– Ах вон что.
– На работе вашего мужа я узнал адрес. Надеюсь, вы не против.
– Нет, ничего.
– Не хочу вас беспокоить.
– Ничуть не беспокоите, – сказала Уилла. – Зайдете?
Замешкавшись на пороге, он как будто мял в руках шляпу. Никакой шляпы, конечно, не было, просто он жутко нервничал. Уилла собралась проводить его в гостиную, но, подумав, спросила:
– Кофе хотите? Или, может, чаю?
– Воды, – жадно попросил он. Уилла чуть удивилась, но потом подметила его пересохшие губы, из-за которых слова давались ему с трудом. – Пожалуйста, – добавил Декстер и, отперхавшись, присовокупил: – Если не трудно.
– Нисколько. – Уилла провела его в кухню, решив, что там ему, наверное, будет спокойнее. – Присаживайтесь. Лед положить?
– Просто чистой воды.
Декстер подсел к столу; он был очень напряжен – сидел, не касаясь спинки стула. Уилла достала из холодильника бутылку воды, наполнила стакан и, подав его гостю, села напротив. Залпом осушив стакан, Декстер опустил его на стол.
– Кажется, тогда я даже не спросила, что с вами-то, – сказала Уилла. – Я плохо помню.
Декстер чуть шевельнул рукой – мол, сейчас не о том.
– Я хотел сказать, мне очень жаль. В смысле, я сочувствую вашей утрате.
– Спасибо, – кивнула Уилла. Первое время она ловила себя за язык, чтоб не ответить «ничего, все нормально». Теперь уже освоилась.
– Я все время об этом думаю. Все из-за меня, да? Виноват я? Правда, он меня подрезал, но я тоже внес свою лепту, так?
Похоже, он не ждал ответа, но, уставившись в одну точку, мысленно перебирал моменты трагедии.
– Знаю, теперь я вожу плохо. Хуже, чем раньше. Отвлекаюсь, я это подметил. Еду-еду и вдруг – бах! – понимаю, что вот-вот поцелую другую машину. Потом заезжаю в гараж и благодарю бога, что нынче обошлось без аварии.
– Я молюсь всякий раз, как я за рулем, – сказала Уилла.
Видимо, Декстер счел это шуткой, потому что невесело усмехнулся краешком рта.
– Прежде я водил весьма сносно. Отвлекался не часто. А потом… не подумайте, что я ищу каких-нибудь оправданий, но этой зимой от меня ушла жена.
– О господи!
– Я не пытаюсь вас разжалобить или чего там.
– Нет, конечно, я понимаю.
– Мы с ней прожили двадцать восемь лет. Я думал, все у нас хорошо. Детей нет… но я всегда считал наш брак счастливым. И вдруг однажды она говорит: «Я должна кое-что тебе сообщить. Я полюбила другого».
Уилла сочувственно покачала головой.
– Сперва я хотел ее урезонить – мол, ерунда, любой может увлечься. Но не стал. А то еще решит, что я проговорился, понимаете? Одно только сказал: может, говорю, это пройдет? Нет, отвечает, мы хотим пожениться, я уже переговорила с адвокатом.
– Да, это очень и очень тяжело.
– Боже мой, я пришел сказать, что переживаю из-за вашей утраты, а вы слушаете мою болтовню о всяких личных мелочах.
– Развод – вовсе не мелочь.
Декстер вытряхнул в рот последние капли воды и молча уставился в стакан.
– Еще налить? – спросила Уилла.
– Знаете, я думал, я с этим справился, но как будто живу на автомате. До сих пор. Питаюсь в основном хлопьями с холодным молоком.
– Так не годится.
– Забываю отправить почту, все роняю и разливаю, несколько раз заблудился на дороге, которую знаю как свои пять пальцев.
– После смерти мужа со мной то же самое, – сказала Уилла. – Порой думаю, у меня Альцгеймер! Наверное, и развод – своего рода утрата.
– Вот только друзья не знают, что говорить по этому поводу.
– Они не знают, что сказать и о смерти.
– Обычно меня коробило, когда после развода кто-нибудь говорил: «Да мы вот разбежались…» или «Просто решили, что каждый пойдет своим путем». Да ладно! – хотелось сказать. Почему не признаться, что жена невыносимая командирша или муж гулял налево и направо?
– Я понимаю. Кто поверит, что супруги разводятся только, скажем, из-за разных хобби?
– Поэтому на вопросы знакомых я отвечал честно: она полюбила другого. Ведь правда все равно всплывет, верно?
– Да, рано или поздно.
– А знакомцы смущались и сразу меняли тему. Или кто-нибудь ляпнет: вот же шлюха! А Мириам вовсе не шлюха.
– Нет, конечно, – сказала Уилла.
Впервые за все время Декстер посмотрел ей в глаза:
– Он знал, что я сзади?
– Что?..
– Он меня видел? В смысле, мою машину. Или подрезал, не сознавая, что я совсем близко?
– Да нет, видел. Я думаю, он… психанул.
– Господи! Значит, дело во мне.
Уилла предпочла бы говорить о его разводе. В последнее время все разговоры непременно касались гибели Дерека («Боже мой, какой ужас! Да как же так!»), и от темы смерти ее уже мутило.
– Понимаете, муж был очень вспыльчивый, – сказала Уилла. – Вечно орал на другие машины: ты уж реши, левый ряд или правый, чего раскорячился-то? Ой, зеленый зажегся, что бы это значило?
Карл Декстер только криво усмехнулся.
