– А в чем? – спрашивает Вика.
– Та история с убийством Романова была… грязная. И Софико в ней увязла по самые уши. Мы были свидетелями ее падения, – пояснила Алекс и протянула Вике бокал. Они снова чокнулись, уже без тоста. – Торадзе – злопамятная тварь, если ей кто-то не по душе, она его в асфальт закатает. Как сейчас помню, я на льду прыгаю, как блоха, а она уже все решила и даже на меня не смотрит. Я сперва понять ничего не могла, а потом ка-а-ак дошло… И стало, знаешь, все легко и свободно. В тот же день встретилась с директором телеканала, который меня давно сманивал, переговорила и, как только Торадзе меня турнула, сделала ей ручкой и устроилась в телик. Думаю, она себе от злости все виниры до крошева стерла, увидев, что я не сгинула в безвестности. Знаешь, мы ведь иногда с ней пересекаемся по работе. Она не здоровается, я тоже, только улыбаемся друг другу, как две гадюки. Странно, что она еще мою телевизионную карьеру поломать не пыталась.
Вино на почти голодный желудок делает свое дело. Вике, не привыкшей пить, много не надо, чтобы захмелеть. Хочется осадить Алекс и сказать: да не будь ты такой дурой, кто тебе сказал, что Торадзе не пыталась выкинуть тебя с телевидения, просто старалась не очень, но Вика молчит. Вместо этого, позабыв о режиме, она делает еще один щедрый глоток и мрачно признается:
– Вот и у меня нечто подобное. Она начала меня гнобить. Наверное, скоро выкинет на улицу, как тебя.
– Да ладно? – удивляется Алекс. – Тебя-то за что? У тебя же результаты дай бог каждому, ты, считай, уже золотая медалистка. Ну ок, пусть серебряная. Кто-то должен подстраховать Алису на Олимпиаде.
– Да какая там Олимпиада, – отмахивается Вика. – Видишь, что в мире творится? Дурдом-веселка. Ехать придется под нейтральным флагом или же…
Она замолкает. Алекс ждет и вертит в руке бокал за ножку, и взгляд у нее неожиданно трезвый и цепкий, как у волка. Вика запоздало спохватывается, что надо бы прикусить язык, но вино его уже развязало. И она неожиданно для себя вываливает на новую подругу все: поездку в Турцию, планы перебежать в сборную США, надежды на Артемия и любовную связь с ним и его убийство, которое спутало все карты. Алекс сочувственно молчит. Вино уже выпито, и Вика плетется к холодильнику, где с незапамятных времен стоят ром и текила, уже год как минимум. Алекс выбирает текилу, криво режет лимон и высыпает на блюдце соль. Дальше начинается аттракцион: лизнуть-выпить-закусить. Две рюмочки, и Вика уже почти ничего не соображает, жалуется на Торадзе, которая игнорирует ее катание, и плачет по Артемию, что сейчас лежит где-то в турецком морге с разрезанной накрест грудной клеткой.
– А ведь я знаю, зачем Торадзе летала в Турцию, – неожиданно говорит Алекс пьяным голосом.
– И зачем?
– Затем. Она ездила тебя продавать. Возможно, даже твоему покупателю, я не особо вслушивалась, но наши в аппаратной сплетничали, что кто-то из девочек Торадзе собирается на Олимпиаду, а в нынешней политической ситуации выступать под российским флагом невозможно. Вот она и решила сплавить активы. Я и не подозревала, что речь идет о тебе.
– Вот тварь! – восклицает Вика. – За моей спиной?
– Ну, объективности ради ты собиралась сделать то же самое, – глубокомысленно говорит Алекс. – Обманула бы старушку. Софа такого не простит и от злости повесится на собственном носу.
– А что, вполне реально, он у нее такой здоровый, – хихикает Вика.
После третьей рюмки текила больше не лезет. Вика чувствует настоятельное желание прилечь и сползает на пол. Алекс укладывается рядом, голова к голове. Соприкасаясь макушками, обе лежат и смотрят на вращающийся потолок.
– Артемий тоже считал, что мне надо от нее уходить, – признается Вика. – За глаза называл ее паучихой, хотя при ней лебезил.
– Послушай, – говорит Алекс, – а как у вас вообще… было? У него ведь репутация бабника. Да еще и слухи ходили, что он жену заказал.
– Да никого он не заказывал, – отмахивается Вика, и ее слабое движение рукой выглядит, будто она пытается отогнать муху. – Жена ему изменяла. Но это полбеды. Она там вляпалась в какую-то мутную аферу вместе со своим любовником, прикрывала его, как могла, а потом до нее дошло, в чем она участвовала. Ну и попыталась соскочить. Артемий думал, что за это ее и убили.
– И в чем же таком она участвовала?
– Не знаю. Он не говорил. Сказал только: «Меньше знаешь, крепче спишь, я вот тоже крепко спал, пока сам не вляпался».
– В каком это смысле?
– Говорю же. Не знаю. Он намеками какими-то говорил. Но я так поняла, что он унаследовал ее бизнес, а когда понял, что происходит, захотел спрыгнуть. Думаю, за это его и…
Представив мертвого Артемия с синим лицом, Вика икает, подскакивает и, зажав рот рукой, на подкашивающихся ногах несется к туалету. Алекс поднимается на локтях и смотрит ей вслед.
