– Прости, возможно, сейчас не лучшее время… Словом, у меня неприятности, – сдавленно, сквозь слезы произнесла я. – Мне… Мне нужен твой совет. Просто поддержка… Но это не телефонный разговор.
– Конечно, – ровным, хорошо поставленным голосом отозвался мобильный. – Приезжай, Марго, я тебя жду.
Как все-таки меняются наши ощущения от того или иного места в зависимости от времени и обстоятельств! Только-только попав в клуб ранней весной, мне хотелось задержаться там подольше и обязательно разгадать все тайны, окутывающие этот изящный, как шкатулка, особнячок. В мае, вдыхая ароматы сирени и бредя всякой романтической чепухой, я бежала сюда, чтобы поскорее увидеть Алика. Сейчас, выйдя из такси и глядя на укрытое свежей зеленью зданьице, я хотела только одного: спрятаться тут от всех проблем, найти успокоение и защиту – хотя бы ненадолго.
Гений уже встречал меня на пороге, и вскоре мы вместе шагали по так манившему меня коридору. В приглушенном свете явственно проступали затейливые узоры на картинах, и в другое время я, разумеется, не преминула бы расспросить автора о том, как в его блестящую голову приходят подобного рода замыслы. Но сейчас мне было не до этого. За какой-то час я пережила целую гамму выматывающих душу эмоций, и сил на светские беседы не осталось.
Наконец мы прошествовали мимо ужасающего портрета палача, и Гений распахнул дверь в свой кабинет. Да-да, я не ошиблась, это была та самая святая святых, в которой он общался с избранными клиентами, разбирал наши нехитрые тесты и заслушивал отчеты Милы. Кстати, его верная помощница, похоже, отсутствовала, и я вздохнула с облегчением: с недавних пор мне стало казаться, что Мила меня недолюбливает – видимо, из-за моей дружбы с ее соперницей Анькой.
– Чай, кофе? Или что-нибудь покрепче? – нарушил молчание Гений, усадив меня у большого стола.
– Спасибо, чай. – Я с наслаждением утонула в комфорте мягкого кресла и, достав мобильный, выключила звук. Ничего страшного, все жаждущие общения со мной потерпят часик-другой. Сейчас мне хотелось только одного: сидеть здесь, в этом современном, просторном, но таком уютном кабинете с искусственным камином, потягивать чаек, пока за окном сгущаются поздние летние сумерки, и не думать ровным счетом ни о чем.
Нечто подобное я ощущала, когда в детстве оказывалась у мамы на работе. Я сидела на удобном стульчике с карандашами и бумагой, меня никто не отвлекал от моих безумно важных каракулей, а если взрослые и подходили, то только чтобы угостить чем-то вкусненьким или восхититься «хорошей девочкой».
Поставив на стол две чашки и красивую коробку с конфетами, Гений скользнул на свое место за столом. Он ни о чем не спрашивал, не давил, не смотрел на меня выжидающе, и молчать в компании этого чужого мне, в сущности, человека было комфортно. Я не знала, с чего начать. Честно говоря, я даже себе самой не могла сформулировать, для чего пришла.
– Они… Они продают дачу, – собравшись с духом, повторила я слова папы. Мне еще не доводилось полностью рассказывать свою историю на собрании клуба, я не чувствовала в себе сил связно изложить ее в деталях. Да и поняли бы меня униженные и оскорбленные собратья? Та же Галя – по обрывкам фраз я знала, что у нее непростая жилищная ситуация, а тут я со своими «дачными зарисовками»… Тем не менее по эпизоду с качелями и отдельным моим репликам Гений наверняка смог составить картину событий, потому что мгновенно уловил суть дела и перешел к конкретике.
– Маргарита, правильно ли я понял: это была дача твоего деда? Которую он почему-то втайне от вас подарил дочери своей второй жены?
– Все так. – Я отпила спасительный для пересохшего от переживаний горла чай. – Мы никогда не обсуждали судьбу дачи при жизни деда. Считали само собой разумеющимся, что участок с домом отойдет маме – или мне. Пойми, мы далеки от меркантильности… Неважно, сколько это стоит, мы все отдали бы без разговоров, но это – семейное…
– Все ясно, Марго, не нужно оправдываться. Кстати, никогда не понимал, почему людям так неловко признаваться в наличии финансового интереса. Деньги еще никто не отменял. – На этих его словах я открыла рот, чтобы снова возразить, но Гений остановил меня движением руки. – Не имеет значения, что тобою движет. Главное – ты чувствуешь, что с тобой поступают несправедливо. Верно?
– Да. – Его четкие, лишенные эмоциональной окраски вопросы отбили у меня охоту плакать. Я стала старательно вспоминать. – В последние годы дедушка совсем ослабел. И Черная Вдова… то есть его жена… мы между собой так ее называем… Словом, она всеми силами давала понять, насколько ей в тягость и дед, и уход за ним. Притом что, кажется, сама и выпила из него все соки. Склочная неинтеллигентная тетка! Он был переводчиком, хорошим переводчиком. И работал, пока мог, даже дома, уже внештатно, потому что она постоянно его попрекала…
– Так почему же дедушка не отписал дачу вам? – Гений вернул беседу в практичное русло. – Наверняка понимал, чем все обернется в будущем.
– Боюсь, что нет. – Я на мгновение задумалась и все-таки покачала головой. – Нет. В последние годы он зависел от нее и наверняка мог подписать все, что бы она ни подсунула. А потом он всегда был немножко… рохлей. И жил какими-то иллюзиями о крепкой семье и бескорыстной дружбе. Мы пытались оспорить сделку, но юристы не нашли, за что зацепиться.
