Личные данные Джона Гейси прошли проверку по каналам Секретной службы и ФБР. Несмотря на то что его имя числилось в Национальной базе данных правонарушителей, каким-то образом Гейси сочли подходящей кандидатурой для встречи с Розалин Картер.
Парад прошел идеально. После него копы, охранявшие мероприятие, говорили, что дисциплина у Гейси и его людей строже, чем в армии. Вечером после парада состоялся частный прием, где Гейси с первой леди пожали друг другу руки под вспышками фотокамер. На миссис Картер была белая блузка и кардиган; на Гейси – темный костюм с галстуком.
Позднее первая леди подписала для Гейси снимок: «Джону Гейси с наилучшими пожеланиями. Розалин Картер».
Немного позже, той же весной, Гейси принимал участие в открытии социального центра для пенсионеров. На этот раз он сфотографировался с мэром Чикаго Майклом Байлэндиком, и они тоже пожали друг другу руки.
В конце мая Джон и Кэрол встретились в баре, чтобы немного выпить и поболтать. Они уже пришли к договоренности, что между ними может быть только дружба, и теперь Гейси интересовался, какие мужчины привлекают Кэрол. Он предложил ей показать тех посетителей бара, с кем она согласилась бы переспать.
Она выбрала нескольких: все они были светловолосые. Джон сказал, что это отличный выбор. И добавил, подмигнув, что и сам предпочитает мальчиков со светлыми волосами и крепкими маленькими ягодицами. Не качков и не здоровяков. В глубине души он признавался себе, что все парни, с которыми он спал за прошедшие годы, все, кто был похоронен в подполе на Саммердейл, отчасти напоминали Дональда Вурхиса – юркого ладного мальчишку, который в свое время подставил его и засадил в тюрьму.
То же самое теперь пытался сделать Джеффри Ригнэлл, но с гораздо меньшим успехом. Он ежедневно названивал в полицию, требуя арестовать Гейси, но натыкался на равнодушие и отговорки. Один из офицеров сказал ему, что «за ним слишком далеко ехать».
На День независимости Мэрион Илейн Гейси приехала к сыну погостить. Они собирались вместе поехать на праздник, и, пока Джон ненадолго отлучился, Илейн сделала прическу, нарядилась и накрасилась.
Внезапно в дверь постучали. На пороге стоял юноша – болезненно худой и с запавшими глазами. Это был Джеффри Ригнэлл. Он спрашивал Джона.
Илейн ответила, что того нет.
– А вы сегодня будете на вечернике? – спросила она. Молодой человек показался ей симпатичным, хоть и немного жалким.
– Вы что, шутите? – возмутился Джефф.
Илейн пригласила его войти, сказав, что Джон вот-вот вернется.
– Я не знаю, в курсе ли вы, – но у полиции ордер на его арест. По моему иску.
Илейн резким движением захлопнула у него перед лицом сетчатый экран и заявила, что дела Джона ее не касаются. Визитер может, если захочет, вернуться позже.
– А вы знаете, что он сидел за изнасилование в Айове?
– Это было сто лет назад, – отрезала Илейн. – Мы об этом больше не вспоминаем. И тогда его подставили.
После этого она закрыла дверь. Ригнэлл вернулся в свою машину, дождался, пока подъедет пикап «П.Д.М.», позвонил в полицию и сообщил номер ордера. Полицейские приехали, но открыл им не Гейси, а его помощник Майкл Росси. Джона снова не было дома.
Гейси с адвокатом подали на Ригнэлла встречную жалобу, обвиняя его в том, что он совершил против Джона У. Гейси насильственные действия, подсунув ему под нос флакон «Раша». «Рашем» называлось аптечное средство, нитрат изобутила, который при вдыхании усиливает сексуальное возбуждение. Его продавали в основном в магазинах с товарами для взрослых, и он пользовался популярностью в гей-среде.
Джон решил бороться с Ригнэллом тем же оружием, что использовал когда-то против подростка, которого в июне 1972-го подсадил к себе в машину, притворившись полицейским, а потом едва не сбил. Тогда Гейси заявил, что подросток его шантажирует, и дело было закрыто.
13 сентября 1978 года состоялось судебное заседание по гражданскому иску Джеффри Ригнэлла против Джона Гейси. Ригнэлл с адвокатом настаивали на смене статуса – с мелкого правонарушения, караемого штрафом в сто долларов, на разбойное нападение. Но государственный защитник, выступавший по этому делу, обратился к судье со словами:
– Какого черта! В этом городе убивают людей, а мы будем разбираться, кто кого трахнул в жопу?
Гейси на заседание не явился, прислав Майка Росси вместо себя. Ему понадобилось улететь в Нью-Йорк. Новый статус иску судья не придал, и дело было решено во внесудебном порядке. Гейси выплатил Ригнэллу триста долларов штрафа. И это притом, что счет за лечение Джеффри после изнасилования превысил двадцать пять тысяч.
Месяц спустя суд встал на сторону Гейси в деле Роберта Доннелли, заявлявшего, что целую ночь Гейси пытал, душил и топил его.
Джону было не до судебных разбирательств, поскольку он все свое время отдавал бизнесу. Став субподрядчиком «П.И. Системс», он постоянно разъезжал из города в город, ремонтируя аптеки. То он мчался в Вудберн, штат Орегон, то в Брейнерд, Миннесота, то в Помптон-Лейкс, Нью-Джерси. У него были проекты в Мичигане и Онтарио. А также большой заказ в Ноксвилле, Теннесси.
