— Что еще за разговор? С кем?
— Девчонки какие-то болтали, что ты у сестры парня увела… уже и не помню толком, — неловко соврал он.
Динка покачала головой:
— Никого я не уводила. Он учился классом старше и очень долго нас с ней даже не замечал. Соня класса с восьмого на него заглядывалась, все уши мне прожужжала. Хотя по нему вообще многие девчонки сохли — гордость школы, спортсмен, красавец…
«Ну прямо уж — красавец!» — ревниво подумал Макар. — Ничего особенного». Хотя на самом-то деле он абсолютно не помнил лица этого долбаного Гарика… Гарик. Гарик, блин! Разве нормального человека будут так называть?!
— Но мы даже официально знакомы не были, — продолжала между тем Динка. — А потом в школе устроили дискотеку для старшеклассников, и он вдруг пригласил меня на танец. Разговорились, Гарик предложил обменяться номерами телефонов… Я поначалу вообще не собиралась с ним связываться, но Соня упросила, очень уж ей хотелось заполучить его номер. Думала, наверное, что так легче будет с ним замутить — например, присылать сообщения типа «доброе утро», «спокойной ночи» или «как дела»… Но в итоге он принялся ухаживать за мной, а не за ней. А потом я и сама увлеклась. Как-то так, — Динка пожала плечами.
— Ты сильно его любила? — спросил Макар, понимая, что ведет себя как конченый мазохист.
— Тогда казалось, что да. Это же были мои первые настоящие отношения, — усмехнулась Динка. — В шестнадцать лет все кажется всерьез и на всю жизнь.
Слышать это было больно, но Макар заставил себя засунуть ревность подальше.
— А Соня как на это отреагировала?
— Ну, а сам-то как думаешь? Разумеется, поначалу разобиделась, обозвала предательницей, устроила мне бойкот. Потом постепенно отошла. Или… просто притворялась, что отошла. Упорно делала вид, что ей все равно.
Макар утвердительно кивнул:
— Ну вот, видишь? У нее реально был мотив слить ваши видео — чтобы отомстить обоим. Мне кажется, других вариантов здесь просто и быть не может.
— Честно говоря, я даже не уверена, что хочу знать правду, — вздохнула Динка. — Предпочитаю прятать голову в песок и жить в счастливом неведении… Иначе как-то совсем страшно все получается.
Макар решил сменить тему.
— А тогда, в мой день рождения… ты действительно хотела прийти в цирк и приготовила мне подарок?
— Действительно, — кивнула Динка. — Я связала тебе шарф. Совершенно ужасный по дизайну и кошмарный по манере исполнения, — не выдержав, она фыркнула. — Но это было от всей души, правда!
— Но ты ведь… в итоге так и не пришла на представление? — произнес он полувопросительно-полуутвердительно.
— Не пришла. Струсила, — призналась Динка. — После того, как ты застукал нас с Гариком в кафе, я просто побоялась, что ты увидишь меня в зрительном зале, разнервничаешься, сделаешь какую-нибудь роковую ошибку в воздухе… Короче, я не стала рисковать, решила дать тебе остыть, а поговорить с тобой собиралась уже после выступления. Ждала возле служебного входа. И тут вдруг — суета, шум, какие-то люди забегали, подъехала скорая… Толпа набежала, я ничего толком и понять не успела. И вдруг слышу, как кто-то из зрителей говорит: «Парень-гимнаст разбился». Я как-то сразу почувствовала, что это ты… И решила, что все из-за меня, — Динка закусила нижнюю губу и отвернулась.
Макар поднялся со стула, подошел к Динке со спины и успокаивающе положил ладони ей на плечи. Он сам ничего не помнил после момента своего падения и сейчас впервые подумал, что Динке-то, наверное, было куда страшнее.
— Я как в аду жила в те дни, — сказала она тихо. — Мне не давали с тобой увидеться, твоя мать прямо заявила, что это я во всем виновата… Это уже потом по городу поползли слухи, что тебе подсыпали снотворное в бутылку с водой. Мне стало немножко легче. Но… только немножко.
— Ладно, забудь, — Макар легонько помассировал ей плечи, чтобы она расслабилась. — Все позади, я жив и здоров… вон, даже не заикаюсь теперь — компенсация за моральный ущерб, — пошутил он.
Она благодарно потерлась щекой о его руку.
— А куда ты его дела? — вдруг с любопытством спросил Макар. — Выбросила?
— Кого выбросила? — непонимающе переспросила Динка.
— Ну, мой деньрожденческий шарф, — пояснил он.
— А, шарф… Нет, не выбрасывала. Где-то так и лежит… можно поискать. А тебе зачем? — удивилась Динка.
— Я буду его носить, — серьезно заявил он.
— Макар! — ахнула она и тут же засмеялась. — Он реально страшный! Это был первый шарф, который я связала в своей жизни.
— Неважно, — мотнул головой он. — Главное — что ты связала его специально для меня.
— Хорошо, — улыбнулась она, — я поищу. Он должен быть где-то в доме.
Затем Динка, взглянув на часы, засуетилась — пора было идти к отцу, чтобы заняться с ним ежедневными рутинными процедурами.
— Тебе нужна помощь? — спросил Макар. — Ну, там… подержать его, перевернуть и так далее.
Она смутилась и побагровела.
