Мать всегда учила ее быть доброй, а бог говорил ей быть праведной. Но где они теперь? Ее мать Гекуба потеряла всё, что у нее было, а Аполлон перестал обращаться к Кассандре, с тех пор как над ней надругался Аякс. Она билась и кричала, но никто не пришел ей на помощь. Именно так все и поступают перед лицом злодеяния: отворачиваются. Никому не хватает смелости признать правду, даже богам.
Прости меня, мама. Прости меня, Аполлон.
Она никогда не причиняла никому вреда. Как это будет? Она уже собирается вытащить нож, когда слышит позади себя шаги. И оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить, что перед ней стоит царица Микен.
Она задерживает дыхание, словно готовясь нырнуть под воду, и придвигается ближе к провидцу.
Клитемнестра принюхивается к воздуху, прикрывая лицо. Воздух в храме влажный и резкий. Она не часто приходит сюда. Здешние пустота и безмолвие внушают ей отвращение – всё внутри напоминает склеп. У подножия большой статуи Геры молится Калхас. Троянская девушка, сгорбившись, сидит у его ног и глядит на нее во все глаза. В них мерцают какие-то странные огоньки, яркие и угрожающие.
– Уйди, – приказывает ей Клитемнестра. Девушка вскакивает и направляется к выходу, но Калхас даже не оборачивается. Клитемнестра разглядывает его затылок, похожий на треснувшее яйцо.
– Я знал, что вы придете, – говорит он.
– Вам сообщили об этом овечьи кишки?
Он оборачивается, его маленькие цепкие глазки впиваются в нее, точно крючок – в рыбу.
– Все эти долгие десять лет я молился за вас.
Он молился. Она едва сдерживается, чтобы не придушить его на месте. Мужи, подобные ему – изображающие из себя праведников, пока другие делают за них всю грязную работу, – всегда вызывали в ней ярость.
– Как великодушно с вашей стороны, – отвечает она.
Его губы кривятся в уродливой улыбке, взвешенной и продуманной, как все его действия.
– Ваших матери и отца уже нет. Вашего брата убили, а сестру похитили. И всё же вы здесь, царица самого могущественного города в Элладе, с армией верных вам мужей. Меня это восхищает.
Она подходит к нему ближе, легко ступая по мраморному полу. И почему все вокруг так стремятся напомнить ей о судьбе, постигшей ее семью? Должно быть, они полагают, что эти слова выбьют почву у нее из-под ног.
– Вы честолюбивая женщина, супруга безжалостного царя. Тщеславных людей, по моему опыту, очень быстро ожидает крах. Но не вас. У вас особый талант к выживанию.
Она подходит так близко, что уже может коснуться его.
– Как и у вас. Вот только мне приходилось бороться, а вы вились вокруг царей и нашептывали им на уши. Не героический путь, но вы делаете то, что приходится, лишь бы выжить.
Он склоняет голову и как будто впитывает в себя каждую ее черту.
– Все мы делаем, что можем, с тем, чем нас одарили боги. – Она вспоминает, как Одиссей однажды сказал нечто подобное, и чувствует болезненный укол где-то глубоко внутри, точно кто-то глубже вогнал старую занозу.
– Всё так. И как же вы распорядились тем, чем вас одарили боги? – Она делает паузу, но Калхас хранит молчание и не шевелится, как дикий зверь, учуявший опасность. – Вы приказываете зарезать невинную девочку, точно жертвенную козу. Кто-то назвал бы это ошибкой, но это не ошибка, ведь там, под Троей, вы отдали точно такой же приказ, только на этот раз в жертву принесли троянскую царевну Поликсену. Ведь это вы распорядились, не так ли? Какая отвага. Какое выдающееся применение божественного дара.
– Я делаю лишь то, что приказывают боги. Неразумно противиться их воле.
Клитемнестра смеется. Ее смех эхом разлетается по храму.
– Знаете, что было неразумно? Оставить меня в живых после того, как вы закололи мою дочь. Мой брат всегда говорил, что если уж нажил себе врагов, избавься от них прежде, чем они избавятся от тебя. Вот в чем была ваша ошибка.
– Наши ошибки ничего не значат в глазах богов. Рано или поздно мы все умрем, как ваш брат.
Клитемнестра проводит языком по губам.
– Да, мы все умрем.
Она уже собирается взяться за свой кинжал, но провидец ее опережает. С невиданной для старика скоростью он достает нож из рукава и направляет его на Клитемнестру. Она не отступает, а вместо этого хватает провидца за запястье и без труда выворачивает ему руку. Он роняет нож. Она достает собственный кинжал и проводит концом лезвия по его лицу: от маленьких запавших глаз до тонких, потрескавшихся губ. Калхас не сопротивляется.
– Вы не станете проливать кровь здесь, – говорит он. В его голосе нет испуга, только удивление. – Даже вы не осмелитесь на такое.
Ее обескураживают его слова – после того как он сам только что достал нож из своих одежд.
– Вы понятия не имеете, на что я осмелюсь, – отвечает Клитемнестра.
Она вонзает кинжал прямо ему в глаз, тот самый глаз, которым он прозрел, что ее дочь должна умереть. Калхас с криками падает на колени, и она тут же перерезает ему горло, пока никто ничего не услышал. Провидец валится на пол. Его тело кажется усохшим и дряхлым в многослойных одеждах. В полумраке они напоминают пустой мешок.