Пять месяцев Джон, проснувшись, не находил мертвых мальчиков у себя дома. У него в буквальном смысле слова не оставалось времени на убийства. В начале ноября Кэрол сообщила ему, что выходит замуж. Джон понял, что в глубине души все еще надеялся на возобновление отношений с ней и верил, что Кэрол сможет его остановить. Но теперь она была потеряна для него навсегда.
Третьего ноября Фрэнк Лэндингин, сутенер и торговец наркотиками, вышел под залог из тюрьмы, где оказался по обвинению в избиении. Его и раньше неоднократно арестовывали, а на этот раз он напал на свою девушку. Около двух часов утра 4 ноября Фрэнк встретился со своим отцом в баре на Норт-сайде. Сказал, что пойдет поищет свою подружку, и пропал.
Восемь дней спустя его тело нашли в Дес-Плейнс-ривер, ниже по течению от моста на шоссе I-55. Ему затолкали в рот его собственные трусы и изнасиловали; очевидно, во время изнасилования он и задохнулся. Либо же его пытали и он подавился своей рвотой.
Через три недели после исчезновения Лэндингина двадцатиоднолетний Джеймс Маццара отпраздновал День благодарения со своей семьей и отправился домой – в квартиру, которую снимал с приятелями на Кларк-стрит, где узнал, что их выселяют. В последний раз его видели идущим с чемоданом в направлении Багхаус-сквер.
Впоследствии тело Маццары выловили из Дес-Плейнс-ривер, также неподалеку от моста на I-55. Джон выбрасывал трупы в реку, потому что в подполе у него закончилось место.
С финансовой точки зрения 1978 год был для Джона очень удачным. Чистая прибыль «П.Д.М.» составила около двухсот тысяч долларов, и в 1979-м Джон рассчитывал удвоить эту сумму. Он добился прочного положения в демократических кругах Северного Чикаго. У него были связи на высшем уровне.
После Нового года Джон собирался залить подпол дома на Саммердейл цементом. Так он навсегда избавился бы от проблем с подтоплениями и от трупного запаха, проникавшего в комнаты, стоило включиться вентиляции. Кроме того, цементная плита в подполе позволила бы ему надстроить второй этаж. Там Джон хотел разместить сауну и джакузи, чтобы расслабляться после тяжелого рабочего дня.
11 декабря 1978 года эти планы пошли прахом. В «Ниссон-Фармаси», куда Джон приехал договориться о ремонте, к нему обратился пятнадцатилетний Роберт Пист, мечтавший заработать себе на джип. И Джон совершил ошибку. Он не должен был хватать этого мальчишку и тащить к себе домой. Склонять его к сексу, а потом переодеваться клоуном и показывать фокус с веревкой. А дальше события покатились лавиной. Появление полицейских. Обыск у него в доме. Слежка и признание Сэму Амиранте.
Джон не помнил большую часть убийств. Так, отдельные эпизоды – вот он танцует в клоунском костюме перед замершими на диване мальчишками. На одном наручники, второй – с веревкой на шее.
Арест был закономерным исходом череды этих безумных, полных наркотиков и алкоголя, тяжелой работы и случайных знакомств лет. Джон чувствовал, что у него не осталось сил на борьбу. Проще признаться и получить последнюю минуту славы, прежде чем его навсегда запрут в психиатрической лечебнице.
В том, что тюрьма ему не грозит, Джон не сомневался. Во-первых, он влиятельный человек с хорошими знакомствами. У него прекрасный адвокат. Ну и самое главное – он точно знает, что психически нездоров. Он ведь не помнит большую часть совершенных убийств. Так, отдельные эпизоды – вот он танцует в клоунском костюме перед замершими на диване мальчишками. На одном наручники, второй – с веревкой на шее. Первый поворачивает ручку молотка, которая фиксирует веревку. Мальчишка знает – если он не задушит приятеля, то умрет сам. Он в любом случае умрет, но когда – решает клоун.
Джон подозревал, что у него какое-то расщепление личности. Вроде бы это называется шизофренией. В определенные моменты – когда он, устав на работе, расслаблялся сперва с помощью виски и косяка, а потом ехал искать нового парня на Багхаус-сквер – вместо него действовал какой-то другой человек. Этот человек жил у него в голове и периодически захватывал контроль. Он и убил их всех… тридцать, а может, сорок человек… Джон этого не знает. Он к убийствам непричастен.
В канун Рождества 1978 года, сидя в тюремной камере, Джон написал письмо, обращаясь к своей матери, сестрам и адвокатам:
…Всю мою жизнь я пытался доказать, что чего-то стою, и добиться признания от собственного отца. Хотя я прожил всего тридцать семь лет, у меня такое ощущение, что позади – целых три жизни.
Я устал, ужасно устал, я работал всю свою жизнь и щедро делил ее с другими. Я никогда ничего не просил и не получал за так. Но вообще… именно этого я и хотел. Пока я рос и взрослел, у меня была самая понимающая в мире мать, и ты всегда была рядом, когда я нуждался в ком-то, кто меня бы утешил, дал совет и позволил почувствовать себя любимым, когда мне было плохо. Конечно, я подвел тебя, когда сбежал из дома в двадцать лет, но, я надеюсь, ты меня понимаешь. Я никогда ничего не мог от тебя скрыть. Мне жаль, что я подвел тебя, когда умер отец. Знаю, я должен был быть с вами, и я никогда этого не забуду и не прощу себе. Это еще один повод считать, что отец был прав на мой счет.