После того как Эйлин и Хрисофемида заснули, она тихо выскользнула из комнаты. Она подмешала сонной травы в вино стражникам и видела, как они осели на пол, а по их подбородкам потекли струйки слюны.
Из трапезной доносится шум, она осторожно подбирается к дверям, чтобы заглянуть внутрь. Между столами, спотыкаясь, бродят несколько мужей, пот ручьями струится по их рукам, домашние псы подбирают с пола объедки. Две служанки в разодранных туниках стоят посреди зала и смотрят в пустоту.
Электра отступает в тень, пока ее не заметили. Агамемнона здесь нет. Она тихонько направляется к купальне, мысли гудят у нее в голове. Ее отец совершил ужасное преступление, это правда, но как бы сильно ни хотела она ненавидеть его, у нее не получается. Быть может, потому, что она всегда была его любимицей, единственной из всех детей, на кого он обращал внимание. Орест был слишком добродушен, Ифигения слишком своенравна, а Хрисофемида слишком застенчива. И потом, у каждого из них уже была любовь Клитемнестры. А Электра всегда была тихой, себе на уме, но никогда не лезла за словом в карман. Матери непросто было ее любить, а вот отец всегда разговаривал с ней, задавал ей вопросы, когда никого из ее братьев и сестер не было поблизости. От этого она чувствовала себя особенной.
Почти дойдя до купальни, она поскальзывается. Она падает на спину и ударяется головой, а когда поднимается, замечает, что ее руки перепачканы в крови. Она вскрикивает.
Первая мысль, которая приходит ей на ум, – Эгисф мертв, но он не может быть здесь. Она заходит в купальню, медленно, затаив дыхание, точно рабыня, что идет на алтарь, где ее должны высечь.
Повсюду разлита вода, факелы перегорели, тени кружат у нее над головой, как вороны. Электра, прихрамывая, доходит до центра комнаты. На полу перед ней лежит тело, она дотрагивается до него рукой. Оно холодное и мокрое. Электра проводит пальцами по ранам на груди, на которых уже начала запекаться кровь.
Она долго сидит там, сведя плечи, точно птичьи крылья. Мир вокруг слишком тих. Наконец ее слезы прорываются наружу, точно зимний дождь, переполняя сердце.
– Отец, – шепчет она. – Пожалуйста, очнись.
Клитемнестра вновь спешит к храму Геры, она хочет отыскать троянскую царевну и увести в безопасное место. Во дворце царит тишина, коридоры утопают во мраке. Она приказала стражникам пировать и отдыхать, так что сейчас они все наверняка захмелели и спят рядом со своими любовницами.
Уже в саду она слышит крик. Он доносится из храма, и Клитемнестра спешит туда, ее босые ноги всё еще мокрые после купальни. У входа в храм ее останавливает Эгисф. Он сжимает в руках меч, в глазах плещется безумие. Она пытается пройти мимо него, но он ее не пускает. Его руки липкие от крови, но сам он не ранен.
– Всё кончено, – говорит он.
Она чувствует, как всё ее тело наливается тяжестью.
– Где Кассандра? – спрашивает она.
И видит у основания колонн маленькую фигурку, свернувшуюся, точно младенец. Она отталкивает Эгисфа и бежит туда.
Склонившись над телом, она видит перерезанное горло. Кожа Кассандры еще хранит тепло, но жизнь неотвратимо покидает ее тело.
– Она пыталась сбежать, – говорит Эгисф, – но я ее нашел.
Клитемнестра кричит. Лицо Кассандры, такое юное и прекрасное в ее отчаянии… в точности как лицо ее дочери, перед тем как она умерла.
– Она ничего тебе не сделала! Ради чего ты принес ее в жертву? – кричит она, брызжа слюной. Эгисф в тот же миг меняется в лице. Боль и страх – страх перед ней – разрывают его на части.
– Я думал, ты хочешь ее смерти, – отвечает он.
Она зарывается лицом в одежды Кассандры и всхлипывает. Она оплакивает эту троянскую девушку, но более всего она оплакивает всё то, что она потеряла. Она льет слезы по Кастору, угодившему в сети коварного мужа; по своему маленькому сыну, которому не успела дать имя и который навсегда обречен скитаться в подземном мире безымянным; по своему возлюбленному Танталу, царю, который любил ее и умер за нее; и по своей прекрасной дочери. Она всё еще чувствует биение ее сердца у своей груди, точно трепет маленьких крыльев.
Теперь я покоюсь с миром, мама.
Клитемнестра замирает, едва дыша.
Ты отомстила за мою смерть, теперь отпусти меня. Я встречу тебя во тьме, когда ты будешь готова.
Леда была права: мертвые и вправду говорят. Она поднимает голову и протягивает руки, почти уверенная, что увидит дочь, но в ее руках лишь воздух и ничего больше.
35. Порядок в доме
Тело царя выносят в сад, и все собираются вокруг него – старейшины, женщины из дворца, его верные воины и люди Клитемнестры.
Сама же она стоит поодаль вместе с дочерьми, наблюдая, как слуги раскладывают костер, к которому вскоре поднесут факелы. Огонь быстро разгорается, пожирая плоть. «Ты не можешь меня убить», – говорил он. Но он мертв, и теперь его тело – то, что от него осталось, – стремительно превращается в пепел.
Хрисофемида падает на колени и плачет. Завывает, прикрывая лицо руками. Другие женщины тоже стенают, взывают к богам. Электра стоит тихо и не сводит глаз с костра, словно это она сама сжигает тело. Это она его нашла, она принялась звать на помощь и подняла на ноги весь дворец.
