Видимо, желая компенсировать нервный срыв на прошлом собрании, Мила подошла к очередному этапу возмездия Кирюше весьма креативно. Она вспомнила два горячих пристрастия Недоумка – к пению на публике и алкоголю – и успешно сыграла на этом во время важного для него корпоратива, куда была приглашена в качестве прекрасной спутницы. Но, вопреки ожиданиям Кирюши, коллеги прониклись к нему не черной завистью, а брезгливым презрением.
– Подпоить его не составило труда, – деловито докладывала Мила, и в ее глазах не отражалось ни капли сочувствия к «жертве», лишь безразличие. – Остальные быстро смекнули, что к чему, и включились в игру. Редкие мерзавцы: сами пили воду, а ему подливали что покрепче. Я делала вид, будто не вижу. Перед тем как он совсем распоясался, я шепнула ему предложение поздравить начальника, чей день рождения и праздновали, какой-нибудь подходящей случаю песней. Сами судите, насколько «С нашим атаманом не приходится тужить» приличествовало поводу…
Неудивительно, что Мила тут же упорхнула с мероприятия, а один из особо сердобольных коллег запихнул Кирюшу в такси. Очнулся Недоумок уже дома, с трещавшей от похмелья головой, под аккомпанемент пищавшего без перерыва телефона: это свидетели корпоративного безобразия наперебой скидывали видео «выступления» ему в мессенджер. Работы Кирюша не лишился – к счастью, начальник оказался с юмором, – но его авторитет был окончательно и бесповоротно подорван.
– Я знаю об этом, он мне звонил еще два раза. Рассказывал, как в ногах у Милы валялся и просил прощения за то, что испортил вечер. Даже не понял, что она приложила руку к его позорищу, – брезгливо поморщилась Анька. – Я заблокировала его номер. Надоели эти сопли, взрослый ведь мужик!
Я рассеянно скользила взглядом по лицу лучшей подруги, читая на нем обиду, горечь, досаду, усталость, разочарование… Что угодно, только не удовлетворение от свершавшегося возмездия. Я боялась ошибиться, но, кажется, плодотворная «работа» Милы оскорбляла Аньку не меньше пренебрежения Кирюши. Хваленые «методы» Гения все чаще вызывали у меня сомнения.
Потом слово взяла практичная оптимистка Галя. Вот кто, похоже, никогда и ни в чем не сомневался, и менее всего – в собственных силах. Наступательная операция на свекровь, начатая в стенах двушки, шла полным ходом. Старший ребенок исправно колотил по клавишам синтезатора с утра до вечера, вдохновленная его примером младшая сестренка дубасила карандашами по кастрюлям и столу.
Задыхаясь от хохота, Галя поведала, как оповестила всех соседок о невменяемости свекрови, не преминув сообщить, какими прозвищами та награждает приятельниц.
– Теперь тетки из подъезда не знают, скандалить с ней или шарахаться от нее, – искренне и, кажется, даже без тени злорадства залилась смехом Галя. – И свекровушка срочно «слилась» на дачу, где, надеюсь, проторчит как минимум до октября. Свобода! А за это время я придумаю что-нибудь новенькое, причем гораздо веселее!
Кто бы сомневался… Как мало, оказывается, требовалось для счастья нашей Гале. И не только ей – Марина радостно хлопала в ладоши, словно и не было в прошлый раз ее наводящего тоску признания. Мне оставалось лишь завидовать двум «железным леди» клуба, настолько уверенным в собственной правоте.
Сегодня я всерьез опасалась встречаться с Мариной. Не знала, как себя вести после ее рассказа, и боялась, что она заметит мое смятение. Но опасения оказались напрасными: мы привычно улыбнулись друг другу и уселись на один ряд, по обе стороны от Аньки. Хвала небесам, мне не пришлось давать оценки чужим действиям!
Признаться, рассказ Марины на прошлом собрании произвел на меня впечатление – настолько удручающее, что даже Гений с его загадочными речами выветрился из головы. У меня – но не у Алика. Всю дорогу домой мой парень красноречиво молчал, как случалось обычно, когда его что-то тревожило или возмущало. Лишь переступив порог квартирки, он усадил меня на диван и учинил допрос по всей форме. Алик, как на грех, расслышал последние слова Гения и теперь горел желанием узнать, что же означало это «…и ты сразу согласишься быть со мной…».
– Он нес какой-то бред. Хотел показать свою новую картину. Предлагал работу в клубе, – честно отрапортовала я, опустив некоторые двусмысленные фразы и взгляды, а потом отмахнулась. – Чепуха какая-то! Сейчас меня больше волнует Марина, мне не по себе от…
– Да при чем тут Марина! – Алик сжал меня за плечи и легонько тряхнул. – Пойми, он все делает мне назло! Нашел-таки мое слабое место, начал воздействовать на тебя! Рита, пообещай мне, что никогда – никогда! – не будешь ему верить. Что бы он ни предлагал, что бы ни сочинял обо мне – не верь и не соглашайся! Даже не слушай! Договорились?
– Ладно, если ты так хочешь… – вяло протянула я, пытаясь погасить этот внезапный приступ раздражения. Алик, видимо, не в своем уме, раз порет такую чушь! – Но я ничего не понимаю, честно. Зачем ему поступать тебе назло? Нарочно давить на меня? И, даже если это так, почему ты не уходишь из клуба?
