ссе». Расстройство, по его мнению, могло усугубляться приемом наркотиков или алкоголя – здесь выводы Раппапорта совпадали с отчетом психиатров обвинения.
Помимо этого, у обвиняемого диагностировали сифилис. Судя по всему, Гейси знал о диагнозе и раньше, и тот был еще одной причиной его суицидальных мыслей. В разговоре с сестрой он упоминал, что хочет передать свое дело ее мужу – на случай, если с ним что-нибудь произойдет.
Как у всех подозреваемых по уголовным делам, у Гейси взяли образцы крови и волос. Поскольку речь шла об убийствах на сексуальной почве, полиции требовались также лобковые волосы, но тут обвиняемый преподнес экспертам сюрприз. Пройдя с одним из них в туалет, Гейси без стеснения расстегнул ширинку и продемонстрировал бритый лобок.
– Придется подождать, пока волосы отрастут, – с довольным видом усмехнулся он.
Двадцать третьего апреля Гейси были предъявлены обвинения по всем тридцати трем убийствам. Обвиняемый настаивал на своей невиновности. В июле защита потребовала объединить дела и добавить к ним дело Ригнэлла, которое должны были перенести из другой юрисдикции. Обвинение же хотело судить его за каждое убийство по отдельности. Судья Гариппо принял решение об объединении. Теперь предстоял выбор места проведения суда и селекция присяжных.
Судья предпочел бы провести суд в своей юрисдикции, не перевозя кучи документов и улик. Но найти беспристрастных присяжных для суда над Гейси в Чикаго было заведомо невозможно – весь город читал статьи о трупах в подвале. Суд, предварительно назначенный на 7 января 1980 года, грозил не начаться вовремя. В результате был найден компромисс: присяжных решили отобрать в другом городе и привезти в Чикаго.
Рокфорд, столица округа Виннебаго, оживленный город со ста пятидесятью тысячами жителей, находился ближе к границе с Висконсином, чем к Чикаго. Конечно, не было такого округа или штата, где не слышали бы про Гейси, но в Рокфорде вещали собственные радиостанции и издавались собственные газеты, так что стороны сошлись на том, что он годится для отбора присяжных.
Все, кто был связан с делом клоуна-убийцы, на время перебрались туда. Возле здания суда находился всего один отель, куда и поселились многочисленные сотрудники суда, представители прокуратуры и адвокаты. Он назывался «Часовая башня», и на первом этаже там располагался бар, где по вечерам приезжие из Чикаго собирались, чтобы выпить и немного расслабиться после напряженного дня.
Народу в бар набивалось столько, что в буквальном смысле яблоку негде было упасть. Люди, так или иначе связанные с делом Гейси, занимали все столики и все табуреты за барной стойкой. Отношения между защитой и обвинением сложились скорее дружеские – как между соревнующимися спортивными командами. Хотя, конечно, не обходилось и без стычек.
В один из вечеров невинное обсуждение деталей процесса привело к спонтанной драке: по бару в буквальном смысле летали стулья. В драке участвовали все присутствующие, за исключением двоих человек: репортера-ирландца, который перебрал с виски и мирно спал, уронив голову на барную стойку, и Билла Канкла. Последний невозмутимо складывал за своим столиком пасьянс, попивая кока-колу со льдом. К счастью, никто серьезно не пострадал. На следующий день, 28 января 1980 года, оправившись от похмелья и замаскировав синяки и царапины, все направились в суд на отбор присяжных.
Гейси явился на заседание в костюме бледно-зеленого цвета, белой сорочке и красном галстуке с узором. Он озирался по сторонам – отвык от большого количества людей.
Судья Гариппо обратился к залу:
– Леди и джентльмены, доброе утро. Вас отобрали как кандидатов в присяжные по делу «Народ штата Иллинойс против Джона Уэйна Гейси». Джон Гейси обвиняется в тридцати трех убийствах.
Гариппо поднял голову, сделал небольшую паузу и продолжил:
– Преступления, в которых обвиняется мистер Гейси, караются смертной казнью.
Судья протянул руку, взял стакан с водой и отпил глоток. Потом поправил очки и стал читать дальше:
– Если мистер Гейси будет признан виновным, штат Иллинойс будет просить у вас смертной казни для него.
И снова пауза – судья давал кандидатам усвоить эту информацию. Затем он стал по очереди вызывать их и расспрашивать об их вероисповедании, отношении к гомосексуализму и невменяемости, о смертном приговоре и тому подобном. Он предупреждал, что участие в процессе означает полную изоляцию на срок около десяти недель. Если кандидат заявлял, что в его случае это невозможно, его сразу освобождали. За четыре дня было выбрано двенадцать присяжных и четверо дублеров: семь мужчин, пять женщин, в возрасте от двадцати до семидесяти двух лет, европеоидной расы. Дальше процесс должен был переместиться в Чикаго.
