Вика не отвечает и не поднимает головы. Торадзе сидит рядом с ней еще несколько минут, потом встает и, потрепав по плечу, уходит давать наставления Серебряковой. Вика поднимается и уходит в раздевалку, скидывает пропотевший костюм и идет в душ, включая попеременно то горячую, то холодную воду. Ей не хочется встречаться ни с кем из команды, не хочется ничего обсуждать, и, на ее счастье, в раздевалке, кроме нее, только две девчонки, совсем малявки, она их даже не знает, и потому они неинтересны. Усталая, раздавленная, абсолютно несчастная, Вика едет домой и там падает в кровать лицом вниз, наконец дав волю слезам.
Самолет Агаты прилетал рано утром. Я не поехал ее встречать, своих забот хватало. На районе случилось двойное убийство, кровавое, бытовуха на пьяной почве. Так что весь день я провел там, успев сделать разве что запрос на Владимира Гербера, обычного гражданина, вдовца, владельца небольшой обувной фабрики, на которой шили армейские берцы и другую обувь, грубоватую, но надежную. За Гербером не числилось ничего серьезного, разве что дважды его останавливали за превышение скорости и вождение в нетрезвом виде, которое не привело ни к каким тяжелым последствиям. А уже вечером, оформив пьяного в стельку убийцу, я изучил распечатку звонков Гербера, без особого удивления увидев в списке исходящих номер Артемия Солнцева, а во входящих – турецкий телефонный номер неизвестного. Авиаперелет Гербера был оплачен с турецкого счета, а не с его карты. Это было еще не жарко, но уже горячо.
Агата сама приехала в отдел, в непривычно элегантном костюме, огромных солнечных очках, хотя погода стояла пасмурная, а под вечер вообще стало темновато. Но ее наряд был оправдан: на скуле красовался синяк, тщательно затушеванный тональным кремом, но заметный. Мы поздоровались, я отправил было Литухина за пирожными, но Агата вытащила из сумки турецкую пахлаву и поставила на стол вместе с бутылкой ракии – угощала. Я скорчил Литухину рожу, и тот понятливо убежал, сославшись на срочные дела. Бутылку, правда, забрал, жулик.
– Бандитская пуля? – спросил я, кивая на щеку.
Агата осторожно коснулась синяка кончиками пальцев.
– Бандитский удар. Сегодня вместо благодарностей я получила нагоняй от руководства. Оказывается, мы с тобой… ну, больше я, конечно… чуть не сорвали операцию Интерпола. Шеф орал так, что у меня уши заложило. Говорит: я тебе, дуре, русским языком сказал сидеть на попе ровно и не отсвечивать, ни во что не лезть и улыбаться с приятным видом. А ты что затеяла?
– От нас нужна была только видимость работы?
– Именно. Дело в главке, и все, что мы нарыли, необходимо передать туда. Нас в этой истории как бы вообще не было. Это какая-то очень хитрая и мутная схема, где мы с тобой, так блистательно раскрывшие прошлое убийство, должны были выступить в качестве отвлекающего маневра. Интерполу нужна семья Бояджи. Плевать они хотели на убийство Солнцева. Нашим по большому счету тоже плевать.
– Гербер активно контактировал с кем-то из Турции в последнее время, – сказал я и дал Агате распечатку номеров. – Он очень долго и упорно пытался связаться и с Солнцевым, звонил на протяжении многих дней, а после его смерти не пытался это сделать ни разу. Это очень похоже на убийство из мести. Насколько глубока его рана, раз он спустя более чем полгода после смерти дочери поехал убивать Солнцева в Турцию.
Агата сфотографировала номера банковских счетов, с которых был оплачен авиаперелет, и турецких телефонов, отправила кому-то из турецких коллег.
– Он обычный человек, – задумчиво сказала Агата. – Без связей в криминальном мире. Тем более без какой-то агентуры в Турции. Он даже за границу не выезжал никогда. И вдруг после смерти близких и неудачных попыток пообщаться с тренером Полины ему кто-то звонит из Турции, они общаются несколько раз, потом ему оплачивают авиаперелет до Анталии, которую он покидает через три дня, не загорев толком, не купив сувенирчиков и дубленку, потому что у него билет с одной ручной кладью, и после он не пытается больше звонить человеку, который погубил его дочь. Почему он не оплатил билет сам? Он же небедный человек?
– Чтобы не передумал, – предположил я.
Агата кивнула.
– Я почти уверена, что Солнцева убил отец Полины Гербер из мести. Ее смерть наделала много шума в свое время, я поискала в Сети, было несколько публикаций, где Солнцев оправдывался и говорил о психической нестабильности Полины, которая в своем стремлении стать худой не знала меры. Потом скандал замяли. По сути, смерть подопечной от анорексии была единственным темным пятном на репутации Солнцева, ведь в убийстве жены его официально не подозревали, и, как оказалось, совершенно справедливо. Ирина Солнцева закрутила роман с Хаканом Бояджи, он убедил ее стать партнером в бизнесе и отмывал через нее денежки. Солнцева узнала, что ее используют, и была убита. А потом в этот преступный бизнес втянули и ее наследника – Артемия Солнцева. До него дошло, чем он занимается, потому он поспешил вывести деньги из оборота и приготовился сбежать в Канаду. Но тут вмешался Гербер с ножом и зарезал его.
