ими адвокатами и понимает ли, в чем его обвиняют.
Адвокаты Гейси, Сэм Амирант и Роберт Мотта (Лерой Стивенс, как выяснилось, занимался лишь гражданскими делами) подали ходатайство о прекращении раскопок на участке Гейси ввиду ущерба, который наносится собственности клиента. Канкл возразил, что поиски должны продолжаться, пока следователи не удостоверятся, что там не осталось тел. В итоге Гариппо отложил решение по ходатайству и отклонил просьбу о выходе под залог.
Писты присутствовали на заседании. Без моего ведома их посадили за стекло, как и всех остальных. Я пытался добиться того, чтобы родителям разрешили находиться в зале, но из соображений безопасности их туда не пустили. Это было их первое появление на суде, где они следили за процессом против человека, обвиненного в убийстве их сына.
30 января мы подали ходатайство в суд о продолжении раскопок на Саммердейл, 8213, чтобы подтвердить законность операции. Раньше нам было достаточно ордера на обыск, но дому был нанесен такой ущерб, что потребовалась поддержка посерьезнее, и теперь у нас появилось время, которого не было в декабре, чтобы получить постановление суда. Судья Гариппо, однако, дал стороне защиты неделю на то, чтобы подготовить протест, из-за чего раскопки пришлось отложить.
Наверное, самым значимым событием тех дней стало письмо доктора Рейфмана, которое судья зачитал сразу после появления в зале обвиняемого. Резолюция психиатра гласила, что Гейси вполне вменяем и его можно судить на общих основаниях.
С глубочайшим облегчением я встретил и решение судьи Гариппо от 21 февраля, подтверждающее законность ордеров на обыск. В тот же день он подписал документ, разрешающий нам возобновить раскопки. Чикаго, однако, по-прежнему пребывал в тисках самой суровой зимы за всю историю города. Она побила предыдущий рекорд по количеству выпавших осадков на 12,7 сантиметра, улицы покрывал слой снега высотой более полуметра. До календарной весны – а в Чикаго ждать ее вовремя не имеет смысла – оставался месяц. Даже получив законное право проводить раскопки, мы еще долго не смогли бы им воспользоваться.
Так или иначе, мы жаждали побыстрее покончить с расследованием. Через несколько дней, когда появились намеки на смягчение погоды, полиция шерифа принялась вновь исследовать участок. В начале марта была расколота бетонная ступень у задних дверей, под которой нашелся револьвер, о котором рассказывал Гейси, а неделей позже начали разбирать патио у жаровни для барбекю.
Дэн Линч, оператор экскаватора, работающий на дорожное управление, снял асфальт, а затем и цементное покрытие. Дженти или Маринелли из оперативного розыска постоянно присутствовали на месте раскопок, выискивая признаки потенциальной улики. Земля промерзла, ковш практически вгрызался в нее. Внезапно Дэн остановился.
– Чувствуешь? – спросил он Дженти.
Криминалист подошел к яме. Линч безошибочно различил запах разлагающейся плоти. Дальше землю разгребали руками. Наконец добрались до тела, завернутого в несколько полиэтиленовых пакетов. На безымянном пальце обручальное кольцо: первая жертва Гейси, состоявшая в браке. Следователь Ирв Краут потом рассказывал, что у него мороз пошел по коже, когда в момент удаления с тела пакетов зазвонили колокола соседней церкви.
Эта находка побудила нас к дальнейшим поискам, несмотря на уверения Гейси и его адвокатов, что мы тычем пальцем в небо. По словам обвиняемого, захоронения на его участке ограничивались подполом и могилой в гараже. Не знаю, забыл он или попросту врал, но полиция шерифа по-прежнему собиралась срыть каждый квадратный метр участка вплоть до глины.
15 марта полицейские, продолжавшие обыск дома, нашли под комодом в гостиной водительские права Джефри Ригнала. На следующий день – через неделю после обнаружения трупа под патио – Маринелли шел по балкам в столовой, где пол был снят, и случайно ткнул ломом в землю под собой. Сержант решил осмотреть осколки старой плитки, которые упали в отверстие, проделанное ломом. Слегка разрыв землю, он наткнулся на бедренную кость, а затем кости руки. Под комнатой, где полицейские организовали штаб и обедали, обнаружилось двадцать девятое тело. Оно стало последним, однако раскопки продолжались, пока мы в этом не убедились.
Благодаря отчетам доктора Рейфмана и других врачей мы смогли чуть лучше понять, как мыслит человек, обвиняемый в семи убийствах. Пообщавшись с членами семьи и партнерами подрядчика, мы начали по кусочкам складывать мозаику под названием Джон Гейси.
Артур Хартман, главный психолог Института психиатрии, указал, что глубоко внутри обвиняемый «крайне эгоистичен и нарциссичен, имеет по большей части антиобщественные установки, склонность к эксплуатации других людей. Одним из проявлений этих качеств является разработанная им техника „облапошивания” (собственный термин пациента), или введения в заблуждение окружающих ради решения своих деловых или личных проблем». Хартман подчеркнул, что в деле Гейси первостепенную важность имеют «серьезный внутренний психосексуальный конфликт и трудности с определением сексуальной ориентации».