— Нет, что ты… я сама приспособилась. Там на самом деле ничего сложного, дело привычки.
— Кстати, а как же тетя Ира? — вспомнил он. — Где она сейчас?
— Тетя Ира? — удивленно переспросила Динка.
— Ну да, у твоего отца ведь были с ней многолетние отношения, если я ничего не путаю. И где она теперь?
— Надо же, — поразилась Динка. — Не ожидала, что ты ее помнишь.
— Так как она?
— Да никак, — Динка хмыкнула. — Предсказуемо слилась сразу же после папиного инсульта. Одно дело — любить человека возвышенной жертвенной любовью, упиваться своими страдашками и описывать их затем в слезливых любовных романчиках. И совсем другое — выносить из-под него утку и загаженные памперсы.
— Ясно, — вздохнул Макар. — Действительно, предсказуемо…
Поразмыслив немного, он засобирался домой.
— Ты все равно сейчас будешь занята с отцом, — пояснил он. — А мне нужно поговорить с мамой.
— Но ты… еще придешь? — спросила Динка с такой отчаянной надеждой, что у него защемило в груди.
— Ну конечно, приду, — он легонько щелкнул ее по кончику носа. — Ты сегодня будешь дома?
— Куда же я денусь с подводной лодки, — улыбнулась она.
— Ну, может, собралась встречать Новый год в какой-нибудь веселой компании?
Динка покачала головой:
— Я буду дома. Честно говоря, и праздновать-то не планирую.
Макар коснулся ладонью ее щеки, задержал на миг… и снова уверенно кивнул:
— Я приду.
Мать встретила его суетливо — тут же с преувеличенным оживлением затараторила как сорока, не давая ему вставить ни слова. Должно быть, предчувствовала и понимала, с каким вопросом обратится к ней сейчас Макар, какие запоздалые претензии предъявит — и, насколько могла, оттягивала этот неприятный, хоть и неизбежный момент.
— Представляешь, — весело болтала она, — мне тут Костя Машков утром позвонил. Оказывается, он собирает у себя цирковых на Новый год. Не хочешь отметить праздник вместе с бывшими коллегами? Ты же сам говорил, что они тебя прекрасно помнят, уважают и даже любят. Будут, конечно, не все, но очень многие из наших. Думаю, мы неплохо и душевно посидим. Костя овдовел год назад, ему сейчас одиноко, вот он и хочет собрать дома труппу…
— Мам, скажи честно, — почти не вслушиваясь в ее трескотню, резко перебил Макар. — Динка приходила в больницу?
Уточнять — когда, к кому, зачем — не пришлось, она и так сразу все поняла. Макар увидел, как кровь моментально отхлынула от ее лица.
— Так приходила или нет? — не в силах больше ждать, поторопил он.
Взгляд матери нервно заметался. Пусть скажет, что нет, мысленно взмолился он. Пусть даже окажется, что Динка солгала, чтобы реабилитироваться в его глазах… Ей-богу, он легче перенес бы Динкино вранье, чем мамино предательство. Первое, по крайней мере, можно было бы хоть как-то логически объяснить и оправдать.
— Приходила?! — он уже не просил, а буквально требовал ответа.
Мать скорбно поджала губы и царственно качнула головой. Макар не мог не подивиться ее выдержке — даже сейчас, в такой момент!
— К чему тебе мой ответ, — отозвалась она. — Ты ведь и так уже все для себя решил. Вы с ней решили, — уточнила она.
Он поморщился от этого откровенного желания сохранить хорошую мину при плохой игре и изобразить покорность судьбе.
— Вот только не надо этого притворного смирения! И мнимой готовности принять мой выбор — тоже не надо. Я еще ничего не решил. Я просто хочу знать правду, а ты уже заранее начинаешь строить из себя жертву. Мне необходимо понять, кто из вас врет — а кто-то определенно врет!
— Ну значит, это я, — вздохнула мать, видимо, окончательно осознав, что дальше выкручиваться просто глупо.
Пожалуй, Макар не поверил бы другому ответу, но все равно сейчас смотрел на нее и чувствовал почти физическую, разрывающую на части боль. Тогда, десять лет назад, он навсегда потерял Динку — во всяком случае, был в этом уверен. Сейчас же у него возникло ощущение, что он теряет мать.
— Я просто хотела уберечь тебя… — тихо произнесла она, опустив глаза.
Он тут же задохнулся от ярости.
— Уберечь? Это что, женская логика такая — убивая человека, ты хотела его уберечь?!
Мать подняла голову. Глаза ее блестели от непролившихся слез и оттого казались нереально огромными.
— Тебе не понять мои чувства, Макар, — она взглянула на него почти в отчаянии. — Ты — мой сын, и этим все сказано. Смысл моей жизни. Мое все.
— Не надо этого дешевого пафоса, ради бога, — он был как никогда безжалостен. — Чем Динка помешала твоей любви? От того, что мы с ней вместе, я не переставал быть твоим сыном, но ты возненавидела ее с самого первого взгляда.
— Да потому что она постоянно выводила тебя из душевного равновесия! — закричала мать. — Ты же вечно с ней был, как на вулкане! Все время взвинченный, дерганый, психованный… Это у вас называется любовью?
— Да, мама. Это у нас называется любовью, — кивнув, холодно подтвердил он.
— Но ты же сам говорил мне, что она предпочла тебе другого парня, помнишь?