– Он взялся обучить младшего сына вождению, но однажды высадил его из машины и отправил домой пешком, хотя они уехали уже черт-те куда. Из-за того, что сын пропускал вперед всех и каждого.
– Вы очень добрый человек, – вдруг сказал Декстер.
– Дети считают меня чересчур доброй.
– Нет, серьезно. Я бы понял, если б вы меня погнали взашей. Дескать, был бы внимательнее, ничего бы не случилось.
– Так можно сказать о любой ситуации. – Уилла встала.
Декстер тоже поднялся и протянул руку:
– Спасибо, что поговорили со мной.
– Вам спасибо, что зашли.
В сентябре Шона проводили в университет Санта-Барбары. Туда машину вел он, а на обратном пути за руль «тойоты», вдруг показавшейся слишком пустой, сел Иэн. Он начал свой предпоследний год в школе, Уилла записалась на полную университетскую программу. Всю одежду Дерека она упаковала в коробки и передала благотворительной организации. Кабинет его, где обычно он лишь смотрел телевизор, отошел Иэну и стал местом тусовок с друзьями. Поняв, что мать не возражает против репетиций оркестра, Иэн чаще бывал дома.
По ночам Уилла по-прежнему просыпалась, ворочалась и переживала по всякому поводу, но, час-другой промаявшись, засыпала опять и утром себя чувствовала отдохнувшей. Похоже, она более или менее пришла в норму.
В памяти возникали дни из детства: с утра зарядит дождь, ты вынужденно торчишь дома – читаешь или пялишься в телик, а после обеда вдруг выглянет солнце и ты мигом собираешься гулять, думая: «Вот же счастье привалило!»
В октябре они с Иэном слетали на восток к ее отцу, вечно находившему отговорки, чтобы не приезжать к ним. Визиту он, похоже, обрадовался, хоть и в своей безмолвной манере, а Уилла наслаждалась возможностью быть полезной – устроила генеральную уборку и забила холодильник упаковками со всяческой едой. Погостили недолго – выходные на День Колумба – и уже во вторник вернулись домой, где Уилла, подкошенная трехдневной суетой и сменой часовых поясов, средь бела дня уснула на диване.
Ей приснился Дерек, чего раньше не бывало, хотя она очень этого хотела. Оказалось, произошло недоразумение и он вовсе не умер. Звякнул дверной звонок, и вот он, Дерек, ничуть не изменившийся – милое веснушчатое лицо, гусиные лапки возле глаз. Однако он был рассержен. Уилла знала этот его взгляд.
– Что за дела? – сказал он. – Ты выбросила всю мою одежду?
– Ой, прости, пожалуйста! Я думала…
– На секунду отвернешься, и все мои вещи на помойке!
А дверной звонок все тренькал. Что-то непонятное.
Уилла проснулась. Звонок и впрямь голосил. Еще сонная, она села, пригладила волосы. Покачнувшись, встала с дивана, прошла в прихожую и открыла дверь. На крыльце стоял Карл Декстер. Уилла ойкнула.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Добрый день.
– Я не вовремя?
– Нет, ничего.
Наверное, надо было пригласить его в дом, но она еще не вполне очнулась и только моргала.
– Я тут подумал, вдруг вы согласитесь поужинать со мной. Может, сегодня или в другой день, когда вам будет удобно.
Опять ойкнув, Уилла секунду помешкала.
– Спасибо, но, думаю, нет, – сказала она.
– Ладно.
– Извините.
– Нет, я понимаю. – Декстер неловко взмахнул рукой и ушел.
Закрыв дверь, Уилла вернулась в гостиную. Села на диван, потом улеглась и, закрыв глаза, попыталась восстановить сон, прокрутить его, так сказать, заново. Вот Дерек звонит в дверь, она встает, идет в прихожую… Однако сон упрямо не шел, словно она выдула целый кофейник кофе.
Но Уилла не сдавалась. Вот она в прихожей. Открывает дверь. На крыльце Дерек, злой как черт.
– Что за хрень, Уилла?
– Это ты. – Она его обнимает, уткнувшись головой ему в грудь.
Часть вторая
2017
Телефон затрезвонил во второй половине июльского вторника, когда Уилла разбирала свои ленты. На кровати разложив их по цвету, каждую она разглаживала и затем укладывала в обтянутую тканью шкатулку, специально для того купленную. И тут вдруг – дзынь-дзынь!
Уилла прошла к телефону и глянула на определитель номера: код Балтимора. Шон? Нет, номер не его, однако сердце царапнула когтистая лапка тревоги. Уилла взяла трубку:
– Алло?
– Миссис Макинтайр? – спросил женский голос.
Уже больше десяти лет Уилла носила другую фамилию, но ответила утвердительно.
– Вы меня не знаете, – сказала женщина. Начало не обнадеживало. Бесцветный голос ее казался сытым, а балтиморский выговор превращал «вы меня» в «вымя». – Я Кэлли Монтгомери, соседка Денизы.
– Какой Денизы?
– Вашей невестки.
Как ни печально, невесток у Уиллы не было, но спорить она не стала, поскольку одно время Шон жил с некоей Денизой.
– Ах да.
– Вчера ее подстрелили.
– Что-что?
– Ранили в ногу.
– Да кто же?
– Вот уж чего не скажу. – Кэлли дыхнула в трубку. Сперва это показалось смешком, но потом Уилла догадалась, что собеседница курит. Она уже подзабыла эти шумные паузы, возникающие в телефонном разговоре с курильщиком. – Наверное, случайность. Знаете, как оно бывает.