Полина забирается в ванну, включает душ, засовывает пальцы в рот и устало отрыгивает плохо пережеванный завтрак, проталкивая комочки еды в слив. Он забивается намертво, и она проковыривает дырочки, чтобы вновь заткнуть их. Когда вся каша исчезает в канализации, Полина поднимается, и ее ведет в сторону. Пытаясь удержать равновесие, она хватается за пластиковую шторку, отрывает ее, падает и бьется головой о раковину. На серый кафель брызжет кровь. Полина оказывается на полу. Мать, услышав грохот, колотит в дверь и дергает ручку. Теряя сознание, Полина тянется к замку, но сил встать нет. Дверь трещит. Когда мать выламывает замок, Полина бьется в припадке, сквозь который слышит мамин крик, удаляющийся все дальше.
Здание ледового дворца «Белпа» впечатляет Селима. Раньше он тут никогда не был, поэтому сооружение, в котором недавно завершился капитальный ремонт, кажется ему величественным. А вот его спутница никаких эмоций не испытывает, хотя еще несколькими минутами ранее Лебедева вертела головой во все стороны, как флюгер, только что из машины не высовывалась. Осматривала достопримечательности, так сказать. Ну, Анкара на многих производит впечатление, даже на Селима, хотя он тут и бывал ранее. Французик отпал еще в аэропорту, важно сообщив, что встретится с ними позднее, а сейчас время доклада руководству, на который Селима и Агату не пригласили. Собственно, они и не расстроились.
Селиму хочется побеседовать с двумя женщинами: фигуристкой Туаной Митхат и бизнес-леди Сонай Бояджи. Митхат тренируется, им придется подождать, Бояджи на встречу опаздывает, о чем предупредила со всей возможной учтивостью. Где находится ее супруг, неизвестно. Селим галантно провожает Агату внутрь ледовой арены, они садятся на пластиковые сиденья, потягивая кофе из картонных стаканчиков.
– Нужно проверить одну женщину, – говорит Агата. – Ее зовут Софико Торадзе, она коллега Лебедева и тренер Садовской. По нашим данным, она находилась на территории Турции в момент убийства, улетела из аэропорта Стамбула в ночь убийства. Вы можете узнать, не была ли она в Сиде в это время? Я проверила расписание, там есть два рейса из Анталии, она могла успеть в Стамбул.
– Зачем бы она возвращалась в Стамбул, если могла улететь из Анталии? – спросил Селим.
Агата пожала плечами.
– Просто проверьте, у меня нет доступа к внутренним турецким авиалиниям. Садовская считает, что незадолго до убийства Солнцев говорил с Торадзе, но согласно его звонкам в это время он общался с Сонай Бояджи. Думаю, что после того, как мы пообщаемся с Бояджи и Митхат, я уеду, если начальство опять не встанет на дыбы.
– Вам так не терпится вернуться на родину? – спросил Селим. Грядущий отъезд Агаты его огорчил, и он даже не пытался это скрыть.
– Я вам тут не нужна, – ответила Агата. – Складывается впечатление, что наше с вами расследование – это просто дымовая завеса для нашего друга из Интерпола. Его интересует семейство Бояджи, но общаться с Сонай он не поехал и не запретил это делать нам. Я вот попросила его дать списки объектов недвижимости Бояджи за границей, в том числе их строек. Он даже пальцем не пошевелил. Ему не надо, чтобы я знала больше, чем он хочет, а я не люблю непонятных игр. Вы не чувствуете себя его пешкой?
– Мне нужно раскрыть убийство, – вздохнул Селим.
– Понимаю и сочувствую. Но мне не улыбается прохлаждаться тут в сомнительной роли консультанта. Турция, конечно, прекрасна в начале мая, особенно ее Средиземноморское побережье, но у меня дома дел по горло. Лонго ничем нам не помогает, более того, именно он хочет, чтобы мы продолжали бегать здесь вдвоем.
– Зачем ему это надо?
Агата ядовито улыбнулась.
– Он показался вам умным? Лично мне – нет. Кажется, Лонго из тех, кто горазд все загребать чужими руками. Мы сейчас наведем суету, а он на вашем расследовании сделает себе карьеру. Не то чтобы я была против раскрытия убийства, но мне всегда хочется банальной справедливости. Люди, которые выезжают на чужом горбу, не вызывают у меня симпатии и желания помогать. После допроса Бояджи и Митхат я доложусь руководству и уеду.
– Как вы ее находите? – спросил Селим и указал подбородком на арену, где на льду кружила одинокая фигуристка. Агата отхлебнула свой кофе и равнодушно ответила:
– Видала я и получше.
– Правда?
– Мое прошлое расследование как раз проходило на ледовой арене. Я насмотрелась, так что, возможно, мой статус консультанта не такой уж бесполезный. Согласно досье, Туане Митхат уже двадцать три, для больших соревнований это многовато. Если бы она состоялась в прошлом, я бы могла подумать, что она просто продолжает свою карьеру, но у нее за душой ничего, кроме серебра в каких-то заштатных соревнованиях, где даже третьего места не было. Это вообще дикость для спортсмена, две медали – и все. Где дух соревнований? Я могла бы заявиться на них, вообще не кататься и стать третьей.
– В России не так?
