Алик ощутимо напрягся, а я, закрыв глаза ладонью, уже тряслась в истерическом невеселом хохоте, узнав в описании знакомые черты.
– Ага, то есть она напоминала нашу Риточку, – сочла своим долгом озвучить простодушная Галя и невинно похлопала глазками. – А что? Ведь похожа!
Гений в два шага одолел разделявшее нас расстояние и остановился напротив меня.
– Ну что ты, Галя, – с упреком отозвался он, не сводя с меня глаз, и принялся выкручиваться: – Возможно, что-то общее в фигуре, длинные волосы… Но у той были другие черты, удивительно глупое лицо. Я никогда не посмел бы сказать ничего подобного о Маргарите. И отношусь к ней с глубоким уважением. Даже с восхищением.
Заметив, как сжались кулаки Алика, я поспешила махнуть рукой.
– А, неважно, проехали! Что же было дальше?
– Одно сплошное унижение, – с готовностью подхватил Гений, видимо, желая скрасить свою бестактность. – Мачеха сначала утешала дитя, потом стала уговаривать отца не наказывать меня. «Мальчика можно понять… переживает… все ведь обошлось…» А глаза-то злющие… Лицемерка! Она думала бы о «мальчике», когда отца из семьи уводила! Мой слабохарактерный папаша растекся от нежностей, стал кормить меня обедом. Его женушка пирогов мне с собой завернула – не большого ума была дама. Уже и не чаял, когда от них вырвусь. Напоследок родитель завел со мной «серьезный мужской разговор». О том, что я – уже взрослый, должен все понимать, дружить и уважать… Кого, спрашивается? Тех, кто разрушил мою жизнь? Зажил припеваючи благодаря идеям моей матери?
Теперь Гений, как совсем недавно Алик, обращался исключительно ко мне. Они что, решили сделать меня судьей в своем состязании? Нет уж, увольте!
– Я не услышал ничего страшного, – нарушил повисшую после слов Гения тишину Алик и обвел взором всех нас. – В самом деле, вдумайтесь, ну что здесь такого? Может быть, твоему отцу и требовалась такая женщина, помягче… Ах, пирогов ему с собой дали, какое несчастье!
– Тебе-то этого не понять, ты рос с отцом-героем, бизнесменом, а я – с презренным слабаком, слинявшим из моей жизни при первой возможности! Я был подростком, а уже в полной мере прочувствовал несчастье собственной матери. Умная практичная женщина деградировала на глазах! Мы, именно мы были с отцом в самые трудные годы, а купоны стали стричь другие! И что может быть оскорбительнее снисхождения этой дамочки, его новой жены! Она еще деньги мне впихнула, «на карманные расходы», – да моя мать столько за три месяца не зарабатывала! Не говоря уже о том, что эти деньги должны были по праву принадлежать нам!
Я вдруг подумала о том, что нечто подобное могла бы рассказать о нашей семье Лена. Моим родителям никогда не удавалось ей угодить: начинали с ней общаться – «доставали», оставляли в покое – игнорировали. Стоп, о Лене я всегда успею подумать, а вот Гений, судя по интригующему виду, подошел к самому захватывающему моменту…
– Не знаю, как добрался домой. Меня буквально трясло, хотелось схватить нож и искромсать всех: отца, его женушку-лицемерку, их малолетнего визжащего ублюдка. Нечто подобное случалось со мной и раньше, пару раз в подобном состоянии я резал себе руки. Зачем? Пытался выплеснуть агрессию, хотел, чтобы на меня обратили внимание. Но на сей раз дело зашло дальше. – Гению достаточно было слегка оглянуться через плечо, чтобы Мила тут же бесшумно метнулась к нему. Он небрежным жестом скинул с руки часы и, не оборачиваясь, бросил ей в ладони. Потом неестественно вывернул руки, выставив запястья, совсем как на своей картине, и я похолодела от ужаса…
Прошло достаточно времени, но на левой руке, теперь не прикрытой дорогими часами, отчетливо выделялась некрасивая вмятина шрама. На правом запястье вдавленный в плоть рубец был умело замаскирован татуировкой. Наконец-то я смогла рассмотреть ее: тонкий узор, сильно смахивавший на колючую проволоку, которую на внутренней стороне, напоминая застежку на браслете, разрубал тонкий меч.
– Я не собирался уходить из жизни, мой поступок был скорее демонстративным. Хотелось привлечь к себе внимание, крикнуть взрослым: «Эй, ребята, не забыли обо мне? Я – рядом, и мне плохо!» Меня нашла мать. Потом было очень больно и гадко, и я столько раз жалел, что устроил эту «акцию», – вздохнул Гений. – Тем более что никому ничего не доказал. Отец угрызениями совести не мучился, а мать… Моя бедная мать совсем спятила.
– Что ты такое говоришь? – вдруг пискнула за его спиной Мила. – Я знаю твою маму, она до сих пор…
– Что? – бросил Гений с таким видом, будто до него донеслось еле слышное жужжание мухи, и верная помощница тут же осеклась. – После этого происшествия мать резко бросила пить, но ударилась в религию. Времена были тяжелые, у нее на работе все развалилось, но, вместо того чтобы реализовать наконец-то свои амбиции и попробовать силы, например, в бизнесе, она устроилась в какой-то приют, на сущие гроши. Теперь мне регулярно читались проповеди про смирение, про то, как важно прощать… Я с ума сходил от ярости! У меня – эти шрамы на руках, дома – развал и есть нечего, отец жирует с новой семейкой, а тут – «кротость, прощение, покаяние». К счастью, на тот момент я уже вполне мог жить самостоятельной жизнью. От отца я считай что отрекся – получая паспорт, взял фамилию матери. Не желал иметь с этим мерзавцем ничего общего!
