О движении методом пробок и ошибок
Процессы разброда и шатаний никогда не исключали интереса к движению как таковому. В. Ленин писал: «Брели розно и шли назад только руководители: само движение продолжало расти и делать громадные шаги вперед».
Сегодня, когда разброд лежит на грани развала и разложения, в противовес ему со всей актуальностью выдвигается поиск таких методов движения, которые дополняли бы движение в целом движением внутренних частей, т.е. легли бы на грань подвижничества. В связи с этим я намерен рассмотреть вопрос о движении методом пробок и ошибок, требующем, на мой взгляд, наиболее пристального к себе внимания.
Идеи, излагаемые мною, отчасти являются оригинальными, хотя так или иначе они уже содержались в различных публикациях, однако в основном, по-видимому, оставшихся незамеченными.
Рассмотрение я намерен вести языком простой прозы, без привлечения громоздких и утомительных формул. Материал рассчитан в основном на студенток 1 – 4 курсов.
Порядок изложения
Сведения, содержащиеся в 1-й части, носят ознакомительный характер. Студентки 3-го и 4-го курсов могут пропустить этот раздел.
В части 2 рассматривается история вопроса. Я не мог обойтись там без некоторых специальных терминов и упоминаний редко встречающихся имен, что несколько затрудняет восприятие материала. Студентки 1-го и 2-го курсов могут пропустить этот раздел при первом ознакомлении.
Далее последовательно разбираются существенные стороны рассматриваемого движения:
– в части 3 – специфика собственно движения;
– в части 4 – специфика пробок;
– в части 5 – специфика ошибок.
В заключении я затрагиваю некоторые прикладные вопросы, в частности, о направлении и целях движения по отношению к отдельным понятиям, существенным и необходимым для разных категорий людей (типа счастия, сочувствия, благодати и т.п.).
Благодарности
Я считаю своим долгом выразить признательность тем многим людям, без которых невозможен был бы сам факт моего выступления.
Мои родители и мой старший брат первыми познакомили меня с тем языком, на котором все это будет изложено.
Я не мог бы оформить свои мысли, не кончив курса у В. Л. Краковского, студию которого я старательно посещал вплоть до ее печально известного удушения.
Мой постоянный редактор Анатолий Гаврилов немало способствовал тому, чтобы снять с моих рассуждений неизбежный налет провинциализма. В содержательных беседах во время совместных доставок телеграмм и при чаепитиях на кухне в перерывах между ходками он щедро делился со мной сведениями о состоянии движения у нас в центре и за рубежом.
Мой ближневосточный респондент и друг Лео существенно помог мне советами. Многие слабые места рассуждений были буквально выжжены огнем его язвительных гримас.
Мисс Анжела Сидорова, представитель агентства «Два двенадцать» в Северной Америке, тщательно проверила все разделы. С ее помощью были существенно прояснены некоторые идеи, иногда и мне самому представлявшиеся весьма туманными.
Внимание, оказываемое мне со стороны Александра Михайлова, не давало упасть духом и вселяло надежду на то, что непроходняк не останется втуне. Руководимый им журнал «СОЛО» – это, несомненно, историческая элита российского и всего мирового печатного дела.
Мое министерство, мой департамент и мое бюро позаботились о том, чтобы хлеб не переводился на моем столе, пока я работал над рукописью. Особенно я хотел бы поблагодарить в этой связи кассира А.3. Солдатову.
В числе тех, кто оказывал мне поддержку в те или иные моменты, я хотел бы поблагодарить А. Добрынина, О. Дубровскую, В. Забабашкина, А. Филинова, Д. Кантова, А. Битова, В. Пучкова, Ю. Рычкова, А. Белых и Б. Черных.
Извинения
Нехватка времени и слабое знание языков явились причиной того, что в изучении методов движения я руководствовался в основном трудами российских авторов. Надеюсь, зарубежные авторы извинят меня за полное незнание их новейших работ в данной области.
Последние замечания
«Всеобщее стремление сделать из всякого труда ремесло и орудие для заработка средств к жизни, вместо того чтобы поставить себе целью строгое и правильное розыскание истины», – как писал М. Ломоносов («Рассуждение об обязанностях журналистов при изложении ими сочинений, предназначенное для поддержания свободы философии»), приводит к тому, что всякое изложение видов движения, адресованное не студенткам 1 – 4 курсов, неизбежно наталкивается на сопротивление аудитории. Если М. Ломоносова больше всего тревожила «наглость рецензентов, которые наперерыв терзали» его сочинения, то сегодня упомянутое сопротивление выражается в виде зловещего молчания и последующих вопросов, имеющих явную цель уязвить в корень – типа того, что был задан А. Гаврилову в объединении «Союзпроммонтаж»: «И это всё?» – после чего А. Гаврилов принужден был даже запеть с трибуны песню на стихи Н. Добронравова, дабы удержать внимание аудитории.
Что значит – всё? Когда говорят таким образом, то что это? – позвольте спросить вслед за М. Ломоносовым, – «недостаток ума, внимательности или справедливости?»