Отрицание вины через перекладывание ответственности на «Джека Хенли» было, по словам Хартмана, «сознательным способом уклонения… Никакого разделения сознания, памяти или личности между Джоном Гейси и „Джеком Хенли” не обнаружено». Диагноз Хартмана был таков: «психопатическая (антисоциальная) личность с сексуальными отклонениями». Также он обнаружил признаки «истерии и легкого компульсивного и параноидального расстройства личности».
К середине лета отчеты о психическом состоянии обвиняемого, проведенные по запросам судьи Гариппо и стороны защиты, были готовы. Как и ожидалось, психиатр от Сэма Амиранта, доктор Ричард Дж. Раппапорт, вынес заключение, что Гейси был невменяем во время совершения преступлений. Врач основывался на 65 часах бесед с Джоном, а также отчетах о других консультациях.
Исходя из энцефалограмм, компьютерной томографии мозга и анализа хромосом, Раппапорт заключил, что мозг Гейси не поврежден. Также он не подтвердил раздвоения личности: в течение пяти месяцев наблюдений за Джоном он не заметил признаков «присутствия более чем одной личности». По словам врача, «Джек Хенли» – просто псевдоним.
Изучив тонну медицинских записей обо всех сердечных приступах, обмороках и судорогах Гейси, Раппапорт отметил, что наличие у него серьезных заболеваний маловероятно. Поскольку повреждений мозга или сердца не обнаружилось, врач приписал обмороки проявлениям тревожности.
Раппапорт указал, что Гейси обладает «пограничным типом личности, разновидность психопатии с эпизодами параноидальной шизофрении». Хотя последнее расстройство психиатр рассматривал как наиболее серьезное, он не считал его доминирующим. Параноидально-шизофренический психоз, писал Раппапорт, возник в периоды пребывания пациента в «крайне стрессовых ситуациях», что могло усугубляться употреблением наркотиков или алкоголя. «В такие моменты, – отмечал врач, – больной теряет контроль над собой, запреты снимаются, обнажая внутренние конфликты, которые и формируют его поведение».
Раппапорт подтвердил свой диагноз, снабдив Гейси следующими характеристиками: «Высокая частота упоминаний собственной персоны… высокая потребность в любви и восхищении со стороны… склонность эксплуатировать окружающих… обаятельный внешне, но холодный и жестокий внутри… заметное отсутствие раскаяния или чувства вины… в анамнезе продолжительное хроническое антисоциальное поведение».
Хотя доктор Раппапорт признал Гейси достаточно вменяемым, чтобы предстать перед судом, он отметил, что пациент мог совершать убийства в ответ на «непреодолимое желание, вызванное потерей контроля из-за действия алкоголя и наркотиков, сильной слабостью и напряжением от внутренних конфликтов. Жертвы были для него олицетворением этих конфликтов, ввиду чего он не мог согласовать свое поведение с нормами права». Даже если Гейси понимал, что сдавливание шеи приведет к смерти, уверял Раппапорт, он мог «оправдаться перед самим собой тем, что это акт самозащиты, и примириться со своими моральными установками».
Получив отчет Раппапорта, мы принялись искать контраргументы. Для этого мы обратились в авторитетный Центр Айзека Рэя, где базировалось психиатрическое отделение пресвитерианской клиники Святого Луки.
Там Джона осмотрели несколько специалистов, в том числе главный врач центра, психиатр доктор Джеймс Л. Кавана-младший.
Отметив то, что Гейси явно не может вспомнить все подробности пяти убийств и хоть какие-то детали остальных двадцати восьми, доктор Кавана счел необходимым снять энцефалограмму под воздействием алкоголя. Гейси выпил 170 миллилитров настоящего шотландского виски, и в течение 75 минут с ним поддерживали беседу, непрерывно снимая ЭЭГ. Через час после начала исследования пациента вырвало, налицо были признаки опьянения. Хотя исследование проводилось в институте, Гейси решил, что они с Каваной находятся в номере отеля, и вознамерился выпить еще, а затем покататься на машине. Он не узнавал врача и был уверен, что на дворе декабрь 1978 года. При расспросе выяснилось, что больной не помнит ни о том, что его обвиняют в убийствах, ни о пребывании под стражей в течение почти 11 месяцев. Через полтора часа он попытался уйти, и его пришлось вернуть в комнату и привязать к кровати.
Кавана и доктор Ян Фосетт пришли к выводу, что в повторяющейся модели убийства «психический механизм (репрессия), за счет которого он пытается подавить осознание ответственности за свои действия, может объяснить фрагментированность воспоминаний». Также они допускали возможность того, что «при высокой степени опьянения воспоминания о некоторых либо даже всех деталях произошедшего могли фактически отсутствовать», как это случилось в медицинском центре.
Врачи вынесли заключение: в момент совершения убийств Гейси не находился под воздействием болезни или каких-то расстройств, которые не позволяли ему осознавать преступность своего поведения и препятствовали соблюдению норм права. На протяжении последних 15 лет минимум, уверяли психиатры, «пациент страдает от диссоциативного расстройства личности с чертами обсессивно-компульсивного расстройства, антисоциального поведения, нарциссизма и гиперактивности, усугубленных злоупотреблением алкоголем и наркотиками. Совершение им преступлений стало результатом прогрессирующего расстройства личности наряду с садистскими наклонностями на фоне все более выходящей на передний план гомосексуальной ориентации.