Она остается стоять, переводя дух. Ненависть холодными щупальцами опутывает все ее внутренности.
Она оборачивается к дверям и видит там троянскую царевну. Клитемнестра осторожно приближается к ней, пряча на ходу материнский кинжал. Кассандра делает шаг ей навстречу, отважно вздернув подбородок. В ней нет страха.
– Сделайте это, – говорит она, когда они оказываются достаточно близко. – Сделайте это сейчас.
Она действительно царевна. Так отдают приказы только царские особы. Клитемнестра протягивает руку и легонько касается ее плеча.
– Спрячься здесь, – говорит она. – Тебя никто не тронет, я обещаю.
Кассандра отвечает ей взглядом, полным недоверия. Клитемнестра понимает ее. Будь она на ее месте, она бы тоже не поверила.
Эгисф поклялся себе, что будет доверять Клитемнестре, но годы тревог и подозрений берут над ним верх. Его это печалит. Если он не может довериться единственной женщине, которая ему небезразлична, быть может, для него уже всё потеряно.
Он сидит в темнице, его руки привязаны к деревянному столбу, снаружи у двери стоит стражник. Из трапезной доносятся радостные возгласы, из кухни – разговоры и бряцанье посуды.
Это место навевает дурные воспоминания. Атрей однажды бросил его сюда, после того, как он проиграл в очередном кулачном состязании. «Так ты поймешь, что значит проигрывать», – сказал он, и Эгисф два дня провел в темноте в компании ползающих по нему крыс. Агамемнон приходил проверить его, а когда Эгисф попросил еды, сказал: «Ты так и не хочешь учиться, правда?»
Еще он помнит Фиеста в этой же самой темнице, как тот рассказал ему, кому принадлежал меч Эгисфа, и признал его своим потерянным сыном.
Эгисф отгоняет от себя эти мысли и пытается сосредоточиться. Он уже выбрался отсюда много лет назад, разве не так? Теперь ему нужно сделать то же самое. Пол смердит мочой и влажной почвой, но он всё равно принимается шарить по нему пальцами. Его связанные руки ломит от боли, пока он пытается нащупать в темноте камень, черепок, хоть что-нибудь. Ему попадаются кость, дохлая крыса и что-то похожее на булавку. Он ощупывает ее пальцами. Достаточно острая.
Он перерезает веревку и принимается ждать. Когда стражник поворачивается к двери, Эгисф набрасывается на него. Они оба валятся на пол, и Эгисф умудряется приложить противника головой о стену. Когда тот падает, обмякнув, Эгисф перешагивает через его тело.
Наверху он устремляется по коридорам, раздираемый знакомым страхом. Клитемнестра сильна и хорошо знает своего мужа, но он знает его лучше. Он вырос рядом с ним, он сражался с ним и ненавидел его с самого детства. И он знает, что Агамемнон всегда одерживает верх.
Он останавливается у входа в гинецей и вжимается в стену, чтобы не столкнуться с двумя стражниками. Дальше коридор раздваивается. Он может пойти направо, в сторону купальни, где Клитемнестра уже приказала приготовить ванну для царя, а может пойти налево, в сторону храма, где наверняка укроется безумный провидец. Он чувствует доносящийся из сада запах крови и страха и, как волк, устремляется по следу.
Кассандра усвоила, что данайцы – двуязыкие. Она молча смотрела, как Клитемнестра убила провидца у статуи Геры, прежде выколов ему глаза. Когда царица говорила с ним о ее сестре Поликсене, Кассандра заплакала в тени колонн. Она думала, что царица убьет и ее, но та оставила Кассандру в живых.
Эта необычная земля рождает необычный народ. Они не уважают ни богов, ни людей. Они безжалостно убивают и насилуют в священных местах, они делят постель с врагом без всякого раскаяния. Именно так они и выиграли войну – с помощью лжи. Ее мать твердила: «Мы одержим победу, потому что в нас нет алчности и подлости». Кассандра пыталась объяснить ей, что войны выигрывают жадность и коварство, но мать не слушала. Кассандру никто и никогда не слушал. Поликсену все любили, как и ее брата Гектора. Они оба были очаровательны и красивы, а Кассандра всегда говорила неприятные вещи.
А потом, когда Троя пала, она попала в лагерь данайцев, и ее выбрал их царь. Она не могла понять почему. «Она дерзкая, – сказал Агамемнон, таща ее промеж треножников, золотых доспехов и дорогих ковров. – По крайней мере, мне не будет скучно».
Теперь же она предпочла бы умереть, лишь бы не возвращаться к нему. Может быть, и не придется. Сейчас она могла бы сбежать, укрыться в лесах. А потом? Снова пересечь море и отыскать других выживших… Она стискивает в кулаке рукоять ножа. Может быть, именно это имела в виду микенская царица, когда сказала ей спрятаться.
Она выходит из храма в сад. С высоты долина выглядит зловеще, как темные морские глубины. Ее тень мечется перед ней, как беспокойный дух, в воздухе витает сладкий аромат цветов. Он напоминает ей о доме, о звуках флейт и лир, о сестрах, танцующих во дворике в тени деревьев, о всхрапывающих в стойлах жеребцах. Она решает, что ей нужно украсть коня, но в этот момент из тени неожиданно выходит какой-то муж. Она спотыкается, но не падает, а только крепче сжимает нож.