Неожиданно она обнаружила, что здесь может говорить все, абсолютно все, что ей приходит в голову. Этот человек не сочтет ее сумасшедшей или вруньей, потому что он сам родом из того же заокеанского ужастика.
— Милая Алекс, — улыбнулся британский разведчик впервые за весь разговор. По его бронзовому лицу разбежались веселые лучики, — но ведь это всего только версия. И я прошу, чтобы вы помогли нам ее проверить.
— Я согласна! — Аля вскочила. — Согласна, согласна, можете считать вербовку успешной. Сообщите своему начальству. Только давайте проверять побыстрее. Немедленно, прямо сейчас. Я не могу жить непонятно с кем.
— Хорошо, — кивнул мужчина со спокойными глазами. — Мы просто попытаемся получить кое-какую информацию. Сегодня ночью…
— Нет! — воскликнула Аля.
Сейчас он даст ей задание — «в три пятнадцать возле бани» — и уйдет. А ей совсем не хотелось, чтобы он уходил, отпускал ее руку, переставал смотреть на нее сквозь пушистые ресницы.
Он ей ужасно нравился. И ее единственный шанс — вести себя, как героини фильмов про суперразведчиков.
— Нет.
— Что — нет? — растерялся ее собеседник. — Вы только что сказали, что согласны…
— Я согласна на все, сэр. Как вас зовут?
— Максим.
— Это ваше настоящее имя?
— Дорогая госпожа Антонова, у людей моей профессии все имена настоящие.
— А все остальное? — дерзко спросила Аля. — Тоже настоящее?
Он смотрел на нее изучающе. Его выгоревшие брови смешно шевелились, как крылья ночного мотылька.
— У вас есть куда меня отвезти?
Нет, я не дешевка, которая вешается полузнакомому мужику на шею, я подруга агента 007.
Пауза. Затем он кивнул.
— Вот там вы мне все и расскажете. Про информацию, которую вам надо получить, про то, что будет сегодня ночью. Но вы — слышите? — вы сделаете все, что я скажу. И что не скажу тоже. Вы должны уметь, вас ведь всему учили в вашей разведке Ее Величества.
— Да, — сказал он, и лучики опять побежали по лицу. — Я понимаю. В России тоже любят фильмы про Джеймса Бонда. Вам кто больше нравится — Шон О’Коннери, Роджер Мур, Тимоти Далтон или, может быть, Пирс Броснан?
— А почему вам смешно? Разве в жизни суперагенты не такие?
— Вам судить, — сказал он. — Поехали.
В безликой однокомнатной квартире окнами на Никитский бульвар Аля ходила голая, как русалка из казино, пила бренди, от которого ее передергивало, и рассказывала свои истории. Про Мальчика-с-пальчика, про каток в «Меге», про то, что Антонов не пришел в «Красную шапочку» и вел себя в казино, как пастор на карнавале. А главное — про свое разочарование. Она-то думала, что Лешка станет лучше, а он стал обыкновенным, скучным мужиком, как какой-нибудь Иннокентий.
— Иннокентий — это имя? — уточнил Максим. — Или ты хочешь сказать, что он стал наивным — innocent?
Аля отмахнулась.
Почему агент 007 не позвал ее в ресторан тогда, в Австралии? Эти безумные дни и ночи, когда Антонова растили из пальца, она бы не трепала себе нервы и не слонялась по магазинам, а находила утешение на загорелом плече мужчины, который оказался ничуть не хуже Джеймса Бонда в любом актерском исполнении.
— Ты понимаешь, — настойчиво повторяла она, как будто он был во всем виноват, — что не у Лешки, а у меня в жизни все поменялось. Я должна все время приспосабливаться к новой реальности! А ведь я не разведчик, я женщина.
— Понимаю, — ответил он, отнимая у нее пустой стакан. — Ты не полицейский, ты принцесса.
— Что?
— Это из фильма «Полицейский в детском саду». Там Шварценеггер заставляет детей играть в полицейский участок, а одна девочка говорит: «I am not а сор, I am a princess». Как ты относишься к Шварценеггеру? Фильм глупый, но очень смешной. Купи, твоей дочке понравится.
Все в нем было хорошо, но говорил он, что по-русски, что по-английски, такими грамотными закругленными фразами, что Але казалось, будто она слушает кассету с упражнениями в лингвистическом кабинете. Впрочем, кто сказал, что мужчина должен был блестящим, искрометным, неожиданным? Вон Рыжий был таким — и чем кончилось?..
Максим выдал ей миниатюрную штучку вроде клипсы размером с ноготь. Ее надо было прицепить на ухо Лешке, когда он заснет. Под утро снять и на следующий день отдать англичанину.
Но в эту ночь вылазка британской разведки была сорвана.
Когда Аля вернулась от Максима, Антонов уже был дома и посмотрел на нее с такой болью, что она вздрогнула: «Догадался об измене! Но откуда?»
— Аленька, что-то мне хреново, — сказал Леша серым голосом.
Ни о чем он не догадался. Просто у него болел живот.
— Скорее всего, после вчерашней драки, — предположила Аля, испуганно заглядывая в его страдальческие глаза.
Рыжий болел редко, но если уж болел так болел — с температурой, острой болью, обмороками и потерей человеческого облика. Сейчас он еще держался достойно.
— Не думаю. Вроде я ударов в живот не пропускал, — пробормотал он сквозь зубы.
К вечеру боль усилилась. Але так и не пришлось вынуть из кошелька свою шпионскую клипсу. Она упросила маму побыть с Юлькой и вызвала платную «неотложку».
