Егор Львович дернул бровью и утвердительно кивнул головой:
– Я вас уверяю – в этой песне нота фа есть!
– Там нет этой ноты!!! Там только… там только фа-диез! – засопела Люся, уже сама понимая, что несет откровенную чушь. – Вы вообще откуда ноты знаете?!
Егор Львович не собирался сдаваться. Вообще-то он специально поджидал Люсю возле дома с раннего утра, он так хотел сказать ей что-то приятное, он вчера всю ночь ворочался – уснуть не мог, так ему было нехорошо от их непонятной ссоры. Он даже чуть не пропустил их с Малышом – ждал на прежней тропинке, и только потом догадался подойти ближе к их дому, и едва успел – они уже заворачивали за угол. Он столько всего хотел сказать, но… вот услышал это фальшивое пение и… На самом деле сфальшивила Люся самую малость, другой даже не заметил бы. Но только не Егор Львович! У него бы идеальный слух!
– Это я откуда ноты знаю?! – чуть не захлебнулся негодованием Егор Львович. – Да я! Я закончил музыкальное училище с красным дипломом! По классу скрипки!
– Ха! А я закончила четыре класса музыкальной школы! Причем самых главных! И по классу аккордеона, а не какой-то там… скрипки!.. И… и работаю по профессии! – гордо выпрямилась Люся. – Я на свадьбах играю, ясно вам?!
Тут Егор Львович вдруг округлил глаза:
– На свадьбах?! А на юбилеях можете?
– Ну… если порепетировать… – задумалась на секундочку Люся и снова взорвалась: – Да какая разница, на чем?! Могу! Я профессионал широкого профиля!
– Тогда… – Егор Львович быстренько сменил тон, и у него даже глаза загорелись по-другому, – тогда… Вы встаньте, Люся, курточку вот подстелю… садитесь… Вы понимаете, какое дело, тут в деревне на следующей неделе отмечается юбилей – пятьдесят лет Дому культуры без ремонта. И меня попросили выступить с тремя номерами. Ну у них там со сценарием беда, совсем культуры не хватает, один хор механизаторов, да и то на него надежды никакой. Напьются мужики, как пить дать. Конечно, выступит хор старушек, только и там… одна бабуся к дочери уехала, другая оглохла не ко времени, третья грыжу поехала лечить, в общем – люди пожилые, сами понимаете. Да еще и… там получилась пикантная ситуация: остались только четыре бабушки, из них две – жены одного старичка, а две другие – их подруги. Ну вот они все никак не могут общий язык найти, разругаться могут из-за ерунды. Если у кого-нибудь наряд красивее будет или кто-то не так глянет, прямо на сцене друг другу в платки вцепятся. Так что… выручать надо культуру. Поэтому меня и пригласили, а если еще и вы мои номера украсите! Вы должны выступить! Настоящий музыкант не может оставаться в стороне!
Люся все еще обижалась на него, однако ж и выступить ее призывал долг.
– Я не могу, – все же начала было она. – У меня нет с собой инструмента. А мне надо… порепетировать, пальцы подготовить! Нет, я совершенно не готова.
– Юбилей будет только через неделю, и поверьте – таких маленьких погрешностей там никто не заметит, а мы…
– У меня нет погрешностей! Это я… я тут случайно петуха пустила на одну диезину, а играю я виртуозно!
– Так вот и сыграйте! – поймал ее на слове Егор Львович. – У Прасковьи Александровны, директора Дома культуры, есть совершенно замечательный аккордеон. Они сыну покупали, думали, играть будет, а он играет, но только в футбол. Так что они его вам передадут на временное пользование. С радостью!
– Могу себе представить, что там за инструмент… – все еще вредничала Люся. Она не могла так легко простить Егора, а тот просто не давал передохнуть, так и наседал с этим юбилеем. – Там от него уж не осталось ничего, наверное…
– Если вы настоящий музыкант… – подначивал Егор Львович. – Паганини, как вы помните, играл на одной струне!
– А мне теперь надо на одной клавише, да? – возмутилась Люся. – Я не знаю никакой Прасковьи Александровны! Как я у нее просить буду?
– Я сам! Я сам попрошу! Сегодня же! – с готовностью предложил Егор Львович. – Да чего там, я сейчас к ней и заеду! А вы… вы уж потрудитесь сегодня же ко мне на репетицию! В шесть вечера! И, я бы попросил, без опоздания!
– Нахал какой… – покачала головой Люся. – Да я даже на свадьбы раньше родителей прихожу! Опоздания!
Она поднялась с его куртки и уже направилась было домой, но… Егор Львович потянул ее за руку, усаживая рядом с собой:
– Люся, а вы знаете такой романс? Сейчас… как же там… Я не все слова помню… я их совсем не помню… как же… Белой акации гроздья души-истые неповторимы, как юность моя-а-а…
А у него оказался великолепный голос! И романс этот Люся очень любила. Она даже на свадьбах его никогда не играла, а только для себя берегла… и почему-то всегда под него грустила. Вот дура-то! И чего она сегодня про тот большак пела?! Надо была этот романс петь! Пусть бы подслушивал.
– Боже, какими мы были наивными… как же мы молоды были тогда… – подхватила Люся высоким первым голосом.
На два голоса получилось так прекрасно, что удивились оба. И песню начали сначала. Конечно, пела Люся, а Егор Львович бесстыдно не знал слов, но он так художественно мычал, что песня совсем не испортилась.
