себя в порядок. Захотелось еще немного пожить.
Я прилег на свою койку и задремал. Очнулся оттого, что кто-то на меня смотрел. Это Ахмед, прошел в комнату тихо и сидел теперь на стуле напротив.
— В разведчики не годишься. Не чувствуешь опасность.
— А в чем она? Я же в гостях.
— Кругом война. А вдруг сейчас русские? Кто таков? Я гость Ахмеда. На кухне Магомед. И пойдем все по одной статье.
— По какой?
— По той, где импровизированный расстрел при попытке что-то объяснить.
— Меня уже расстреливали в Моздоке.
— Расскажи.
— Потом как-нибудь. Жрать хочу.
— А ты не местный? Жена тебя не кормит?
— Вот именно что не местный.
Он вышел на кухню и вернулся с мясом, лепешками, литровой бутылью какого-то пойла. Все это, включая горячую кастрюлю, нес одновременно, как эквилибрист.
— Я парня отпустил. А мы поговорим. Покушаем. Ахмед опять отправился на кухню и принес тарелки, приправу какую-то, густо пахнувшую чесноком. Разлил по стаканам зелье.
— Коньяк.
— А вера позволяет?
— Не говори чепухи. Ну, будем.
Потом он долго объяснял мне, что такое вайнах.
— Я агроном. Колхозник. И поэтому мне легче тебе объяснить все через, мягко говоря, удобрения.
Ахмед раскраснелся от коньяка, хорошо поел, размяк. На вид ему было лет сорок. Залысины, шрам на лбу. Под обмундированием рубашка без воротника. Черная.
— Все идет от земли. От культуры земледелия. От среднегодовой температуры, ландшафта. Другими словами, русские — это поле. Вайнахи — сад. А между садом и полем всегда существовали различия. Я, когда началась перестройка, пошел в кооператив. Потом еще круче.
— Да какие у вас кооперативы? Навезти бомжей из Владимира, и пусть себе работают.
— Бомж работать не может. Он может служить. Валла — билла. Он лай. Раб то есть. У него нет души.
— А у меня душа есть?
— Трудно сказать. Вот ты думаешь, мы ради тебя барашка зарезали?
— Да нет. Не думаю.
— В другое время каши бы получил. А так, считай, повезло. Правда, повод печальный.
— Поминки?
— Поминалки. Не твоего ума дело.
— А что спрашиваешь?
— Ты со мной так не говори. Знай меру.
Он встал, вышел. Я тем временем оглядывал следы застолья. Мяса оставалось много. Я давно не видел столько. Жаль, что съесть невозможно. Я взял еще кусок. Ели мы руками. Макали мясо в соус, заворачивали в лепешку. Я оглядел комнату повнимательнее. Стены оклеены импортными обоями. На полу линолеум. Люстра рожковая. И главное, на стене репродукция — «Тройка» Перова. Совпадение дичайшее.
Наконец Ахмед вернулся.
— Посты проверял. Здесь не все довольны тем, что мы тебя принимаем как гостя. Надо было для отвода глаз в яму посадить. Есть весьма комфортабельные. Ну ничего. Насидишься еще, — пообещал он бодро. — Так вот. Про сады и поля.
Между садом и полем всегда существовало глубокое различие. В садах сажали черенки, побеги и семена растений, которые требовали особой заботы во время роста. Они давали луковицы, клубни или корни, урожай которых можно было распределять на весь год. А культурные травы, растущие в поле, требовали другой заботы, людских ресурсов и техники. Они давали урожай раз в году и требовали, ну… финансирования какого-то. Но сад-то намного старше поля. Плоды сада не требовали обработки на огне. Их сушили, вялили. Плуг и соха — это поле. Палка-копалка — для сада. И в саду товар штучный, а труд квалифицированней.
Но и в полях вайнахи обошли славян. От нас ближе до шумера. Здесь, помимо злаков, культивировали лен. А в конопле и рапсе предки нашли жиры. А пиво было такое, что вашим балтийским после него только блевать.
Я молчал, не реагировал на наезды и манипуляции эпохами. Одно было приятно. Этот чеченец оказался грамотным. А может быть, мне подсунули самого грамотного в этом ауле.
— А ты знаешь, каков был наш древний вайнахский плуг? Его тащили волы, а приспособление для сеяния выбрасывало семена в борозду. И еще. Мои предки не вывозили навоз на поля. Поле — не место для дерьма. Поля удобряли мусором из разрушенных селений. Там, в культурном слое, было все. Вся микроорганика. И потому у нас нет дерьма в генах. А почему мы предпочитаем ячмень пшенице?
— В ячмене меньше дерьма.
— Правильно. Наша почва менее плодородная и щелочная. Набор злаков невелик и постоянен. Легко поддается селекции. И не вырождается. А почему?
— Потому что в них нет дерьма.
— Да ты умный. Совсем как я. Так в чем отличие вайнаха от славянина?
— В вайнахе генетически меньше дерьма.
— Умница. Ты не обижайся. А коньяк я заберу. А то напьешься ночью, завтра не встанешь. А у нас дорога длинная. Почему все русские — пьяницы?
— В них слишком много дерьма. Как в свиньях.
— Дай я тебя поцелую, брат. Ты умный. Ты не трусливый. А зачем тебе в Грозный?
— Там женщина у меня.
