Как ни странно, она все поняла. Суперагент Брэд, аристократ и родственник августейшего семейства, вернулся к своей работе. Профессиональная совесть не позволила ему оставить человечество в трудную минуту. Если так, то за человечество можно было не беспокоиться. И за Антонова тоже — одной программой в нем стало меньше. Но что делать с остальными? С диетическим мальчиком из пальчика и благородным джентльменом Джейн Остин? А главное — где там среди них настоящий Лешка?
Киллер по имени Гав
Юлька вернулась из Крыма, и они неделю носились по магазинам с капризничающей девочкой, покупая платья, джинсы, дневники, ластики, тетрадки, пеналы к началу учебного года. Ну почему, почему надо все откладывать на последний момент!
— Потому что я тебе говорила, а ты отвечала: потом, потом! — назидательно сказала Юля. За лето она вытянулась, загорела и стала гораздо придирчивее относиться к своей одежде. Теперь стиль ей диктовал не подростковый «Elle Girl», а заносчивый «Cosmopolitan».
— Юля, тебе ведь десять лет! Десять, а не пятнадцать! Есть какие-то границы! — взмолилась Аля, когда они мерили в «Бенеттоне» восьмую кофточку.
Ей было жалко не столько денег, сколько времени и сил. В половине магазинов не работали кондиционеры, и она просто задыхалась. Сама Аля любила шопинг, но всегда точно знала, что ей нужно. А Юлька была в бабушку — приходила за джинсами и тут же западала на юбки, куртки, свитера, бейсболки и все, что видела вокруг. И все она мерила, причем понравившиеся вещи, из которых надо было выбирать, по несколько раз. А Аля даже не могла отойти и приглядеть что-нибудь для себя, потому что Юля каждую минуту ее дергала:
— Мам, посмотри! Мам, ну как?
На упоминание о возрасте девочка обиделась:
— Это в твое время в десять лет ходили в галошах и рейтузах. А я хочу следить за модой. Не нравится — дай мне деньги, я сама все куплю.
— Еще не хватало! — возмутилась Аля. Пример с рейтузами и галошами ее рассмешил. Тут явно сказались бабушкины воспоминания, а может, детские книжки, написанные в шестидесятые годы. Аля не помнила, носила ли она в десять лет рейтузы, возможно, что да — еще ведь была школьная форма, и в холодные зимы приходилось утепляться. Но калоши «в ее время» надевали только двухлетним детям на валенки, да и то не всем. Что касается свободного выдавания денег, то до этого юная модница еще никак не доросла — ни по возрасту, ни по сознательности.
— А папа говорит, что доросла! Он мне скоро заведет карточку, и я смогу сама делать покупки! — азартно заявила дочка и, бросив на прилавок два очень похожих джемпера, с вызовом добавила: — Хочу оба.
— Нет уж, выбирай один, — Аля тоже пошла на принцип. — И не говори глупостей. Никто такой соплюшке по карточке продавать ничего не будет.
— А вот и будет! Есть специальный детский банк!
— Его закрыли.
— Зато открыли другой!
— И его закроют. Потому что деньги надо сначала научиться зарабатывать, потом тратить.
— Тебе жалко денег? Так и скажи. Я возьму у папы.
— Мне жалко тебя. Деньги, как ты знаешь, у нас есть, но должен быть какой-то порядок. Ты выбрала?
— Оба!
— Тогда ни одного.
Аля развернулась и пошла к выходу. Юлька, задохнувшись от возмущения, ринулась за ней. Продавщицы, которые следили за перепалкой, кисло улыбаясь, состроили им вслед презрительные гримасы: они перетаскали полмагазина Юльке в примерочную и теперь жалели о потраченных усилиях.
До сих пор Юлька была маминой дочкой и бабушкиной внучкой. Папа и дед лишь в виде одолжения допускались иногда поиграть в живую куклу. Рыжему это особенно и не нужно было. Так, налететь вихрем, подхватить визжащего ребенка под мышки, закружить, подкинуть кверху — это пожалуйста. Привезти из командировки умопомрачительное платье или курточку — тоже можно. Тут, правда, Антонов обычно ошибался с размером.
Но пойти в цирк, в театр, в зоопарк, на родительское собрание в школу — увольте. В компании с собственной дочерью на Лешку нападала скука смертная, он еле сдерживал зевоту. Ну, не умел он увлеченно играть в куклы и прятки, что тут можно поделать!
Не умел — и вдруг научился. Теперь он проводил с Юлькой почти все время, когда был дома. У них появились любимые игры, общие словечки, вызывающие дружный смех. Зимой Леша водил девочку на каток, бегал с ней на лыжах и обещал к Новому году все-таки купить настоящий скейтборд или сноуборд, Аля уже запуталась.
То и дело у них теперь случались такие диалоги:
— Мам, я обедать не буду!
— Это еще почему?
— Мы с папой после школы заходили в «Шоколадницу».
— Ты ее слишком балуешь! — набрасывалась Аля на мужа.
Леша виновато разводил руками:
— Ты думаешь? Но я ее так редко вижу…
— Ты видишь ее каждый день. И возишься с ней более чем достаточно. Неужели непонятно, что баловство только портит ребенка!
— Да, ты, наверное, права. Я постараюсь…
И все продолжалось в том же духе: игры, подарки, обеды в «Шоколаднице», серьезные разговоры «о жизни». Але в этом тандеме не находилось места.
