Часов около девяти к Мирчерту подсел рыхлый толстяк с пивным животом и малиново-глянцевитым лицом.
— Что-то мне лицо твое знакомо, приятель, — сказал он, тяжело отдуваясь и обмахивая потный лоб сложенной газетой. — Где я тебя видел?
— Может быть, у мистера Яка? — спросил Мирчерт, нагло глядя ему в глаза.
— Ишь ты! — усмехнулся толстяк и, повернувшись всем телом к стойке, крикнул: — Бутылочку со льда, Дин, будь настолько добр! — Пластиковое кресло-модерн затрещало, и он вновь повернулся к Мирчерту. — Изнемогаю прямо от этой дикой жары.
— Надо пить меньше, — посоветовал Мирчерт. — В жару чем больше пьешь, тем сильнее хочется. Лучше совсем не пить.
— Знаю! Только разве утерпишь! Попробую вот тянуть пиво через соломинку… Ты ждешь кого-нибудь? Не помешаю?
— Отчего же… Мистера Яка жду. — Мирчерт откинулся в кресле и на некотором удалении рассматривал собеседника. Он сразу же решил держаться с той сдержанной наглостью, которая дается только интеллигентному человеку.
Толстяк, видимо, почувствовал это и, вытянув вперед левую руку, процедил:
— Не знаю такого, — и помотал кистью в воздухе, имитируя движения рыбьего хвоста.
— Он лучший друг Эда Кемпера, — усмехнулся Мирчерт и в точности воспроизвел жест.
— У тебя к нему дело?
— Я привез письмо для Эда.
— Письмо для Эда? Поздно ты приехал, друг. Старина Эд вот уже год как помер.
— Да ну! — совершенно искренне огорчился Мирчерт. — Как же теперь?..
— Давай-ка свое письмо, — толстяк протянул мокрую, с четкими белыми линиями малиновую ладонь.
— Но…
— Давай, давай! Я хорошо знаю мистера Яка.
— Это другое дело, приятель, — улыбнулся Мирчерт и полез за бумажником.
Толстяк вытер руки прямо об изжеванные, покрытые пятнами штанины и взял письмо.
— Не так все это просто, парень, — вздохнул он, откладывая увядшую в его руках бумажку. — Для вступления в клан нужны две рекомендации. Ну, допустим, эта бумажка сойдет за одну, а кто даст тебе вторую?
— Я мало кого знаю здесь, — развел руками Мирчерт, — но если ничего нельзя сделать, то… — Он вздохнул и принялся ковырять вилкой остывший, сморщившийся горошек.
Толстяку принесли пиво в запотевшем стакане. Он сразу же забыл о похвальном решении тянуть через соломинку. Кадык заходил по его заплывшему, неестественно синеватому горлу, как поршень. Он выхлебал пиво в два такта.
— А кем тебе приходится Титан, Кен? — спросил он, вытирая кулаком рот.
— Откуда ты знаешь мое имя? — Мирчерт сделал удивленное лицо.
Но толстяк либо был слишком прост, либо не принял игры.
— Из этой рекомендации. Кто ты Титану?
— Племянник.
— Это, конечно, облегчает положение… Ну что же, если ты больше никого не знаешь, то я могу дать тебе свою рекомендацию… Надо заполнить заявление и внести вступительный взнос в десять долларов.
Он полез во внутренний карман измятой чесучовой куртки и извлек оттуда сложенную пополам стопку бумажек. Послюнив большой палец, отделил и бросил одну из них на стол.
— Как? Здесь? Сейчас? — на этот раз Мирчерт удивлялся от чистого сердца. Такого он никак не ожидал.
— А чего! — самодовольно ухмыльнулся толстяк. — Здесь все свои люди. Ручка есть?
«Заявление на подданство Невидимой Империи Рыцарей Ку-клукс-клана.
Его Величеству Магу Империи.
Я, нижеподписавшийся, местный уроженец, истинный и лояльный гражданин Соединенных Штатов, будучи белым человеком мужского пола, умеренного нрава, здравомыслящим, верящим в догматы христианской религии, в сохранение превосходства белых и в принципы настоящего американизма, почтительно обращаюсь с просьбой о приеме в Рыцари Ку-клукс-клана через кложу № 7 Клоролевства Алабама.
Я честью своей гарантирую, что буду строго соблюдать все правила и требования, связанные как с приемом меня в подданство, так и с последующим членством, а также всегда буду сохранять строгое и лояльное подчинение данной Вам власти. В случае, если я окажусь недостойным членом клана, я с готовностью приму как должное любое наказание, которому Вы своей властью сочтете необходимым меня подвергнуть».
Мирчерт без колебаний вписал имя безвременно скончавшегося Кеннета У. Смита.
— Нужно проставить здесь еще имена поручителей. Меня зовут Лоуренс Хэмс, — сказал толстяк, делая бесполезную попытку привстать и раскланяться.
— Благодарю, Лоуренс, — кивнул Мирчерт и возвратил заполненный бланк.
— Десять долларов.
— И что, я уже принят? — удивился простоте церемонии Мирчерт.
— Нет. Заявление пойдет в наш кломитет по расследованию. Там проверят, не связано ли твое имя с нежелательными для клана инцидентами. Потом, если все окажется в порядке, его перешлют на утверждение в Имперский дворец. У Мага есть передвижная картотека, по которой легко проверить поручителей.
— Я и не знал, что будет такая волокита. Наверное, это займет много времени?