Намеки на то, что в наших рассуждениях нет чего-то существенного и необходимого для самой последней бабы (как, например, соль), могут иметь своим корнем только одно: невежество, признающее единственно необходимой сущностью нечто зримое и доходящее, как писал М. Ломоносов, «до отрицания существования воздуха в порах соли», поскольку воздух с трудом видим, а поры малы – отсюда один шаг до отрицания необходимости воздуха вообще, – естественно, что в таких условиях совершенно бессмысленно адресовать рассуждение об истинно незримых сущностях кому бы то ни было, кроме студенток 1 – 4 курсов, среди которых единственно я предполагаю найти действительно умных женщин.
Часть 1
Сам метод пробок и ошибок можно рассматривать как распространение метода шендирования на область неустойчивого бытия.
Часть 2
Идеи бытия и движения наиболее всесторонне впервые были опробованы Моисеем и Одиссеем в XIII веке до н. э.
Внутреннее движение от движения в целом отделил М. Ломоносов не позднее 22 августа 1754 года. Он же первым отказался от плоского рассмотрения вопроса и перешел к колоколу.
Метод шендирования был открыт Стерном в 1760 году. Выкладки Стерна не привлекли к себе внимания и были признаны утомительными, вероятно, именно в силу ограниченности их предмета сферой устойчивого бытия. Кроме того, Стерн совершенно упустил из виду проблему пробок.
Проблема пробок впервые прозвучала у Пушкина.
П. Сезанн в 1880 году вскрыл противоречие между реальной фактурой предмета и его потенцией и попытался разрешить это противоречие рассмотрением противоположных краев стола и невидимых человеческому глазу боков бутылок. Однако он ограничил рассмотрение сферой чисто фактурного движения, недостаточность какового в настоящее время математически доказывается работами А. Бартова.
Вен. Ерофеев в 1968 году впервые применил метод пробок к движению в явном виде, однако недооценка ошибок ограничила его опыт движением по замкнутой кривой, хотя, вообще говоря, если все на свете происходит неправильно, то выбор замкнутой траектории также неправилен и движение по ней ошибочно, что в принципе не противоречит нашему методу. С другой стороны, возможность медленного движения при всем этом весьма спорна.
На неустойчивость бытия первым указал А. Битов, в работе которого (1991) заметна, впрочем, опасная тенденция свести неустойчивость бытия к нестабильности быта.
Наконец, А. Лукшин в 1991 году окончательно связал римановы поверхности с существенными и необходимыми потребностями самых последних баб и вывел формулу, в соответствии с которой:
«Формы бутылки, чашки, чайника (и юбки – добавим от себя. – А. Ш.) – вечны. Они никогда не устареют, как состояние любви или жажды или, например, истины, что солнце светит».
(«Не насытится око зрением…» – «Творчество», № 4, 1991.)
Тем новым, что удалось привнести в теорию мне по мере моих скромных возможностей, явилась, может быть, связь проблемы пробок с так называемой проблемой языка; кроме того, как ни странно это, однако, по-видимому, напрашивающееся само собой добавление такой существенной и необходимой (и принципиально разомкнутой!) римановой поверхности, как юбка, в перечень ранее освоенных поверхностей – также до меня никем еще не было сделано.
Часть 3
Движение по методу пробок и ошибок всегда есть совокупность внутреннего движения и движения в целом. При этом для полного осуществления движения в целом необходимым условием является предшествующая ему теснота «внутренних частей» (в ломоносовском понимании; «душ» – в египетском; «души» – у христиан), а спусковым механизмом служит стремление ухватить нечто неуловимое. Исходя из сущности неуловимого, движение в стремлении ухватить его всегда есть промах; а последовательность промахов в стремлении ухватить нечто неуловимое есть не что иное, как движение опрометью.
Два примера дают представление о характере движения по методу пробок и ошибок (далее курсив мой):
1. «Я все стоял на одном месте и не мог привести в порядок мысли, смущенные столь ужасными впечатлениями.
Неизвестность о судьбе Марьи Ивановны пуще всего меня мучила. Где она? Что с нею? Успела ли она спрятаться? (…)
Я увидел ее постелю, перерытую разбойниками… (…)
– Барышня жива, – отвечала Палаша. – Она спрятана у Акулины Памфиловны.
– У попадьи! – вскричал я с ужасом. – Боже мой! Да там Пугачев!
Я бросился вон из комнаты, мигом очутился на улице и опрометью побежал в дом священника, ничего не видя и не чувствуя».
(«Капитанская дочка»)
2. « – Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в ариергарде велел зажечь огни и шуметь, чтоб обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион. (…)
– Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, съездите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю-с.
Ростов дал шпоры лошади. (…) Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде него. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто бы не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы».
(«Война и мир»)
Часть 4
«Слово освобождает душу от тесноты», – утверждал Шкловский. Это положение спорно.
Во-первых, оно подразумевает отрицательную роль тесноты, что уместно лишь на уровне обыденного сознания: «Зачем ты в бутылку полез?» – спрашивает обыватель, и для него этот вопрос звучит риторически, тогда как еще Бердяев писал:
«Если европейский человек выходит ныне из новой истории истощенным и с растраченными силами, то он вышел из истории средневековой с силами накопленными, девственно непочатыми и дисциплинированными в школе аскетики. Образ монаха и образ рыцаря предшествовали эпохе Ренессанса, и без этих образов человеческая личность никогда не могла бы подняться на должную высоту».
