С тех пор ни один парень так и не смог пробудить в ней даже жалкого подобия этих захлестывающих эмоций, которые она испытывала с ним вместе, ни с кем и никогда ей больше не было так хорошо. Она даже не могла назвать все, что было после, полноценными отношениями. Так… случайные любовники.
Сколько их было? Динка не считала и не запоминала ни лиц, ни имен. Когда ей становилось особенно одиноко и страшно, она просто искала кого-то, кто смог бы разделить с ней холодную постель и согреть хотя бы ненадолго. Но никто так и не сумел подарить ей столько тепла, сколько дарил Макар, никому не удалось заполнить пустоту в ее сердце.
А он изменился. Очень изменился, отметила Динка, с жадностью вглядываясь в его лицо. Возмужал, стал как будто еще выше ростом и шире в плечах… Растительность на лице поначалу сбивала с толку, она никогда раньше не видела его небритым, и эта самая многодневная небритость превращала Макара как будто совершенно в другого человека. И все-таки это были его глаза, его нос, его губы…
— Что ты тут делаешь? — спросила она наконец, поняв, что пауза слишком затянулась, потому что Макар тоже стоял и молча пялился на нее — совсем как в той, прошлой жизни.
Динка с горечью осознала, что план предстать перед ним ослепительной сексуальной красавицей с треском провалился — выглядела она сейчас совсем не как роковая соблазнительница. Волосы были убраны в небрежный узел и скреплены обычным карандашом, на ногах — теплые шерстяные носки с пингвинчиками, любимая хлопковая пижама с длинными рукавами и штанинами, не открывающая ни кусочка голого тела… Но тогда почему он так смотрит, господи?!
— Увидел, что свет в окне горит, — откликнулся Макар, отвечая на ее вопрос, — решил зайти… по старой памяти.
Она покачала головой.
— Я имею в виду, не у меня в доме — а вообще здесь. В Светлоградске.
— А-а… к матери на Новый год приехал.
— Давно?
— Сегодня днем.
— И в первый же вечер прибежал ко мне? — не удержавшись, поддела его она.
— Прибежал, — не стал спорить Макар, продолжая смотреть на нее в упор — так, что у нее предательски задрожали колени.
Он, кажется, что-то еще говорил, а Динка наблюдала за тем, как шевелятся его губы, и мечтала о том, чтобы он поцеловал ее. Это было полным идиотизмом в данной ситуации, но она так соскучилась по его губам! Динка так часто о них вспоминала, что они даже снились ей ночами. Боже, сколько раз она видела во сне, как Макар ее целует! Жадно, ненасытно — так, как умеет только он, практически доводя ее до безумия, до грани обоюдоострого удовольствия. Она и сама целовала его в своих снах — взахлеб, боясь оторваться даже на секунду, гладила его плечи, руки, спину, прижималась к его груди, отдавалась его настойчивым губам… Не раз после этого она просыпалась взбудораженная, чувствуя сладкое томление внизу живота, и краснела от стыда — а затем тут же принималась реветь, понимая, что это был всего лишь сон и желанные губы оказались всего лишь призрачным видением, туманом, мороком…
— …решил, что лучше окончательно все прояснить, — закончил он, глядя на нее чуть удивленно. — Ты что, меня вообще не слушаешь?
— Слушаю… — рассеянно отозвалась Динка, и вдруг ее словно озарило:
— Ты больше не заикаешься?
— Нет, — он пожал плечами.
Она выдавила из себя слабую улыбку.
— Даже жаль немного.
Его брови удивленно приподнялись.
— Жаль? Почему?
— Это придавало тебе… особого шарма и добавляло нотку какой-то романтической загадочности, — брякнула Динка и тут же ужаснулась тому, что несет.
— Ну, если т-тебе п-приятно, т-то я могу и д-дальше заикаться, — тут же подхватил Макар и, заметив, как шокированно округлились ее глаза, рассмеялся:
— Боже, расслабься… я же просто шучу.
На кровати сонно заворочалась Влада и что-то невнятно пробормотала. Динка, спохватившись, прижала палец к губам.
— Тише! — прошипела она. — Ребенка разбудишь.
Лицо Макара окаменело.
— Твой… ребенок? — глухо спросил он.
«Ага, ревнуешь, — совершенно инфантильно возликовала про себя Динка. — Все-таки ревнуешь!»
Она и сама не знала, зачем мучает его. Возможно, хотела хоть как-то отплатить за те унижения, которые ей пришлось пережить, пока он был в больнице?
Нарочно помедлив несколько мгновений, она сжалилась и покачала головой:
— Не мой. Это Сонина дочь, просто сегодня у меня ночует. Племянница.
Макар на секунду прикрыл глаза и стиснул челюсти, а затем с шумом облегченно выдохнул. Динка невольно залюбовалась им. Господи, какой же он был красивый, как она по нему скучала…
Все эти годы она категорически запрещала себе думать о нем. Не искала в соцсетях, наоборот — удалилась отовсюду, чтобы Макар не вздумал разыскивать ее сам. Не расспрашивала о нем общих знакомых и друзей. Если до нее долетали какие-то слухи, старалась их игнорировать. Главное она знала — Макар постепенно восстановился после перелома позвоночника и поступил в цирковое училище. Остальное ее не касалось…
Но он все равно пробирался в душу незваным гостем — как вор. Из мыслей она упорно его гнала, но он приходил в Динкины сны. И вот теперь, оказавшись с ним лицом к лицу, она чувствовала, что готова умереть от неожиданности и одновременно желанности этой встречи. Это было для нее слишком резко, слишком близко, слишком больно и слишком… эмоционально сильно и много — как будто она ползла по знойной пустыне много километров, изнемогая от жажды и усталости, а ей в рот вдруг влили сразу несколько литров ледяной воды, которыми можно было скорее убить, чем помочь.
