ней по пятам. Она чувствует, как воздух вокруг них густеет от его ярости.
– Он ревнует тебя ко мне, – выпаливает Эгисф. – Он настраивает всех против меня.
– У тебя идет кровь.
Он прикасается к виску и небрежно вытирает струйку крови.
– Ты должна его отослать, – говорит он. – Иначе, когда вернется Агамемнон, мне не выжить.
– Я не стану его отсылать.
– Значит, ты предпочтешь его мне?
– Он мой сын. Я не стану выбирать между вами.
Эгисф меняется в лице, его глаза наполняются печалью.
– Но ты должна. Что произойдет, если Орест будет здесь, когда вернется твой муж? – Твой муж. Должно быть, он очень зол, если говорит об Агамемноне так. – Что случится, когда ты вонзишь клинок ему в сердце? Сын обязан будет отомстить за смерть отца. Таков закон.
Он прав. Важнейший сыновний долг – почитать отца и отомстить за его смерть, даже если отец был жесток. Эгисф и сам тому подтверждение.
Скиталец, рожденный убить врагов своего отца, человек, которому суждено принести крах всему своему роду, – так долгие годы говорили старейшины, отправляя разведчиков на поиски Эгисфа. «Его отец был чудовищем», – заявляла им тогда Клитемнестра, но старейшины в ответ лишь качали головами:
– Вы женщина. Вам не понять сыновней верности отцу.
Они ошибались, как всегда. Она понимает, что такое возмездие – древний дух, живущий в каждом и готовый вырваться наружу. Это сеть, каждая ниточка которой пропитана кровью матерей и отцов, дочерей и сыновей. И она становится всё шире, ведь Эринии ни на миг не перестают вплетать в нее новые ловушки.
Но неужели Орест действительно примет сторону отца, который убил его сестру, как жертвенную скотину? Неужели он соберет армию и пойдет против своей матери? Она научила его всему, что он знает. Она указывала ему на слабости других мальчишек и объясняла, что милосердие не поможет одержать победу. Она была рядом, когда он взял в руки свой первый меч, когда впервые взобрался на коня. Она хотела, чтобы он вырос сильным и благородным мужем, грозным, но не кровожадным. Возможно, она перестаралась. Быть может, стоило в первую очередь научить его быть преданным. «Разве из хороших мужей получаются хорошие военачальники?» – спросил он однажды, ухмыляясь.
Ее охватывают беспокойство и опасение. Она поднимает глаза. Эгисф сверлит ее взглядом, точно волк, приметивший овцу.
– Орест женится на Гермионе, – говорит Клитемнестра. – Он уедет в Спарту до того, как Атриды вернутся с войны. Так он сможет начать заключать союзы, укрепит свое положение и внушит людям уважение еще до того, как царь Спарты прибудет домой. – Выражение на лице Эгисфа согревает ее, как первое весеннее утро после долгой зимы. – А потом, после того как я разберусь с его отцом, он вернется в Микены и покажет мне свою преданность.
Она отсылает сына в Спарту в последние дни весны.
На рассвете они вместе отправляются к Львиным воротам. Акрополь еще не проснулся, полусонные женщины устремляются к ручью с охапками грязных туник. Орест привязывает к поясу кинжал, в оранжевом утреннем свете его профиль особенно красив.
– Будь добр к Гермионе, – говорит Клитемнестра. – Обращайся с ней как с равной. Она не ниже тебя.
– Хорошо, – отвечает Орест, одарив мать своей очаровательной улыбкой.
– И не тащи в свою постель других девиц, – добавляет она, на что сын разражается смехом. – Твой дядя именно так и потерял свою жену.
Орест кладет руки матери на плечи.
– Ты слишком сильно беспокоишься. К тому же я знаю, что сотворит со мной дядя Полидевк, если я обижу его любимую племянницу.
Она всматривается в его прекрасное лицо, в каждую черту, в каждую крошечную морщинку.
– Будь осторожен. Не теряй бдительности, найди тех, кто будет тебе предан. Дядя тебе поможет, но не забывай и про советников. В Спарте многое изменилось. Большинство знатных семей теперь преданы Менелаю. Для них ты будешь чужаком.
Он глядит на нее со всей серьезностью, и она узнает взгляд его отца, ту же сосредоточенность, с которой тот слушал всё, что находил важным.
– У всех есть друзья и недруги, особенно – у царей и цариц, – добавляет она. – Вспомни об этом, когда придет время.
Лошади готовы, Ореста зовут его люди. Она хочет вцепиться в сына и не отпускать его от себя. Но она сделала свой выбор и уже не может свернуть с пути.
Орест целует мать в лоб.
– Я запомню, – говорит он. Она думает, что сейчас он развернется и пойдет прочь, но вместо этого Орест берет ее лицо в свои руки. – А ты будь осторожна с Эгисфом, мама. Он тебе не враг, но и не друг.
Она поднимается на стену, чтобы посмотреть, как Орест поскачет навстречу рассвету. Эгисф уже там, не сводит глаз с ее сына. При виде его Клитемнестру внезапно начинают одолевать сомнения, словно сама земля вдруг начинает раскачиваться у нее под ногами. Крошечное солнце показывается на горизонте, расплескивая яркие краски по небу, где тут же гаснет последняя упрямая звезда. Эгисф оборачивается к ней, глядит не моргая.
– Орест убежден, что мне не следует тебе доверять, – говорит она. – Старейшины полагали, что мне не стоит тебе доверять. Леон предупреждал меня, чтобы я не доверяла тебе. Стоит ли мне беспокоиться о твоей преданности?
Внизу, в долине, Орест уже превратился в точку, стремительно пересекающую их земли. Совсем скоро он доберется до холма и скроется за ним.
– Твоего верного пса Леона больше нет, – отвечает Эгисф. – Ореста тоже нет. И старейшин нет. Ты сама об этом позаботилась. – Он упрямо выдерживает ее взгляд. – Остались только ты и я.
Удивительно, каким устрашающим он может быть. Она знает, что он любит ее, и всё же порой он забирается обратно в свою нору, полную страхов и подозрений, которую вырыл себе за годы одиночества.
Он преклоняет перед ней колени и берет ее руку. Его ладонь на ощупь холодная и сухая.
– Я всегда буду предан вам, моя госпожа.
33. Лев возвращается домой
Вода в ванне приятно холодит кожу. В купальне царит тусклый свет, за окном, точно морские волны, простираются холмы. Она закрывает глаза и погружается под воду. Интересно, так ли ощущается смерть, думает она. Может, ее прекрасная Ифигения так же мирно покачивается где-то на невидимых волнах и золотистые волосы, колыхаясь, обрамляют ее лицо? Она всплывает, рука нащупывает холодное лезвие кинжала, лежащего на полу. Его острота приносит ей умиротворение, она пытается отделаться от неприятных мыслей. Днем в акрополе завязалась драка, и ей придется обсудить это с начальниками стражи. Двое мужей убиты. Старейшины обмолвились, что ссора разгорелась из-за какой-то сделки, которую заключили торговцы, а после отказались отдать часть золота. Она подумывает вызвать этих торговцев прямиком в мегарон, чтобы раз и навсегда преподать им урок повиновения…
Именно тогда она и замечает огонь. Что-то горит вдалеке, прямо на холме перед акрополем, пламя взвивается к небу, как стайка алых ибисов. Она выбирается из ванны и подбегает к окну, оставляя на каменном полу лужицы воды. На холме со стороны Афин и Дельф мерцает еще один огонек. И дальше еще один – такой крошечный, словно сверкнувший в темноте глаз.