(«Смысл истории»)
Во-вторых, слово, т.е. язык, – утверждаю я – не освобождает, а лишь помогает освободить душу от тесноты, да и то лишь в случае, когда душа освобождается принудительно.
Так называемая проблема языка — это чисто русская проблема, возникшая, к тому же, лишь в последнее время. Кажется, возникновение ее связано с деятельностью Е. К. Лигачева. Вен. Ерофееву и в голову не могло прийти, что при размыкании римановых поверхностей могут возникать какие-то проблемы с языком (далее курсив В. Ерофеева):
«Я взял четвертинку и вышел в тамбур. (…) Мой дух томился в заключении четыре с половиной часа, теперь я выпущу его погулять. Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия. Раздели со мной трапезу, Господи!
СЕРП И МОЛОТ – КАРАЧАРОВО.
И немедленно выпил».
(«Москва – Петушки»)
Однако уже у А. Гаврилова проблема языка обозначена явно (далее курсив мой):
«Суровцев достал из чемодана бутылку водки и протянул Войцеховскому.
Войцеховский, порезав палец, содрал пробку и сделал несколько глотков. (…)
«Сам выпил, а мне ничего не говорит», – оскорбился Суровцев и стал скручивать из газеты пробку и затыкать бутылку.
Пробка то проваливалась, то не лезла.
– Лучше выпей, – отозвался из тулупа Войцеховский.
Суровцев сделал пару глотков, заткнул бутылку, спрятал ее в чемодан и сказал:
– И все-таки я с тобой не согласен в том плане, что раньше ничего хорошего не было. Было, было! Вспомни хорошо! Вспомни хотя бы…
– Не физдипли, – отозвался из тулупа Войцеховский, и Суровцев замолчал».
(«Элегия»)
С появлением завинчивающихся головок проблема языка перестает быть актуальной; по крайней мере уступает в актуальности проблеме использования при размыкании правила правой руки (в формулировке Лермонтова: «И некому руку подать»; в формулировке А. Битова: «Если человек кажется говном, то он и есть говно».).
Что же касается непринудительного освобождения, то в нем язык не играет никакой роли, поскольку под действием внутреннего движения пробка и язык вылетают, так сказать, совместно:
«Да, все это – пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что-то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я что-то нужное думал, да. На-ташку, наступить, да, да, да. Это хорошо». И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!.. Руби!.. Что?..» – заговорил, очнувшись, Ростов».
(«Война и мир»)
Часть 5
Недооценка ошибок при движении рассматриваемым методом совершенно недопустима, ибо ток, в котором состоит вся ценность движения, наводится по правилу правой руки в результате индукции именно в ходе промаха.
При движении по методу возможны ошибки двух основных видов:
ошибка головы;
ошибка пробки.
…причем ошибка первого рода является следствием преимущественно движения в целом, а второго рода – преимущественно движения «внутренних частей».
Характерный пример ошибки первого рода – показанная выше ошибка головы Ростова о шею лошади. (Следует напомнить, что Ростов тогда влюбился в царя, поскольку на походе больше не в кого.)
Пример ошибки второго рода:
«К Таlоn помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок».
Теоретически нельзя исключать еще один, дополнительный род – ошибка пробки о голову, возникающая в результате рикошета от потолка или свободного падения под действием силы тяжести. Однако по причине главным образом нешарообразности пробки такой вид ошибки на практике встречается крайне редко.
Заключение
Из рассмотренного ясно, что направленность движения по методу пробок и ошибок не имеет ничего общего со стремлением к счастию. Стремление к счастию в нашем понимании есть стремление получить долю, т.е. растащить на части то исконно единое, что дается нам свыше.
Благодать, посылаемая на праведных и неправедных, растекается при стремлениях к счастию по внешней стороне римановой поверхности, как капли дождя по стенкам бутылки, и для находящихся внутри иначе не может видеться, как если бы сквозь стекло.
Но, «верящий в бессмертие должен трезво относиться к плану земной жизни», писал Бердяев.
Направленность нашего движения отлична и от стремления к сочувствию. Попутно заметим, что вопреки мнению Тютчева сочувствие дается нам не так, как благодать. (Сочувствие относится к благодати по правилу правой руки.)
Стремление к счастию и к сочувствию заложено, очевидно, у нас в инстинкте, однако тем и отличаются умные женщины, что у них есть ум. «Ум наш, – писал Л. Толстой, – есть способность отклоняться от инстинкта и соображать эти отклонения».
(«Дневники»)
Таким образом, дух нашего движения «действует прямо противоположно ветхозаветным началам».
(Бердяев)
Дух, собственно, и есть тот ток, который возникает в ходе движения; причастие этому Духу является его (движения) целью, а направлением – линия, поворачивающая по углу места от горизонта к точке разомкнутости всяких поверхностей.
«Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа причастие».
(Лит. св. Василия Великого)
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан».
(I. Кор.)
Вот девизы нашего движения.