Клитемнестра принимается качать свою сломанную руку. Пытается пошевелить пальцами, боль пронзает их, точно стрелы.
Я убила Агамемнона, царя всех людей. Он уплатил свой долг.
Где-то у городских стен сжигают и тело Калхаса, подальше от его царя. Он что-то говорил о том, чтобы остаться в памяти людей, но люди запомнят его только как уродливого безумца, который приказывал приносить в жертву невинных девочек.
Память о нем истлеет, а имя Агамемнона останется жить. Но Клитемнестре всё равно: она знает, что цари становятся героями в глазах следующих поколений. Геракл, Персей, Ясон, Тесей – о них слагают песни, а их зверства превращаются в славный ореол.
Цариц же или ненавидят, или забывают. Она уже знает, что ее больше устраивает. Пусть ее ненавидят вечно.
Она стоит в трапезной во главе стола, пока Кадм и остальные старейшины рассаживаются по одну сторону, напротив Эгисфа, Электры и Хрисофемиды. Некоторые из самых преданных воинов Агамемнона стоят напротив, в окружении ее верных людей. Из окон льется красноватый свет, оттененный цветом пламени. В тени у дверей Клитемнестра замечает Эйлин, остальные слуги стоят, сгрудившись вокруг нее.
Первым говорит Кадм, на его лице маска мрачной серьезности:
– Моя госпожа, мы просим вас казнить того, кто совершил это чудовищное преступление.
Одобрительный гул. Она едва сдерживает улыбку. Как она и предполагала, все убеждены, что это Эгисф убил Агамемнона. Электра, должно быть, тоже приложила к этому руку. Когда они стояли у погребального костра, она шепнула матери: «Твой любовник убил моего отца». А теперь она сидит рядом с ним и охаживает его полным ненависти взглядом, точно горящим хлыстом.
– Смерть за смерть, – перебивает какой-то здоровяк, один из командующих армией Агамемнона. – Того требует справедливость.
Эгисф поеживается. Он доверяет ей, но не может побороть страх перед разгневанной толпой.
– В жизни мы всегда руководствуемся законом возмездия, – говорит она. Мужи кивают, в свете факелов их лица кажутся серыми. – Но что вы скажете об Авлиде? Что вы скажете о царевне Ифигении, которую принесли в жертву, как зверя, чья кровь всё еще пропитывает алтарь?
Все молчат.
– Кто-нибудь отомстил за ее смерть? Ее убил собственный отец, но вы не потребовали для него наказания. Вы не загнали его в угол, как готовы теперь поступить с Эгисфом.
Ей отвечают недоуменные взгляды. Она перехватывает взгляд Электры и видит, как на дочь нисходит озарение. Лишь она одна понимает.
– Царевна добровольно отдала свою жизнь, – говорит какой-то воин, – ради войны.
Эту ложью вы тешили себя все эти десять лет?
– Вы были там, – отвечает ему Клитемнестра. – Вы видели, как она кричала и плакала. Моя дочь приехала в Авлиду, чтобы выйти замуж, и не вернулась оттуда.
– Мы оплакали царевну, моя госпожа, – спокойно отвечает Кадм. – А сейчас наш царь мертв.
– Разве его жизнь важнее, чем жизнь Ифигении? – спрашивает Клитемнестра.
Кадм не решается ответить. Она хочет, чтобы он набрался духа и произнес это вслух. Хоть кто-нибудь.
– Он был нашим вождем, – говорит здоровяк. – Царем всех людей. – Он делает шаг вперед и тычет пальцем в Эгисфа. – А этот человек убил его!
Клитемнестра делает глубокий вдох. Она вспоминает, как ее отец говорил в мегароне: как гулко звучал его голос, как трепетали перед ним его люди. Она ни за что не сможет добиться такого почитания – ни одна женщина не сможет, – но ее будут уважать.
– Вы напрасно обвиняете его милость, – тихо говорит она, стараясь не смотреть на своих дочерей, боясь, что ее сердце разобьется вдребезги. – Это дело моих рук. Я убила вашего царя всех людей, и я сделала это, чтобы отомстить за смерть дочери.
Воцаряется оглушительная тишина, как в лесной глуши, когда хищник выходит на поиски добычи. Затем Кадм очень медленно произносит:
– Вы торжествуете над павшим царем.
– Он не был моим царем, – отвечает она.
Все мужи Агамемнона дружно выступают вперед, обнажив клинки, но мгновенно оказываются окружены ее людьми. Мечи встречаются с мечами.
– Вы убийца и предательница! – восклицает здоровяк и плюет ей под ноги.
Она невозмутимо глядит ему в глаза.
– Да, я убила его, но я не позволю вам стоять здесь и называть меня предательницей. Тем, кто видел, как ваш царь принес в жертву девочку, и ничего не сделал.
– Мы понимаем ваше горе, моя госпожа, – отвечает Кадм. – Но тому, что вы совершили, нет прощения.
А кто решает, чему есть прощение? Ее сердце стучит так громко, что она опасается – его могут услышать.
– Меня растили, чтобы я стала воительницей и царицей, – говорит она. – Большинство из вас об этом не знает, но у меня уже был муж, когда ваш царь пришел и забрал меня себе. Моего мужа звали Тантал, он был царем Меонии, одной из богатейших земель, что видел свет. – Его имя оставляет после себя солоноватый привкус слез. – Я любила его, а он любил меня, и у нас был маленький сын.