– У нас это вообще невозможно. Я, конечно, не специалист, но даже я вижу, что она совсем не старается, катается вполноги, у нее нет скорости и она слишком тяжелая. Ей поздно выходить на большой лед, шансы упущены.
– Ну, для большого спорта никогда не поздно, – усмехнулся Селим. – Помните, скрипачка Ванесса Мэй у вас на Олимпиаде выступала в состязаниях по горнолыжному слалому. А ей ведь было под сорок.
– И какое место она заняла? – спросила Агата сладким голосом.
– Кажется, шестьдесят седьмое, – ответил Селим. Оба рассмеялись, а он продолжил: – Но она снискала огромную славу. Возможно, для Митхат это именно такая возможность.
Они ненадолго замолчали, глядя, как Туана Митхат набирает скорость, готовится к прыжку, заходя в него спиной вперед, и прыгает, после чего кубарем летит на лед.
– Это называется «тулуп», – блеснула знаниями Агата. – Вроде бы двойной, но, кажется, она его недокрутила. Посмотрим, получится ли второй раз.
Митхат снова набрала скорость, но в последний момент струсила и хоть и сделала тулуп, но одинарный и приземлилась на обе ноги, это даже Селим заметил. Тренер, заменявший Солнцева, крикнул что-то неразборчивое. На лице Агаты появилась ухмылка.
– Ей тяжело, – попытался оправдать спортсменку Селим, которому вдруг стало жалко Туану. Эта девочка, по его мнению, старалась, как могла, но русскому следователю ее усилия казались недостаточными, и что было даже оскорбительно. – Она пытается что-то сделать без тренера, его заместитель не особо помогает.
– Может, стоит принять свое поражение и перестать пытаться?
Селим поглядел на Лебедеву и покачал головой.
– Вы жестокая женщина, Агата. Вам, наверное, не часто приходилось сдаваться?
– С чего вы взяли?
– У вас аура победительницы. Женщина-воин, которая не признает поражений.
– Поверьте, у меня хватало поражений, – резко отрубила Агата, и ее лицо сразу же стало злым. – Пойдемте, наша красавица откатала свое, надо пообщаться сегодня, а потом поговорим с Бояджи. Надеюсь, к тому времени она уже подъедет.
Туана Митхат оказалась маленькой, плотно сбитой девушкой, довольно красивой и жутко напуганной перспективой пообщаться с полицией. Чего она боялась, Селим не уразумел, причем Туане куда больше не понравилось присутствие на допросе мрачноватой иностранки в черном, что понимала разговор через слово, слушала внимательно и склоняла голову набок, как ворона, пытающаяся имитировать человеческую речь. Селим, поглядывая на Лебедеву, и сам порой думал, что эта женщина с ее демонической красотой слишком похожа на злую ведьму, готовую выпустить кишки своей жертве.
– Это огромная потеря, – всхлипнула Туана. О смерти Солнцева она уже знала, сообщили девчонки из команды, а кто сказал им, она была не в курсе. – Он ведь такой талантливый… был… Я до него вообще не каталась. Ну как не каталась. Думала, что могла, у меня даже медаль есть, но когда попала в руки Артемия, то поняла, что я просто бревно неповоротливое. Он за месяц научил меня таким вещам, о которых я ни малейшего представления не имела.
– Как вы общались? На каком языке? – спросила Лебедева. Надо же, она понимала больше, чем пыталась показать, Туана говорила довольно быстро, почти тараторила. Селиму это почему-то не понравилось, ему хотелось, чтобы русский следователь больше зависела от его благосклонности.
– На английском и русском, – пояснила Туана. – Ну так, соу-соу… Я немного говорю на двух языках, он на английском… А для сложных случаев мы звали переводчика, например, когда надо было объяснить программу. Он мне ее очень быстро придумал, все ахали, там большой каскад прыжков и хореография очень сложная, наш турецкий тренер просто губами причмокивал от восторга. И это за какие-то два дня, да еще с учетом моих возможностей.
Лебедева метнула взгляд на руки Туаны. Та заметила ее интерес и быстро поджала пальцы, залившись краской.
– Вы не замужем? – спросила Лебедева.
Туана покраснела еще больше и опустила голову.
– Это же спорт, понимаете?
Лебедева подняла брови.
– Простите?
– Ну, не каждый муж потерпит, чтобы его жену другой мужчина хватал между ног, это неприлично выглядит. Возможно, в вашей культуре нет ничего страшного в подобных ситуациях, но у нас между парой должны быть близкие отношения, чтобы мы могли смело смотреть людям в глаза.
– Я не совсем поняла, – сказала Лебедева.
– Я выступала в парном катании, – пояснила Туана. – Раньше я каталась с мужем, Мухтаром Митхатом, и у нас были очень неплохие результаты… Хотя теперь после работы с Артемием я понимаю, что мы просто как две деревяшки катались, у нас никакой нормальной школы не было. Но в этом году мы развелись. Мухтар завершил карьеру, стал заниматься семейным бизнесом, а я подумала, что меня просто выкинули на помойку. Муж все у меня забрал, детей нет, дома нет, карьера закончилась. Кому нужна фигуристка из Турции без нормальных регалий? Я уже попрощалась со всеми, когда в моей жизни вдруг вновь появилась Сонай Бояджи и предложила спортивный контракт.