Здание суда штата Иллинойс на пересечении 26-й улицы и Калифорния-авеню стало легендарным задолго до процесса над Джоном Гейси. Там бились многие знаменитые адвокаты и рассматривалось множество громких дел. Зал судьи Гариппо располагался на шестом этаже: отделанный темным деревом и полированным мрамором, он вполне подошел бы в качестве декорации для голливудского фильма. Специально для этого процесса зал немного перестроили: удлинили скамьи присяжных, чтобы вместить четырех запасных, которые должны были слушать показания наравне с остальными. Также были расширены ряды для прессы; камеры в зал не допускались, но репортерам позволялось записывать и зарисовывать происходящее.
Улицы, ведущие к зданию суда, запрудили грузовики телекомпаний с эмблемами на бортах. Газеты и телевидение только и трубили, что о грядущем процессе, – можно было подумать, что ни в Чикаго, ни в мире ничего больше не происходит. На предварительном совещании было решено, что суд будет заседать шесть дней в неделю, включая субботу. Судья Гариппо не собирался затягивать процесс, который и без того обещал быть долгим с учетом количества вещественных доказательств и свидетельских показаний.
Обвинение планировало установить в зале стенд с фотографиями двадцати двух опознанных жертв и одиннадцати неопознанных. Защита возражала, что такая «Доска памяти» будет оказывать давление на присяжных. Весь процесс им придется смотреть на снимки молодых людей, предположительный убийца которых находится на скамье подсудимых. Разве это не нарушение презумпции невиновности?
Спор возник также по поводу люка, который обвинение вырезало вместе с фрагментами досок в доме на Саммердейл. Это был тот самый люк в подпол, через который Гейси сбрасывал своих жертв, и обвинение собиралось предъявить его в суде. Адвокаты подсудимого признавали, что ход эффектный – они и сами поступили бы так же, – но не могли допустить, чтобы его предъявили присяжным. Однако судья решил по-другому.
После двух дней предварительных заседаний обе стороны были готовы приступать.
Глава 10
В среду, 6 февраля 1980 года, процесс начался со вступительных заявлений представителей обвинения и защиты по делу «Народ штата Иллинойс против Джона Уэйна Гейси». В зале не было ни одного свободного места. Судья Гариппо привел присяжных к клятве, и Боб Иган, представлявший обвинение, встал со своего места.
– Уважаемый суд, леди и джентльмены – присяжные заседатели, я прошу вас представить себе мальчика. Ему пятнадцать лет, он учится в старшей школе, занимается спортивной гимнастикой, а по вечерам подрабатывает в аптеке. Он работает, потому что ему пятнадцать и он хочет купить машину, когда ему будет шестнадцать, поэтому ему нужны деньги. Его зовут Роберт Пист.
Я хочу, чтобы мы вернулись назад на год и два месяца, в место, которое называется «Ниссон-Фармаси». «Ниссон-Фармаси» находится в Дес-Плейнс, северном пригороде Чикаго. Скорее всего, вы бывали там, когда съезжали с платной дороги.
Иган не торопясь, методично рассказал про холодный декабрьский вечер и про подрядчика, который должен был делать в «Ниссоне» ремонт. Упомянул мрачные подробности, которые обвинению еще предстояло доказать: встречу Роба Писта и Джона Гейси, поездку к Гейси домой, убийство Роба и вывоз трупа. Он говорил суховато, без эмоций, часто вставляя фразу «обвинение докажет, что…». В конце Иган назвал Гейси «самым злонамеренным человеком, когда-либо ходившим по земле», обозначив позицию обвинения: они будут изображать Гейси злодеем, который совершал свои преступления абсолютно сознательно.
Когда Иган закончил, судья распустил заседание на обед. После перерыва предстояло выступать защите, и слово взял Боб Мотта. На него смотрели скептические, враждебные лица. Мотта начал с заявления, что с разумом Джона Гейси что-то не так – у него тяжелое, глубоко укоренившееся душевное заболевание. Чего-то не хватает в его сердце или в голове, какого-то «жизненно важного элемента, который помогает делать правильный выбор между добром и злом, моральностью и аморальностью, жизнью и смертью».
– Наши врачи в медицинских терминах докажут вам, что Гейси безумен, и что его контролирует темная сторона человеческой натуры, низшее в человеке, которое у нормальных людей никогда не выходит на первый план или отсутствует вовсе. Они опишут вам болезнь, провоцирующую жестокое поведение, неуправляемое и дикое.
Мотта подошел ближе к скамье присяжных:
– Вам придется заглянуть в бездну. И признать, что если Гейси действовал под влиянием хронического душевного заболевания, то по закону он не несет ответственности за свои поступки.
Адвокат закончил свою речь словами:
– Постарайтесь вынести обоснованное непредвзятое суждение, потому что если вы решите, что его надо наказывать, а не лечить, это будет куда более иррационально, чем те преступления, которые он совершил или мог совершить. На этом все.
Заседание было закрыто.
На второй день процесса, 7 февраля, обвинение начало вызывать своих свидетелей. Марко Буткович, отец Маленького Джона, стал первым в долгой череде «свидетелей жизни и смерти», вызванных штатом. «Свидетель жизни и смерти» – это, как правило, человек, который последним видел жертву живой. Один за другим родственники, друзья и знакомые рассказывали о том, когда в последний раз виделись со своими любимыми и родными. В зале суда потоками лились слезы.