Мало того, романс пробил даже неугомонного Малыша. Тот вдруг уселся рядом с Люсей, высоко задрал голову и завыл чувственно и душевно.
Они так и допели романс втроем. Никто никому не мешал. А потом вспомнили еще славную, добрую песню «Мы расстаемся, чтоб встретиться вновь…», а потом еще одну, и еще… И до полудня над березками и елочками взлетала то одна, то другая красивая песня.
Никита Антонович Ушатов обещал, что королевой Василиса станет в клубе, однако она взяла власть буквально со следующего утра. Она легко перешла на ты, изъяснялась только барским тоном и чувствовала себя полноправной хозяйкой всей усадьбы.
– Ушатов, сегодня мы поедем покупать мне платье, будь добр, захвати с собой деньги на карманные расходы.
– Но Василиса…
– Еще раз назовешь меня Микулишной, заставлю рыхлить грядки! – строго прервала его Василиса Олеговна.
– Василисочка, да и я не хотел вовсе вас по отчеству величать! – выкручивался хитрец. – Вы еще так молоды! И к тому же за грядками у нас присматривает специальный человек. И за домом тоже!
– Что-то я их ни разу не видела, твоих этих человеков! – фыркнула Василиса. – Признавайся, хотел сэкономить и мечтал, что все твои угодья буду я обрабатывать?
Ушатов именно так и мечтал, но не мог же он в этом сознаться этой княгине!
– Ну Василисочка-а-а-а, ну как можно было такое поду-у-у-мать?! – играл он поросячьими глазками. – Просто у них… отпуск. За свой счет, да! Я же… я же все еще надеюсь, что у нас сложатся… весьма теплые отношения, м-м-м? – замычал он и стал как-то подозрительно настойчиво приближаться к своей квартирантке.
– Какие могут быть отношения в этом заброшенном доме? – фыркала Василиса и одним пальчиком проводила по пыльным полкам серванта. – Это что, Ушатов? Что здесь может сложиться, кроме пыли? Кстати, скажи своей работнице, чтобы и в моей комнате пыль протерла. А особенно пол! Я люблю бегать по полу босиком!
Ушатов только воздевал глаза к небу и терпеливо сносил все капризы – дамочка могла с ним делать все, что хотела, она была сильнее его в картежном плане, и Ушатов преклонялся перед ней.
– Ты там молишься, что ли, Ушатов? – снова дергала его Василиса. – Заводи машину! Или у тебя для этого есть личный шофер? Тогда ему самое время появиться, потому что мы едем уже через двадцать минут.
– Через двадцать? – испугался Ушатов. – Но… Василисочка! Я не одет!
– Можешь не ехать, – пожала плечиком Василиса. – Меня будет сопровождать твой кошелек. Я утешусь.
– А я все же хочу сам! – не соглашался Ушатов. – С тобой! У меня замечательная машина – почему бы нам не проехать по городу?
– Ты приглашаешь меня в ресторан? – рассматривала свои ногти Вася. Она только вчера вечером сделала маникюр, но вот лак попался какой-то совсем дешевенький, и уже сегодня краска начала слезать. Надо сказать Ушатову, чтобы он еще и лак купил. – Ты хочешь, чтобы мы посетили с тобой «Яхонт»?
– Зачем? – испугался Ушатов. – Я хочу… чтобы мы купили мяса и пожарили его на решетке. Дома. Одни! Я включу музыку, и мы будем целый вечер только вдвоем!
– Значит, ты предлагаешь мне и этот вечер убить… – тяжко вздохнула Василиса и поплыла к выходу. – Ушатов, поторопись. И запомни, я точно так же медленно буду собираться завтра с тобой в клуб.
Это возымело волшебное действие – через пять минут возле нее стоял Ушатов, застегнутый на все пуговицы темного строгого пиджака, а его подбородки поддерживал накрахмаленный воротничок выходной рубашки.
– Уша-а-атов, – вяло протянула Василиса. – Мы не едем на поминки, можешь расслабиться и надеть светлые брюки и рубашку с коротким рукавом! Ну нельзя так серьезно относиться к походу в обычный бутик! Помни, Ушатов – мы едем не тебя продавать, а покупать мне платье! Ну сил нет, до чего эти мужчины нелепы! – И она, растопырив пальцы, подалась к машине.
Сегодня был выходной день. И вообще – особенный. Лиза проснулась с каким-то непонятный чувством. С одной стороны, все вроде бы было хорошо, а с другой… с другой – накатывала какая-то тоска. Сегодня ее обязательно должен был разбудить звонок мужа! Ну пусть он до этого не звонил, пусть не помнил, пусть не хотел, но сегодня просто должен был! И не только он! Ну не одна же она жила на всем белом свете все эти годы! Но… никто не звонил, телефон молчал. И от этого было грустно. И даже очень плохо… будто бы столько лет было прожито неправильно, не так, да и вовсе напрасно…
Соня еще спала, и Лиза потихоньку встала с кровати, чтобы ее не будить. Да, теперь в комнате Серафимова им с Соней было просторно. Вчера до самой ночи Лиза все убирала, перетирала, вырезала из старого тюля какие-то салфеточки, чтобы придать комнате больше тепла. И сейчас ей все нравилось – солнце как-то неуверенно пряталось за дымку, будто еще не придумало, светить в полную мощь или уже уступить небо тучкам, а в комнатке было уютно и очень по-семейному. А вот на душе было неуютно. Ну что она здесь – гостья, и только. Еще няня. Помощница. А где же ее-то комнатка? Где ее пристань?