Уилла представилась. Когда Бен Голд улыбался, его и без того узкие глаза под припухшими веками превращались в щелки. Залапанные стекла очков в прозрачной розоватой оправе напомнили Уилле о недотепах-ботаниках ее школьной поры.
– Нынче я проведал Денизу и обещал ей заглянуть к вам – узнать, как вы тут справляетесь, – сказал Бен.
– Спасибо, у нас все чудесно. Как там Дениза?
– Прекрасно, она в хороших руках. С ее хирургом я когда-то учился в мединституте. Он не особо тактичен с пациентами, но дело свое знает.
– Так вы медик? – Вот уж не скажешь, подумала Уилла, но вдруг поняла, что как раз он-то и похож на врача – в нем угадывалась этакая лукавая отрешенность.
– Скромный лекарь, – ответил Голд.
– Бен принимает на дому, – встряла Шерил. – У него там маленький кабинет в пристройке.
– Если что, Дениза обратится ко мне, – сказал Бен. – Но, думаю, обойдется без осложнений.
– Не желаете выпить? – вдруг спросил Питер.
Интересно, что он собирается предложить? – удивилась Уилла, поскольку запас спиртного Денизы ограничивался бутылкой шардоне в холодильнике.
– Нет, спасибо, – отказался Бен. – Пойду что-нибудь сготовлю на ужин. А то я, как всегда, припозднился.
– У нас были свиные отбивные! – сообщила Шерил.
– А я угощусь консервированным перцем. – Он повернулся к Уилле: – Я в триста шестом доме, обращайтесь в любое время.
– Спасибо, буду знать.
Питер и Аэроплан пошли проводить гостя, Уилла и Шерил, вернувшись на кушетку, продолжили киносеанс. Один пришелец поведал другому, что земляне проявляют странное равнодушие к противоположному полу: «На целую неделю мы оставили розовощекого мужчину в фартуке наедине с блондинкой на высоких каблуках, но они ни разу не совокупились». Шерил покатывалась со смеху, хотя, по ее собственному признанию, уже много раз видела эту серию.
– Вы пропустили самое интересное! – воскликнула она, когда Питер вошел в комнату.
– Уж как-нибудь совладаю с огорчением.
Аэроплан запрыгнул на кушетку, но Питер не вернулся на свое место.
– Отмотать назад? – спросила Шерил.
– Не стоит беспокоиться.
У Питера чирикнул мобильник, и он отошел в сторону, читая сообщение.
– Так не поймешь, в чем там дело, если все время отвлекаться, – сказала Шерил.
– Ничего, он сориентируется, – успокоила Уилла.
– Но эта серия уже закончилась! – Шерил привалилась к стене, выронив пульт на колени, и не шелохнулась, когда после финальных титров на экране возникло приглашение к следующей серии (господи, сколько же их?). – Терпеть не могу эсэмэски.
– Я тоже. – Уилла не очень-то умела их отправлять и даже электронной почтой пользовалась в самом крайнем случае.
– Маме сообщения приходят без конца. Только ее телефон дилидонкает.
– А мне нравится, что у Питера чириканье. Напоминает, как отец будил меня по утрам. Он всегда насвистывал две веселые нотки, похожие на вступление к «Дикси».
– Или на «Эй, Джуд», – подумав, сказала Шерил.
– Да, верно. Но тогда Пол Маккартни еще не написал эту песню.
– И эсэмэски еще не придумали.
– Это уж точно.
Уилла чуть подалась к девочке и вдохнула приятный запах попкорна от ее волос.
Наверное, это воспоминание об утреннем посвисте отца и не давало уснуть. «Фьють-фьють!» звучало в ушах, и перед мысленным взором возникало милое спокойное лицо, озаренное доброй улыбкой. Вот он стоит в дверях спальни, слегка согнув колени и склонив голову набок, точно неуклюжая, длинноногая водоплавающая птица.
Все детство Уилла жутко боялась, что отец вдруг умрет, и потом, когда это все-таки случилось, никак не могла принять, что его больше нет. Он упал перед домом, выходя из машины; слава богу, что не в своей одинокой подвальной мастерской. В чем-то смерть его стала даже большим потрясением, чем смерть Дерека. Он был такой спокойный и надежный, на него можно было положиться, когда у матери случались закидоны.
Сейчас мысль о ней отозвалась тянущей болью утраты; Уилла часто ловила себя на том, что скучает по ее робкому взгляду исподлобья, когда она за что-нибудь просила прощенья, по ее заливистому девичьему смеху и высокому звонкому голосу: «Напиши мне письмецо и отправь по почте…»
Звуки – вот что оживляло прошлое! «Возьми мою руку, я карманник в строю…» – выпевали лоботрясы… Неясно слышались другие, малознакомые голоса, похожие на радиопомехи, путешествующие в бесконечном пространстве. «Раз картошка, два картошка… э-э-это я-а-а, Джонни!.. Больной артритом непроизвольно растирает пораженный участок…»
На соседней кровати всхрапнул Питер; Уилла вздрогнула и не сразу припомнила, кто он такой.
В пятницу утренний поход в больницу отменился – Дениза уведомила, что у нее сеанс физиотерапии.
– Ее обучат ходить на костылях, – сообщила Шерил, повесив трубку. – Навестить ее можно после обеда.
– Во второй половине дня у меня селекторное совещание, – сказал Питер. – Так что отправитесь вдвоем.
– Может, все-таки вместе? – взмолилась Уилла. – Я и дороги-то не помню.
– А пора бы запомнить.