– Ка-а-ак интересно, – говорит она неожиданно трезвым голосом.
Квартирка была крохотной. Не квартирка даже, студия, абсолютно девочковая, вся в бело-розовых тонах, зеркалах, с крохотной угловой кухонькой, отделенной от комнаты прозрачной перегородкой. Гостиная, она же спальня, просто с матрасом на деревянных ящиках, была укомплектована стенным шкафом и комодиком, на котором стояло зеркало с подсветкой, на стене висел большой телевизор. Развернуться тут даже одному, точнее, одной, было негде, а вдвоем и вовсе теснота, но мы как-то уместились. Может быть, потому что почти все время провели на этом странном для девушки ложе.
Алекс выдернула меня из дома уже под вечер, пообещав рассказать нечто неслыханное, что может переменить ход расследования. По голосу мне показалось, что она не слишком трезва, однако я был заинтригован. Алекс не походила на пустомелю. Незадолго до нее звонила Агата, расстроенная, злая, и предупредила, что собирается в обратный путь.
– Мне пришлось ругаться с шефом, – мрачно сообщила она. – Я ему, естественно, все выложила, что нас использовали на всю катушку, но он даже слушать ничего не хотел, требовал, чтобы я осталась еще минимум на сутки. Мне кажется, что этот Лонго уже успел насвистеть шефу полные уши о необходимости задержать меня тут как можно дольше, и шеф проникся.
– Ты останешься?
– Не в Анкаре точно. Мы намереваемся сейчас улететь обратно в Анталию, а там уже я посмотрю, что и как. Надо хоть барахло собрать и обменять билет, по идее, я должна была улететь только через три дня.
– Не лезь больше никуда, – предупредил я. – Это какое-то невероятно вонючее дело, послушаю, что мне расскажет источник сегодня, но нутром чую, что там какая-то гниль.
– Я и не собираюсь больше никуда лезть, – зло ответила Агата. – Изначально надо было соглашаться на чисто декоративную функцию, стояла бы и загадочно улыбалась. Даже шеф велел не отсвечивать. Так нет же, мне вечно больше всех надо… Ты проверил брата Бояджи, как я просила?
– Проверил, насколько это возможно через столько лет. Хакан Бояджи находился в России, представлял здесь благотворительную организацию «Доктора мира». Я почитал про них, вроде бы они занимались помощью беженцам. Сайт уже не функционирует, но в Рунете есть несколько интересных фото, на которых Хакан вместе с Ириной Солнцевой. Уехал из страны сразу после ее убийства. По описанию вполне мог быть тем самым кавалером Солнцевой, от которого она забеременела. А еще Хакан и Ибрагим Бояджи числятся в числе руководителей подрядной конторы, занимающейся строительством недвижимости, в том числе и спортивных объектов, например, нашего аквапарка, а еще – угадай чего?
– Спорткомплекса Торадзе? – предположила Агата.
– Браво. Не всего, а чисто административного корпуса, так что мадам Торадзе с этой семейкой тоже знакома. Она встречалась с ними в Турции?
– Неизвестно. Она моталась по всей стране, как майский жук. Доподлинно известно только, что она общалась с каким-то американцем от Федерации фигурного катания. Я попробую тут выведать об этой благотворительной лавочке, может, Селим Курт что-то знает.
После звонка Агаты я поехал к Алекс, которая назначила встречу у себя дома. Жила Кротова в обычной панельной многоэтажке, которые называют «человейниками»: много крохотных квартир, много стекла, много жителей и очень мало личного пространства. Меня даже удивило, что звезда спортивного канала обитает в довольно стесненных условиях. Дом впечатления не производил, а на этаже, где жила Алекс, стены были исписаны различными неприличными художествами и пожеланиями, в которых имя Алекс фигурировало очень часто. Кажется, здесь она была так же популярна, как и на телевидении.
Мое предположение оказалось верным: незадолго до встречи Алекс выпивала и, видимо, всеми силами пыталась изгнать из себя хмель. Она открыла мне двери, одетая лишь в длинный махровый халат, с мокрыми волосами и без косметики, явно только что покинув ванную. Торопливо заперев за мной дверь, пригласила войти. Я шагнул внутрь, искренне не зная, куда девать себя в этой крохотной комнатушке, пока не притулился на неудобный складной стульчик. Алекс села на кровать, полы халата разъехались, обнажая ее великолепные ноги.
– Я была у Садовской, – торопливо сказала Алекс. – Честно говоря, не ожидала ее звонка, но отказать не могла. Тем более что она могла предоставить кучу интересных сведений о Солнцеве. И она кое-что рассказала… Хочешь выпить что-нибудь?
– Нет, спасибо.
– Почему? А, ты типа при исполнении? Это у вас так называется?
– Типа того, – согласился я. – Хотя рабочий день уже закончен. Но лучше не стоит. Если можно, я бы чаю выпил.
– Хорошо, – легко согласилась Алекс и отошла в сторону кухни, где через минуту зашумел чайник. – Вика меня слегка удивила. Я привыкла считать Артемия бабником и развратником. Но оказалось, что он куда благороднее, чем я думала. А вот к его покойной супруге у меня появились вопросики.
Я получил свой чай и медленно прихлебывал его, пока Алекс пересказывала диалог с Садовской. Образ Артемия Солнцева, который и в моем представлении был довольно неприятным, начал меняться в противоположную сторону.