— Вай. Валла-билла. Ты как всегда прав. Там больше нет девочек. Только женщины. А те, что не женщины, уже не живут. Ну ладно. На этой оптимистической ноте и закончим. Приберешься тут. А я в соседней комнате лягу. Хочешь — поешь. Вода в графине. А коньяк я заберу.
И он забрал бутыль, где осталось меньше половины.
— А чай?
— Вай! Чая не будет. И много воды не пей. Жир схватится. Умрешь от заворота кишок. А я деньги взял. Должен тебя довести до места.
Через пятнадцать минут пришел Магомед и принес горячий чайник, чашку и два пакетика «Липтона». Еще через пятнадцать минут я спал как убитый.
«— Вы прописаны в Алма-Ате?
— Да.
— Откуда попали в Чечню?
— Из Самары.
— Что так?
— Я там работал.
— Где и кем?
— В фирме одной. Сахар возил из Воронежа.
— Сам?
— Нет. Водила. А я как экспедитор.
— Как вообще мысль такая пришла?
— У меня там друг с армии.
— Кто такой?
— А вам зачем? Он же просто работяга. Предприниматель.
— Служили вместе где?
— В Эстонии. В Тартуском гарнизоне.
— Род войск?
— Авиационные техники. Хвосты самолетам разворачивали.
— Там вы, по вашим словам, познакомились лично с Дудаевым.
— Я такого не говорил.
— А вот протокол допроса позавчерашний.
— Значит, говорил.
— А какое дело у вас было до генерала? Или у него до вас?
— Я рекорд поставил. По „губе“.
— Часто сидел?
— Беспрерывно.
— Почему?
— Характер вздорный и взрывной.
— Сам придумал?
— Начальники.
— Как вас еще характеризовали?
— Как хорошего и грамотного специалиста.
— Как долго и часто общались с генералом?
— После того как он узнал, что я чеченец наполовину, смеялся надо мной, потом домой пригласил. А потом я часто у него бывал.
— Почему смеялся?
— Он меня язык заставлял учить чеченский и смеялся.
— Можете рассказать, что случилось в Куйбышеве?
— В Самаре я фуру сахара загнал и потерял деньги.
— Украл, что ли?
— Инициативу проявил, а меня кинули. Хотел заработать.
— По какому адресу жили?
— В пятнадцатом микрорайоне. Карла Маркса, четыреста восемьдесят четыре, квартира пятьдесят три. Трамвай „пятерка“, автобус сорок один, из окон видны лесопосадки, с другой стороны квартиры ТЭЦ. Фирма „Сигма“. Директор Мякишев Дмитрий Абрамович. Телефона не помню, располагались на Лизы Чайкиной, двадцать один.
— С Аллой Дудаевой встречались когда?
— Я с ней не мог не встретиться. Она меня пирожками и борщами кормила год.
— В Чечне сразу к Дудаевым отправился?
— Нет. Вольным стрелком был. В банде.
— Фамилии. Имена, факты…
— Можно в письменном виде?
— Хорошо. Расскажите про семью генерала. И, кстати, как вы в Чечне встретились?
— Меня чечены прихватили и хотели расстрелять. Пришлось требовать генерала и пугать их.
— За что расстрелять?
— За характер.
— Хорошо. Это тоже в письменном виде, к утру. Вернемся в Тарту. Все что помните».
Старков начал говорить, горел глазок диктофона, менялись кассеты, а он все говорил, и становилось как бы легче…
«— Джохар часто повторял, что ему достаточно получаса личной встречи с президентом России, чтобы все проблемы были решены, прошение о встрече с Ельциным не связано с тем, чтобы передать какую-то информацию.
— Это он в Тарту говорил?
— Нет. В Чечне. Я буду перескакивать туда и обратно. У меня так все запомнилось, и мне так легче говорить.
— Хорошо. Это он вам говорил?
— Нет. Я же детей его знал хорошо, и Алла говорила. Женский язык — горе. Обычно Джохар Мусаевич выполнял все, что задумывал. Значит, этих тридцати минут хватило бы, чтобы в Чечне установился мир. Хотя я не знаю, что именно хотел сказать Джохар Борису Николаевичу.
Я знаю, как погиб Джохар. Мне все это рассказали.
Алла часто рассуждала об истории нашего государства. Кто такие партократы и кто такие коммунисты. Говорила, что коммунисты на фронте показали себя с лучшей стороны, а партократы в тылу воспользовались результатами их победы. Набили свои карманы. Откуда взялись эти люди? Была, наверное, выведена какая-то каста, которая смогла мимикрировать. Такая у нее была терминология. Культурная женщина. Книжки писала. Теперь демократы у власти, и есть эти самые люди. Это очень страшно. Для всей России. И для Чечни.
Вначале Джохар опирался на образованных людей. На тех, что могли руководить. Например, Саламбеку Хаджиеву он предлагал место вице-премьера. Это когда Чечне давали не более трех месяцев. Все считали, что больше республика не продержится. Джохар надеялся, что Саламбек поможет поднять республику.
Джохар сказал однажды: „Ничего не выйдет. Он боится за свои миллионы“. Но, когда Саламбек увидел, что республика продержалась три года, перешел на сторону русских.
Все начиналось тогда в Эстонии. Когда к нам в Тарту приехал Мамодаев, он буквально просчитывал Джохара. То есть он выполнял чей-то заказ.