Может быть, зря он все-таки выбрал психологию? Глядя на деловито сложенные руки Гения, я легко представляла его успешным бизнесменом. Во время учебы в институте он, оказывается, пробовал разные виды деятельности, и все, что было связано с переговорами и продажами, ему удавалось блестяще. В те годы многие получали диплом «для галочки», не собираясь работать по полученной специальности. Он же не бросил профессию, а терпеливо нарабатывал опыт, писал кандидатскую. И дождался времен, когда его ораторские способности, харизма и далекий от этики подход пришлись ко двору.
– Погоди-ка, – встряла в рассказ о достижениях на ниве психологии Галя. – А что в итоге стало с твоим отцом? Неужели ты ему отомстил?
В зале повисло выжидающее молчание, и вдруг в тишине явственно раздалось жужжание мобильного. В следующее мгновение Мила, на ходу отдав боссу часы и выхватив из кармана телефон, понеслась к дверям. Ага, значит, она – с мобильным, ей можно, а нам нельзя!
Протест уже рвался с моих губ, когда Гений с убийственным спокойствием произнес:
– Он отомстил сам себе. Свойство слабых людей заключается в том, что, даже достигнув какой-то высоты, они не в силах на ней удержаться.
Мы недоуменно молчали, не понимая, куда он клонит.
– Попробую объяснить, – снизошел до простых смертных наш лидер и обратился к моей подруге: – Аня, твоя идея с игроманом была великолепной! Поставить человека в ситуацию выбора – это ли не гениально? Никакой мести, никакой руки судьбы, только сама личность с ее достоинствами и пороками. Шанс стать еще сильнее и успешнее против стремительного, по своей вине падения – справедливо, не так ли? Я всегда умел договариваться, вот и тогда мне хватило парочки деловых встреч, чтобы организовать отцу условия, так сказать, лабораторного эксперимента. В институте я наблюдал за подобным действом у психофизиологов. Голодной крысе нужно было выбрать кратчайший путь к лакомству, проходя через извилистый лабиринт, и это было довольно занимательно. Я модифицировал эксперимент, и теперь «крыса» могла или найти еду, или попасть в пружинную ловушку, переломав себе хребет. Прискорбно, но мой отец оказался на удивление глупой, недальновидной «крысой». Ему не удалось отбить атаки конкурентов и повернуть ситуацию в свою пользу. А я неожиданно нашел свое призвание: помощь униженным и борьба за справедливость.
Гений замолчал, ставя точку в рассказе и от души наслаждаясь произведенным эффектом. А мы будто вросли в стулья, «переваривая» услышанное и не зная, как относиться к его поступку. От попытки собраться с мыслями меня отвлек стук распахнувшейся двери. В глухой тишине каблуки Милы простучали особенно громко. Она со странным каменным лицом подошла к рядам и, не спросив разрешения у босса, вскинула пульт, который сжимала в руке. Справа от сцены тут же зажегся прикрепленный к стене средних размеров монитор.
На экране возникла строгая, в светлых тонах студия с логотипом известного телеканала в углу.
– Новость с пометкой «срочно». Сегодня на восемьдесят первом году жизни скончался видный деятель искусства… – горестно вступила молодая симпатичная ведущая в черном костюме.
Я уже не слышала ее, во все глаза глядя на знакомое благородное лицо на экране и черные буквы на ярко-желтом фоне: «Умер прославленный дирижер».
Глава 18
– Рита, ну сколько можно повторять, ты ни в чем не виновата! – Алик порывисто сжал мое мокрое от слез лицо в ладонях и не без раздражения бросил: – Хватит, приди уже в себя! Написала ты эту статью, ну и что? Не ты же таскала его по этим дурацким ток-шоу!
– Но это началось с меня! – ожесточенно стояла на своем я, заходясь в новых рыданиях. – Все, решено: теперь – ни строчки! С этой минуты я никогда больше ничего не напишу. А то, что уже накропала, удалю!
– Совсем свихнулась. Не смей! – Алик резко притянул меня к себе и, смягчаясь, погладил по волосам. – Куколка, ну что за безумные идеи… Конечно, ты будешь сочинять дальше. Еще книгу напишешь, помяни мое слово! Кажется, я понимаю, в чем дело. Этот мерзавец, наш великий манипулятор, совсем задурил тебе голову. Он, и только он виноват в смерти старика! Договаривался обо всех эфирах, не считаясь с возрастом и стрессами, стал у него чуть ли не продюсером. Наверняка неплохо заработал на этом. Не знаю, как тебе, а мне это надоело! Сейчас позвоню ему и скажу, что на сегодняшнее собрание мы не придем. Как, впрочем, и на все остальные. Я принял решение: мы с тобой уходим.
Глотая слезы, я лишь кивнула. В последнее время ноги не несли в клуб, а к обычной сумятице в голове теперь добавлялось горькое чувство потери. Безнадежно сгинула куда-то Юлечка, пропала Марина, ушел навсегда дирижер… После памятной попытки выгнать Алика и последующего «бунта» я точно знала, что участники клуба, с которыми мы успели сдружиться, ощущают то же самое. С ними мы наверняка сохраним приятное общение, да и взбалмошная Анька останется со мной.