— Не думаю. У нас в кломитете сидят опытные парни. Лучшие полицейские детективы Бирмингема. Они быстро наведут необходимые справки. А утверждение Мага — пустая формальность.
— О'кэй! А как я узнаю, что меня приняли?
— Мы тебя известим. На всякий случай наведайся сюда деньков через десять.
— Десять долларов и десять дней! Дешево и быстро, — пошутил Мирчерт.
— Может, выйдет даже и быстрее, — серьезно ответил Хэмс. — Из этих десяти долларов три пойдут в мой карман, — откровенно пояснил он. — Ведь это я завербовал тебя в клан. Такое у нас правило.
— Отличное правило, — согласился Мирчерт, чувствуя, что ему становится весело.
— Угу! — кивнул Хэмс. — Когда тебя примут, ты тоже сможешь заработать на вербовке новых членов. Вообще у нас в клане часто предоставляется возможность сделать небольшой бизнес. Ты не пожалеешь.
Он тяжело поднялся и протянул Мирчерту руку.
— Наведайся через десять дней.
— Ладно, — улыбнулся Мирчерт, крепко пожимая влажную, раздутую от жары ладонь.
— Если я не смогу прийти и тебе нужно будет связаться с нашими парнями, ты не говори, что ищешь мистера Яка. Мы уже отказались от такого опознавательного знака. Слишком уж многие о нем знают. Просто скажи, что тебе нужны левши-американцы, и выбрось вперед левую руку. Понял?
— Понял. Спасибо тебе, Лоуренс!
…На всякий случай Мирчерт решил немного выждать. Не хотел показывать, что чрезвычайно заинтересован стать клансменом. Из разговора с Хэмсом он понял, что в клане привыкли иметь дело с кандидатами, которых приходится долго уламывать, прежде чем они выложат свои десять монет. Поэтому он не пришел в «Дирижабль» через десять дней…
Недели через две после подписания заявления Мирчерт зашел в кино. Часто прерываемый рекламой вестерн показался ему довольно банальным. Кондиционеры работали плохо. В душной темноте плавал крутой сигарный дым. Поскучав минут тридцать, он надумал уйти. На улицах, мигая, зажигались лампы дневного света. Неоновые огни дрожали в оставленных поливными машинами черных лужах. Город просыпался от дневной сиесты.
В угловой аптеке он взял стаканчик персикового мороженого и бутылку кока-колы. Он вытер столик ребром ладони и положил двадцатицентовую монету. Все эти дни его томило ожидание. Сегодня он твердо решил, что на другой день пойдет в «Дирижабль». И совершенно не знал, куда себя деть сейчас. Смутно хотелось чего-то. Тревожное и чуть тоскливое нетерпение гнало на улицу. Но там нечего было делать. Удобный номер в отеле осточертел. Читать не хотелось.
Мирчерт вздрогнул от неожиданности. За спиной взвыла подраненная гиена. Но визг оборвался на самой высокой, почти по соседству с ультразвуком, ноте. Второй выстрел бесшумного ружья успокоил пожирательницу падали навечно. Рядом с ним резко затормозил широкий восьмиместный «форд». Низкий черный дредноут. Безумный, воспаленный глаз стоп-сигнала. Пленка смазки на сверкающем бампере. Бесшумно распахнулась дверца, стальные лапы гориллы втащили его в автомобиль. Испуганно вскрикнула проходившая по улице седая дама. Автомобиль рванулся с места и помчался на красный светофор.
Мирчерт был зажат на заднем сиденье двумя грузными телами. Чесучовая куртка и подрагивающий в слоистых складках пивной живот были ему знакомы. Никакая маска не могла надежно скрыть Хэмса. Другой, который так ловко втащил его внутрь, выглядел гигантом. Поджатые ноги его высоко упирались в спинку среднего сиденья, над которой торчало три затылка, перехваченных черными тесемками. Это, несомненно, был клан. По случаю чудовищной жары джентльмены не надели балахонов и ограничились масками. Только у шофера и сидящего рядом с ним человека в синем пиджаке лица были открыты. Но они и не оборачивались назад.
Вся операция совершилась в доли секунды и протекла в полном молчании.
Мирчерт быстро оправился от неожиданности и оценил обстановку. Особенно волноваться было нечего. Он знал о таких инсценированных похищениях, которые клан устраивал время от времени для рекламы. Так будоражилось общественное мнение. Рассказы очевидцев, как круги по воде, расходились по городу. Обрастали ужасающими подробностями, сеяли тревогу и смуту.
— Кгм! — прочистил пересохшую глотку Мирчерт. — Слишком уж вы того, ребята. Так недолго и перестараться.
— Заткнись, — лениво сказал синий пиджак на переднем сиденье. Завяжите ему глаза.
Они ехали долго. Не останавливаясь. Как будто бы на большой скорости. На поворотах слегка заносило. Тошнотворно подкатывало к горлу. Ехать с завязанными глазами было довольно неприятно. Мирчерта слегка укачало. Похитители перебрасывались скупыми маловыразительными фразами. Курили. В приспущенных стеклах гудел встречный ветер. Ощущение времени растворилось в темноте. Но ехали, несомненно, долго. Возможно, даже пересекли границу штата. Потом Мирчерт узнал, что так оно и было. Но разве может догадаться человек с завязанными глазами, что его привезли именно в Джорджию? Даже если учесть, что ее граница одновременно является и границей часового пояса. Но время растворяется в темноте. Видимо, чувство времени как-то связано с вестибулярным аппаратом. А с вестибуляркой у Мирчерта не все обстояло гладко.