– Значит, нужны другие юристы, – уверенно постановил Гений. – Даже если дачу продадут, потом все можно отыграть назад. Не без труда, конечно, но можно.
– Сильно сомневаюсь, – вздохнула я, и к глазам все же подступили слезы. – По-моему, ничего уже не вернуть. И… есть кое-что гораздо важнее денег, имущества. Мои родители в таком состоянии… на них сейчас страшно смотреть, сердце разрывается! А воспоминания? Фотографии, рукописи, записки деда… Все поругано, уничтожено! Не говоря уже о том, что ничто, ничто не сможет вернуть нам душевное спокойствие. Помнишь, мы говорили об этом на собраниях? Время идет, а боль не проходит. Ситуация одна – а сколько от нее бед! И внешне все, может быть, благополучно, держишься из последних сил – а как же больно… Это все, конечно, лирика…
Я глубоко вздохнула, силясь подавить приступ рыданий, но лишь на миг отсрочила неизбежное. Гений тут же сорвался с места и, притянув к моему креслу стоявший неподалеку стул, уселся рядом. В руках у него чудесным образом материализовалась пачка бумажных носовых платков.
– Я все понимаю, Марго. – Он взял меня за руку, и я встретила его гипнотический взгляд. – Не думай, что я – настолько бесчувственный, раз интересуюсь всей этой юридической канителью. Но мой подход прост: если можешь решить вопрос – действуй. Меняй что-то – в себе, в обстоятельствах, пусть не сразу, шаг за шагом, только делай… Хоть что-нибудь!
– Как та лягушка, которая попала в горшок с молоком и взбила лапками сметану, – улыбнулась я сквозь слезы. – Мне как раз придется поменять что-то в себе, потому что я, увы, не владею ситуацией. И это тоже меня волнует. Иногда мне кажется, что я с ума схожу от бессилия!
В это мгновение сама атмосфера кабинета переменилась, будто все вокруг окутало зловещей дымкой. Синие глаза вдруг стали магнетически-глубокими, угрожавшими затянуть меня в свой водоворот, совсем как те фрактальные головоломки на стенах коридора.
– Бессилие прекрасно лечится тем же самым – действием, – расплылся в хищной улыбке Гений и вдохновенно продолжил: – Подумай, Марго, наверняка существует способ… м-м-м… немного компенсировать твои страдания. Получить моральную сатисфакцию.
– Ты о мести? – Что ж, примерно этого я и ожидала. Можешь все поменять – действуй. Не в силах отыграть все обратно – вымести злость на обидчике и успокойся.
– Не о мести, а о способах разрядить напряжение. – Улыбка Гения стала еще шире. – Возможно, тебе станет легче, если ты выпустишь сидящих внутри демонов. Иногда, чтобы успокоиться, достаточно пофантазировать. Что бы ты сделала с оскорбившими тебя людьми?
– Я бы… Я… Не знаю, – оставалось честно признаться мне.
То и дело прикладывая к глазам бумажный платочек, я крепко задумалась. И в самом деле, что могло бы хоть немного уменьшить мои страдания? Потрясение не лучшим образом сказалось на моем хваленом воображении, вдруг отказавшемся работать. Что бы придумать… Например, мы оспариваем сделку дарения, выигрываем суд, возвращаем дом. Нет, слабовато: зло не будет наказано, потому что всего лишь восторжествует справедливость. Хорошо, но мало. Спихнуть Лену с качелей, переломать ей руки и ноги, отхлестать по щекам ее мерзкую мамашу? Спалить дачу вместе со всем этим дурацким хламом, оставшимся от моего слабохарактерного деда? Нет, все не то…
– Безнадежно, мне ничего не приходит в голову. Зря ты хвалил нас за креативность, – усмехнулась я.
– Психолог должен работать с любой ситуацией, даже самой безнадежной. Со временем все получится.
– Все-таки ты – очень странный психолог, – ляпнула я. – Аня долго таскала меня по всевозможным «лекарям душ», и везде только и разговоры, что об этике да хрупкости психики.
– Иногда приходится рисковать, чтобы помочь. Люди обращаются ко мне в таком состоянии… Я ведь и сам искренне переживаю за них. И понимаю, что иногда цель оправдывает средства. – Его глаза заметно потемнели, но через миг тучи злорадства в них рассеялись, уступив место яркой синеве. – Марго, скажи… а тебе самой не хотелось бы помогать людям?
– Ты о том, что это – лучший способ справиться со своей бедой? Конечно, надо помогать. Но… может быть, после… Сейчас у меня не хватает сил помочь даже самой себе.
– Нет, речь о другом. Ты могла бы помогать мне. – Он придвинулся ближе и с нежностью положил ладонь мне на щеку. От его теплых пальцев приятно пахло травами, которые, должно быть, входили в состав ароматного чая. – По-моему, неплохая идея. Станешь кем-то вроде хозяйки нашего клуба. Подумай, ты явно заслуживаешь большего, чем твоя нынешняя жизнь.
Он что, бредит? Только этого мне не хватало! Буквально выпотрошивший душу изнутри переизбыток эмоций, почти усыпивший меня чай и близость зрелого харизматичного мужчины, которому так хотелось подчиняться, окончательно лишали сил. Он вот-вот поцелует меня, а я не найду в себе воли оказать сопротивление…