И разумеется, папу клонируют первым, потому что он лучше всех.
(Интересно, какой супердиетический продукт может получиться из Антонова при повторном клонировании? Папа Иоанн Павел Второй, далай-лама или мать Тереза? А может, минус на минус даст плюс, и он снова станет нормальным мужиком?)
Неудивительно, что в магазины Юля предпочитала тоже ходить с папой: он не ворчал, что юбка слишком короткая, а колготки безвкусно яркие, не торопил с примеркой и покупал все, что нравилось девочке. Все чаще Аля слышала в ответ на свои замечания: «А папа разрешает… А папа говорит… А с папой мы делали…». Или вот как сейчас: «Возьму у папы».
«Лучше бы ты что-то путное у папы взяла, — сердито думала Аля. — Например, трудолюбие». После их злополучного отдыха бок о бок с беглой зэчкой Леша опять ушел в работу с головой и в результате открыл новый филиал фирмы в Ростове-на-Дону, причем, что характерно, без единой командировки.
В машине Юля закатила такой рев, словно ее, как Золушку, не пустили на бал в королевский замок. Сердце любой матери должно было дрогнуть, но Аля была слишком раздосадована. Помимо всего прочего, они попали в час пик и теперь топтались в сплошных пробках. Аля и без того ненавидела ездить по Москве, а уж Москва на исходе лета и в конце рабочего дня могла и более выдержанного человека довести до истерики.
Дома, немного успокоившись, она тем не менее сообщила зареванному ребенку, что в этом сезоне шопинга больше не будет, сил ее на это нет. Юлька заикнулась про папу, но Аля отрезала: «Папа занят, он работает, кто будет зарабатывать на твои тряпки?» Сошлись на том, что Юля завтра встретится в метро с бабушкой, и они пойдут покупать этот злосчастный джемпер, чтобы девочке было что надеть в школу, ай-яй-яй!
«Дорогая Алекс!
Я была в отпуске на озерах, жила в кемпинге на диком берегу без интернета и телефона. И только когда вернулась, нашла твое письмо.
Мне трудно понять, из-за чего ты, собственно говоря, переживаешь. Но если ты действительно хочешь, чтобы твой муж стал таким, как раньше, то никакой проблемы в этом нет. Правда, на сей раз это будет стоить денег, и платить придется вам. Но не так дорого, как за регенерацию.
Если ты в этом заинтересована, то давай назначим время, вы приедете, и мы проведем коррекцию сознания. Мне сейчас пришло в голову, что это можно будет сделать и за счет клиники, в рамках научной работы, как продолжение эксперимента. Для этого мы с тобой должны доказать, что в существующем варианте регенерированному объекту трудно адаптироваться в семье и обществе. Думаю, это не составит труда.
Желаю удачи, твоя Ребекка».
Киллер с синяком вдруг опять появился в их квартире. Правда, синяк уже прошел, под ним оказался пронзительной синевы глаз с прямыми черными ресницами. «Прямо отрок Варфоломей!» — ахнула Аля, порадовавшись, что второй глаз скрыт за нечесаной челкой. Такого красавца в дом пускать рискованно, тем более девочка растет.
— Артем поживет тут некоторое время, хорошо? — сказал Леша, подталкивая гостя в свой кабинет. — У него небольшие неприятности.
Он смотрел виновато и действительно спрашивал разрешения. Аля услышала за спиной сердитое сопение Юльки. Зря она, сумасшедшая мамаша, боялась за дочкино неопытное сердечко — ребенок был решительно против того, чтобы в доме поселился какой-то синеглазый неряха и отнимал у нее папино внимание.
Але гораздо больше не понравилось упоминание неприятностей. Она-то понимала, что происходит: потерпев фиаско с юной уголовницей из Мурома, Лешка с удвоенной энергией взялся за перевоспитание собственного неудавшегося убийцы и окончательно вырвал его из рук мафии. Но Аля слишком хорошо знала, кто такие бывшие хозяева Артема и какого рода неприятности они могут устроить. Леша это тоже знал и был полон решимости защитить раскаявшегося грешника.
Но он не знал, что Аля знает, и что она знает, что он знает! Почти как в молодежной страшилке, только наоборот. Потому Антонов делал вид, что ничего особенного не происходит: есть знакомый мальчик, у него неприятности, так, пустяки, дело житейское, но надо где-то перекантоваться.
— Простите, мои дорогие, но я не мог поступить иначе.
Так сказал им Леша на кухне, пока Артем мылся.
— А где он будет спать, этот котенок по имени Гав? — недовольно спросила Юлька.
— Почему котенок? — удивился Антонов.
— Потому что на улице его ждут одни неприятности. Ты же сам мне, папа, читал книжку, когда я была маленькой.
Это было бессовестное вранье — книжку про котенка по имени Гав Юле читали по очереди мама и бабушка, но никак не папа. Папе тогда было не до котят и детских книжек.
— Он будет спать в моем кабинете. А ты не называй его, пожалуйста, в глаза котенком, а то он может обидеться.
Юлька Артема в глаза не называла никак, потому что с ним вообще не разговаривала. А в беседах с мамой он продолжал именоваться котенком по имени Гав или Бременским музыкантом — надо полагать, из-за роскошной челки, как у осла из мультика.