– Куколка, в свое время я все тебе расскажу, а пока просто поверь мне на слово. Делай так, как я прошу, – смягчившись, затянул свою прежнюю песню Алик.
Я уже знала, к чему он клонит, и, скептически хмыкнув, закончила в один голос с ним:
– Не бери в голову.
А потом Алик перевел разговор на историю Марины, и, хотя вышло это не слишком тонко, я с готовностью переключила внимание на так волновавшую меня тему. Подобно мне Алик не знал, как относиться к ее поступку. Мы всякий раз оценивали людей и ситуации одинаково – и именно с ним, а не с Гением я была на одной волне.
Что же касается Марины, то сегодня она держалась с обычной для нее немного покровительственной теплотой. Рассказала пару историй о своих провалах на работе, чтобы подбодрить затравленную «девушку-жертву», которая не смогла справиться с заданием Гения и дать отпор издевавшимся над ней коллегам. Что-то бегло фиксировала в блокноте, пока психолог призывал нас сделать свои страхи катализаторами развития, а не оставлять их оковами на ногах, мешающими двигаться вперед. А когда он же начал вдохновенную напутственную речь перед тем, как отпустить нас на каникулы, принялась с особым удовольствием ловить каждое слово.
– Прежде всего, у меня отличная новость: наш Рудольф Карлович вышел из комы. Ему предстоит долгая реабилитация, но кризис, похоже, миновал, – бодро объявил Гений, и у меня немного отлегло от сердца. Признаться, я не переставала корить себя за то, что написала статью, невольно запустившую шумиху, которая не утихала до сих пор. Ток-шоу еще мусолили набившую оскомину историю, только теперь гости в студиях исправно собирались постенать на тему «Сможет ли известный дирижер выдержать схватку со смертью?».
– Занятия в клубе возобновятся осенью, и, смею заверить, нас ждет насыщенная программа. Кое-кому наконец-то предстоит поведать нам свои тайны, – интригующе произнес Гений, скользнув ироничным, как мне показалось, взглядом по Алику, и тут же взялся «гипнотизировать» меня. – А кто-то, надеюсь, проникнется идеями клуба настолько, что станет принимать деятельное участие в его работе. И, кстати, я по-прежнему доступен для общения, так что не стесняйтесь обращаться в любое время, если понадобится моя помощь. Всегда к вашим услугам.
Алик в раздражении заерзал, явно решив, что последний пассаж был адресован мне. Только не подумайте, что я страдала этой свойственной некоторым девушкам привычкой расценивать случайно брошенное слово или мимолетный взгляд как знак безусловного внимания, отнюдь! Но речь Гения звучала более чем очевидно – и весьма двусмысленно. Уловив, что Алик вот-вот взорвется от ярости, я успокаивающе положила ладонь на его предплечье, украшенное татуировкой с моим человечком. И тут мне неожиданно пришла на помощь Марина.
– Подождите-ка! А что дальше? Вот мы заслушаем рассказы остальных. Сколько же их… четверо? – Она повертелась на месте, подсчитывая. – Да, четверо еще ни разу не высказывались. Плюс Женя, он ведь обещал нам поведать о себе. Возможно, еще наша Милочка… Но что же будет потом? Пообсуждаем и разойдемся? Конец нашим собраниям?
Судя по тому, как по-детски капризно сорвался голос самой зрелой участницы клуба, эта перспектива ввергала ее в глубочайшее отчаяние. Остальные разом притихли, удивленные тем, что эта мысль до сих пор не посещала их умы. За прошедшие месяцы клуб – при всех сомнениях, разногласиях и подтруниваниях – органично стал частью нашего существования. Даже я, начав подумывать об уходе, до конца не отдавала себе отчет, чем обернется подобное решение. Теперь же ясно осознавала, что окончание этого общения оставит в моей жизни вакуум, который ничем не заполнишь.
– Почему сразу конец? По-вашему, я смогу так просто отпустить мою самую креативную и сплоченную группу? – Гений хитро улыбнулся и раскинул руки, словно пытаясь заключить в объятия всех нас. Ну ни дать ни взять отец родной! – Поверьте, друзья, тем для обсуждения хватит надолго. Как и, увы, несправедливости, с которой нужно бороться. Что дальше? Продолжим работать! Только сплоченный круг единомышленников способен дать так нужные всем нам понимание и…
Жаркую, достойную талантливого проповедника речь вдруг прервал донесшийся со стороны холла грохот. Будто кто-то резко высадил дверь, впустив в миниатюрный, аккуратный особнячок стадо топочущих слонов. Мне тут же вспомнилось происшествие со злоумышленником, пробравшимся недавно в здание. Помнится, тогда из клуба ничего не пропало, и Гений решил не искать незадачливого воришку, ограничившись усилением охраны.
Не успели мы опомниться, как дверь зала с треском распахнулась, и нашим взорам предстало подобие скульптурной группы «Триумф Нептуна», которую мы с Анькой имели счастье лицезреть во время частых набегов в Питер. В центре, подавляя окружающее пространство громадой фигуры и лихорадочно сверкая заплывшими жиром глазками, высился грозный субъект. Чуть позади него полукругом располагалось несколько рослых секьюрити. Полное отсутствие интеллекта на каменных лицах в избытке компенсировалось беззаветной преданностью боссу в очах. Обрамляли эту композицию сотрудники службы безопасности клуба, являвшие собой воплощенную растерянность.