Для него выстроить маршрут было плевым делом, а вот ей на это как будто не хватало мозгов, не выручал даже навигатор, показывавший путь всего на два дюйма вперед. Кроме того, Уилла не любила садиться за руль и уж тем более за руль не своей машины.
Однако она не стала приводить все эти доводы, но лишь убито проговорила:
– Хорошо. Как скажешь, дорогой.
– Совещание это запланировано давно. – Питер будто оправдывался.
– Да, конечно. Я понимаю, что я как назойливая муха.
– Я этого не сказал, я просто говорю, что буду занят.
– Я понимаю.
Повисла пауза. Питер прихлебнул кофе.
– Наверное, потом я бы смог вас отвезти. Если вы согласны подождать.
– Ой, да мы согласны! – воскликнула Уилла. – Правда, Шерил?
– Ну да…
– Спасибо тебе, милый.
– Не за что. – Питер покорно вздохнул, хотя вовсе не выглядел побежденным.
Опыт подсказывал Уилле, что умелое манипулирование – важный элемент супружества.
После завтрака она, Шерил и Аэроплан отправились на долгую прогулку. Нынче пса взяли на поводок – он пугается, когда переходит улицу с оживленным движением, сказала Шерил.
Дождя не обещали, но воздух казался сыроватым, а легкий ветерок что-то такое сулил. Уилла была в сандалиях и хлопчатобумажном платье. Шерил, разумеется, в шортах. И зачем-то налепила на щеку переводную картинку с крабом.
Из-за опущенных ситцевых занавесок окна в доме миссис Минтон выглядели подслеповатыми. Хозяйка никогда не встает раньше полудня, сказала Шерил, и потом готовит себе еду сразу на весь день, потому что с ходунками стряпать нелегко.
– А как же она ходит за продуктами? – спросила Уилла.
– Этим занимается Бен. Каждую пятницу он все закупает по списку миссис Минтон. (Шерил произносила «Митн».)
Перед домом Бена высился столбик с деревянной вывеской в облупившейся белой краске: «Бендж. Голд, врач. Прием без предварительной записи». Очень пожилая пара брела к пристройке, где располагался врачебный кабинет. Старуха обеими руками вцепилась в локоть мужа.
– Наверняка артрит, – со знанием дела сказала Шерил. – Поможет укол кортизона.
«Сыск Реберна», – извещало объявление в окне соседнего дома. Внизу приписка мелкими буквами: «Специализация в семейном адюльтере».
– Здесь живет тот самый частный детектив, Дейв, – сказала Шерил.
«Разве бывает не семейный адюльтер?» – подумала Уилла. Интересно, знал ли Дейв о шашнях Шона с Элиссой?
Возле последнего в квартале дома пышно цвели голубые гортензии.
– Жилье Барри и Ричарда, – сообщила Шерил и скороговоркой добавила: – Они голубые, ну да ладно.
На углу они пропустили полицейскую машину с включенной мигалкой, но молчавшей сиреной. В следующем квартале вывесок стало больше: изготовление рам для картин, ремонт компьютеров, подгонка одежды. Полные надежд маленькие предприятия, втиснутые в гостиную или застекленную веранду.
Далее шли солидные заведения вроде гастрономов и химчисток, и Уилла с Шерил взяли правее, к жилым домам.
– Вон там Бриско-роуд, где живут Пэтти и Лори, – сказала Шерил, когда они пережидали красный сигнал светофора. – Везет им! В доме их бабушки свой бассейн.
– Это и впрямь удача, – согласилась Уилла.
– А еще они ходят к профессиональной маникюрше. Как-нибудь сводите меня в маникюрный салон?
– Милая, я даже не знаю, где он находится.
– А вот их бабушка знает.
Шерил так выделила «их», словно Уилла – ее бабушка. Это было удивительно приятно. Уилла вдруг представила, как разыскивает маникюрный салон, чтоб повести туда внучку.
– Мама говорит, у нас нет денег на маникюр, – сказала Шерил, когда они продолжили путь. – Мы сами обрабатываем свои ногти.
– Я тоже.
– Мама и стрижется сама.
– У нее хорошо получается.
– А вы как?
– Что?
– Сами стрижетесь?
– Нет, прибегаю к услугам других. – Уилла как будто извинялась.
– Вы красите волосы, да?
– Нет, только чуть подкрашиваю.
Шерил сощурилась на ее прическу.
– Седины еще нет, но волосы стали какие-то блеклые, – поделилась Уилла.
– Ничего, так нормально, – сказала Шерил и, помолчав, добавила: – Для пожилой женщины вы очень даже симпатичная.
– Ну спасибо.
– А в девять лет вы были симпатичная?
– В девять? Ой, нет!
Шерил улыбнулась.
Они опять свернули направо и теперь двигались к дому. Им встретилась серая собачонка, лохматая, точно швабра. Она возбужденно подскакивала, заходясь иступленным тявканьем, но Аэроплан только равнодушно фыркнул и отвернулся. Хозяйкой собачонки была старуха в черном платье-балахоне. Похоже, сейчас гуляют одни старики, подумала Уилла, все остальные на работе.
Они подошли к своему кварталу, и Уилла спросила:
– А с соседями, что живут через дорогу, ты знакома?
– Нет, наша сторона улицы с ними не знается. Те, что напротив нас, жуткие задаваки, считают себя особыми, потому что чернокожие. А мальчишки из дома, где мыли веранду, ходят в частную школу и даже словом не перебросятся с Эрландом, хотя они ровесники.