— Можем мы поговорить где-нибудь в другом месте? — спросил он наконец и пояснил:
— Чтобы не разбудить твою племянницу.
В доме были свободные комнаты, но вести его туда Динка не рискнула.
— Спустимся в кухню? — предложила она нерешительно. — Выпьем чаю… если хочешь.
— Хочу, — кивнул Макар, глядя на нее так откровенно, что она уже не понимала, к чему относится это его «хочу».
— Ну… тогда пойдем, — она неуклюже посторонилась, пропуская его вперед.
— Ты не против, если я разденусь? — Макар расстегнул куртку и небрежно бросил ее на стул.
Под курткой не оказалось даже свитера, только тонкая футболка. Очень даже в репертуаре Макара: насколько она помнила, ему всегда было жарко. Но сейчас Динка залипла на его руках — таких по-мужски красивых, сильных, рельефных… он и раньше выгодно отличался от дрищей-сверстников с их ручками-веточками, а сейчас и вовсе выглядел роскошно.
Динка отвела взгляд, чтобы не выдать своего волнения, и, негромко кашлянув, кивком указала на дверь:
— Идем.
Они вышли из комнаты, неловко замешкавшись в дверях, и принялись молча спускаться по лестнице — плечом к плечу.
Внезапно у Макара зазвонил телефон. Тихонько чертыхнувшись себе под нос, он выудил мобильник из кармана джинсов. Динка нечаянно бросила взгляд на экран и успела прочитать имя звонившего — «Ева». Она закусила губу. Глупо было рассчитывать на то, что он ни с кем не встречается… и все-таки ей стало неприятно.
— Я сейчас не могу говорить. Перезвоню, — коротко бросил Макар и отключился, а затем настороженно покосился на Динку.
Она быстро отвела глаза.
— Это… знакомая, — смущенно пояснил Макар.
А Динка, вдруг разозлившись непонятно на что, с вызовом отозвалась:
— Да мне-то что? Мы оба взрослые люди со своей личной жизнью, и мне абсолютно все равно, кого ты трахаешь.
Получилось грубо, она и сама это знала. Макар недобро сузил глаза.
— Что ж… мне тоже пофиг, с кем ты спишь.
— Ну и отлично! — заявила она запальчиво. — Мне вообще на тебя наплевать.
— Ну и отлично, — эхом откликнулся он, — мне на тебя тоже.
А затем вдруг резко шагнул к Динке, сокращая дистанцию между ними до критического минимума, пригвоздил ее руками к стене и впился губами в ее губы.
Она тут же ответила на поцелуй, прижавшись к Макару так отчаянно и крепко, что, должно быть, выдала себя с головой. Он наверняка сразу же догадался, как сильно она этого ждала. Как дико хотела этого!
Впрочем, ему, похоже, было не до анализирования ситуации. Он просто целовал Динку — целовал так, словно стремился вложить в этот невозможно долгий поцелуй все свои эмоции, накопившиеся за десять лет: любовь и ненависть, боль и ревность, обиду и злость, нежность, страсть, горечь, сладость, дичайшую зависимость и неутолимую жажду. А она зарылась пальцами в его волосы, кайфуя от этих до боли знакомых ощущений и просто отдаваясь течению. Господи, только бы он не останавливался!..
Макар, однако, остановился. Но лишь для того, чтобы вдохнуть побольше воздуха и снова наброситься на Динку — на этот раз с короткими, словно укусы, торопливыми и жаркими поцелуями, каждый из которых буквально прошивал ее насквозь как пуля.
— Ненавижу тебя… — бормотал он в промежутках между этими быстрыми обжигающими прикосновениями своих губ к ее коже. — Как же я тебя ненавижу…
— А я тебя… — плавясь под его поцелуями, выдыхала она, чуть ли не поскуливая.
— Как ты могла…
— А как ты мог?..
— Бесишь…
— А ты-то как бесишь!..
Они не договаривали фразы, обрывая их на полуслове, и вместе с тем пытались выплеснуть друг на друга то, о чем все эти годы болела душа у обоих.
Поцелуев становилось катастрофически мало. Не в силах совладать с эмоциями и боясь, что ее сейчас просто разорвет, Динка прикусила плечо Макара через футболку. Он простонал что-то нечленораздельное, и было непонятно — больно ему или, наоборот, хорошо. Его горячие руки нырнули под ее пижаму, опалили кожу, и Динка совсем потеряла голову.
— Макар… пожалуйста… — жалобно выговорила она.
Ей казалось, что она готова отдаться ему прямо тут — стоя, впопыхах, на лестнице. Он понял и буквально втолкнул ее в кухню.
К счастью, там стоял старенький — еще времен Динкиного детства — диван, который вот уже много лет никто не решался выбросить. Динка привыкла валяться на нем и читать, налив себе чашку чая или какао и хрустя печенюшками. Возможно, в кухонном интерьере эта старая рухлядь смотрелась несколько чужеродно, но сейчас диванчик пришелся как нельзя кстати.