— Похоже, аппендицит, — проворчала сонная врачиха. — Чего тянули, перитонита хотели дождаться? Куда везем?
«Глупости, — подумала Аля. — Аппендицит ему вырезали в девятом классе. Пускай Марк Соломонович посмотрит и скажет, что там такое».
Марк Соломонович был знакомым хирургом в клинике при Академии наук. Туда их и повезла машина, разукрашенная рекламой страховых компаний.
Но Марка Соломоновича на месте не оказалось — должен же человек когда-нибудь спать дома. Лешу оперировал молодой смуглый ординатор, который, взяв у Али сложенные купюры, сказал глубоким безмятежным басом:
— Да что вы боитесь, честное слово. Аппендицит — такая простая операция.
Аля боялась, потому что не знала, как реагирует клонированный организм на простую операцию. Ей даже пришла безумная мысль позвонить Максиму.
Итак, все-таки аппендицит, аппендикс, червеобразный отросток на слепой кишке. У нормального человека он всегда один. Но Антонов — не нормальный человек. Первый аппендикс ему вырезали в девятом классе. А потом вырастили второй — вместе с новым телом. А как иначе, человек ведь не может появиться на свет без аппендикса.
Помимо всего прочего, Аля опасалась за рассудок Марка Соломоновича, который придет завтра утром и сравнит старую медицинскую карту Антонова с тем, что увидит в реальности. Какие еще сюрпризы он обнаружит, кроме свежих следов восстановленного червеобразного отростка? А главное — что ему сможет объяснить сам Лешка?
— Женщина, вы поезжайте домой и спите там. Хотите, мы вам такси вызовем?
Аля с трудом разлепила глаза. Это что же, она заснула в кресле напротив операционной? А как же…
— Операция давно закончена, ваш муж уже в палате, спит. И вам что тут сидеть?
— Нет-нет, я дождусь нашего доктора, — пробормотала Аля. Надо в самом деле дождаться Марка Соломоновича и… И что? Рассказать ему про акулу?
Аля зашла в палату к мужу. Он спал на спине, с капельницей над головой, и она не решилась цеплять ему на ухо английскую клипсу.
Доктор Марк Соломонович не ахнул, не сошел с ума и не потерял сознание. Он только буркнул:
— Что за чушь! Аппендикс удален — в каком году? Кретины!
— Может быть, ошибка, — робко сказала Аля за его спиной.
— Разумеется, ошибка! Интересно только, кто ошибся — Архадзе или эти дуболомы из районной больницы двадцать лет назад. Но Архадзе я, по крайней мере, доверяю… Вы давали ему деньги? — вдруг повернулся он к Але.
Она кивнула.
— Очень глупо. Сукин сын. Он бы и так все сделал как надо, у него золотые руки. Я проверю, что он там удалил, но думаю, все правильно. Тогда что вам вырезали те дуболомы? Антонов, я вас спрашиваю.
Леша, который с улыбкой слушал этот монолог, покачал головой: «Не знаю».
— Очень мило. И я не знаю. Но ведь у человека не может быть двух аппендиксов? Так?
— Не может, — согласилась Аля, поскольку вопрос адресовался ей.
— А у врача должна быть хотя бы одна голова, чтобы он мог отличить червеобразный отросток от чего-то другого. Где была голова у врача, который оперировал вас двадцать лет назад? Не знаете? Покажите старый шрам!
Он отлепил пластырь от замазанного зеленкой Лешкиного живота.
— Где шрам? Очень мило. Шрама тоже нет? Вы что, издеваетесь надо мной? Покажите мне сами!
Леша с интересом посмотрел на свой живот, но старого шрама, конечно, не увидел. Шрам сгинул в январе в пасти у акулы.
— Вам вообще удаляли аппендикс? — Марк Соломонович начинал сердиться.
— Удаляли, — терпеливо ответил Лешка. — Вчера.
— Вчера! Спасибо, что считаете меня идиотом. А раньше?
Леша пожал плечами.
— Вы что, не помните? Не помните, делали ли вам операцию? Ведь вам было шестнадцать лет, а не шесть месяцев. Антонов, у вас склероз, амнезия? Или вы шпион? Тогда ваши боссы схалтурили — они должны были подобрать человека с удаленным аппендиксом. Как у того, за кого вы себя выдаете.
От этих слов Аля еле устояла на ногах. А Рыжий беззаботно рассмеялся и тут же поморщился: от смеха у него потянуло свежий шов.
— Смеетесь? Смейтесь, смейтесь. Ваше счастье, что вчера дежурил не я, а этот самонадеянный павлин Архадзе. Он даже не заглянул в вашу карту, а сразу полез в слепую кишку. И был прав. А я, старый маразматик, еще сто лет искал бы, где воспаление, потому что знаю вас как облупленного. Ну, все хорошо, что хорошо кончается. Выздоравливайте.
И пожилой хирург отправился дальше обходить больных.
— Я принесу тебе вечером боржоми и тапочки, — пообещала Аля.
Пока Антонову нельзя было ни пить, ни вставать.
— Посиди со мной, — попросил Леша. — У тебя круги под глазами. Ты тут всю ночь промаялась? Бедный мой малыш. Тогда иди домой и ложись спать.
Аля действительно чувствовала себя хуже некуда после ночи, проведенной в больнице. Но нельзя же было оставлять Марка Соломоновича с его страшным и таким близким к истине подозрением, что Алексей — шпион. Надо ему что-то сказать. Но что? Открыть тайну клонирования? Дать электронный адрес доктора Ребекки Моррис? Пожалуй, так она и сделает — пусть эскулапы разбираются между собой.