– Это организовал Бояджи?
– Я не думаю, – покачала головой Агата. – Я же с ним разговаривала после того, как он дал мне по башке и увез прямо из гостиницы. Бояджи понятия не имеет, кто убил Солнцева и зачем. Нет, в этом деле есть кто-то еще.
Я подавился чаем, пока она говорила.
– Бояджи дал тебе по башке?
Агата неохотно кивнула и рассказала, откуда взялся синяк на ее щеке. Учитывая, что ее просили быть скорее украшением расследования, недовольство начальства представлялось оправданным. Но, зная характер Агаты, было трудно предположить, что она станет отсиживаться в окопе. Этот момент ее начальство не предусмотрело.
– И что мы будем делать? – спросил я. – У нас есть мотив, у нас есть возможность, но ни одной прямой улики, разве что ДНК Гербера совпадет с образцами на теле Солнцева. Орудие убийства наверняка лежит где-то на дне Средиземного моря. Гербер скажет, что общался с Солнцевым, и на этом – все. Нет ни одного свидетеля на месте преступления. Все, что есть, это зыбкая надежда на турецких экспертов да старые угрозы Гербера в СМИ.
– А тебе не все ли равно? – усмехнулась Агата. – Мы свою миссию выполнили, послужив дымовой завесой для Интерпола. Пусть в главке расследуют убийство Солнцева, я готова предоставить им полный отчет, вообще не жалко.
Я налил нам еще чаю, кулер противно загудел, сигнализируя, что вода вот-вот закончится. Я поменял бутылку, сел обратно за стол и поглядел на свою собеседницу. Агата апатично ковыряла ложечкой пахлаву. По ее виду было понятно: ей как раз не все равно.
– Ты же не успокоишься, верно? – спросил я.
Агата хитро улыбнулась, в ее глазах загорелись искры азарта.
– Будто ты успокоишься.
– У нас все-таки кое-что есть, – сказал я. – Гербер – простой мужик, одержимый идеей справедливости. На это можно надавить. Может быть, удастся развести его на чистосердечное признание?
– Я бы попробовала, – сказала Агата. – Кто-то ведь Герберу помогал. Скорее всего, его использовали втемную, он убил Солнцева не только из личных побуждений, а потому что его кто-то на Артемия натравил. Очень интересно, кто же это.
– Ну, давай с ним пообщаемся в неофициальной обстановке, – предложил я. – Подложим главку свинью. Раз уж они использовали нас втемную и подложили под Интерпол, почему бы не отплатить им тем же?
Владимир Гербер отсутствовал на работе, дома его тоже не было. Литухин, чья щекастая физиономия всегда вызывала умиление у местных бабушек, быстренько опросил всех, сидящих у подъезда, и вернулся к нам с новостями. Велев ему бдеть, мы пошли на поиски.
Гербер обнаружился на кладбище. Заблудившись между рядами, мы с Агатой долго искали его и нашли только через час. Гербер сидел на небольшой лавке у могил, на которых в пластиковых вазонах стояли живые цветы – тюльпаны и мелкие гвоздики. Руки Гербера были испачканы землей, брюки и ботинки тоже в грязи. Он явно был подшофе, полупустой мерзавчик водки стоял рядом, но пьяным мужчина не выглядел.
– Владимир Петрович, – позвала Агата. Он обернулся и посмотрел на нее мутными, налившимися кровью глазами. – Нам бы поговорить.
– Вы кто? – спросил он.
– Лебедева, Следственный комитет. А это капитан Фомин. Соболезную вашей утрате. Можно мы зададим вам несколько вопросов?
Гербер мельком взглянул на наши удостоверения и снова уставился на могилы. С серого гранита смотрели два женских лица.
– Ну спрашивайте, – кивнул он.
– Свежий загар, – отметила Агата. – Будто бы на солнышке пару дней были. Где-то отдыхали?
Гербер вновь поглядел на нее и усмехнулся.
– У вас такой же.
– Верно, – согласилась Агата. – Знаете, в каждой стране загар получается разный, хотя, казалось бы, солнце-то одно. И я вот смотрю на вас и вижу, что у нас и правда загар похожий, у меня немного потемнее, но я и на солнышке была подольше, не три дня, как вы.
– Раз знаете, зачем спрашиваете? В Турции я был, у меня и в паспорте есть отметка. Вряд ли это можно сохранить в тайне. Вы на кладбище специально пришли, чтобы на меня надавить? Это… как его… психологический прием такой? Валяйте. Что еще хотите спросить?
Агата помолчала, подошла к могилке и поправила цветы, что норовили выпасть из вазы. Гербер безучастно наблюдал за ней. Обойдя могилы, встав за памятниками, Агата, в своем черном наряде, напоминала ворону, предвестника смерти и справедливости. Теперь на Гербера смотрели три женских лица.
– Это вы убили Солнцева?
Гербер потянулся за бутылкой. Я подобрался, думая, что сейчас он метнет ее в Агату, но несчастный отец и муж открутил пробку и сделал большой глоток, скривился и занюхал грязным рукавом. Агата, мрачная, с провалившимися глазами, глядела на него не мигая. Он молчал.
– Владимир Петрович, – негромко сказала она, – я ничего не записываю. Мы неофициально с вами говорим сейчас. Скажите, это вы убили тренера своей дочери Артемия Солнцева?