Зарплата 350–500* долларов в неделю за то, что с вашей помощью мир становится лучше!
Опыт работы не обязателен.
* ЗП в виде комиссионных».
Я не совсем поняла значения слова «комиссионные», но «350–500 долларов в неделю» звучало убедительно. Я вырвала объявление из газеты и засунула в карман.
В NYPIRG во время летних каникул работало много студентов. Я оказалась самой молодой и самой плохо одетой среди всех, кто пришел на собеседование, и волновалась, что меня не возьмут. Как выяснилось, зря, потому что приняли всех. В организации, где платят только комиссионные, попасть гораздо легче, чем в те, которые предлагают гарантированную фиксированную оплату.
Там же на месте я поняла, что такое «комиссионные». Это процент от продаж, которые делает сотрудник. Если ты ничего не продал или – в случае с организацией, с которой я тогда связалась, – не собрал в виде пожертвований, ты ничего не получаешь. Но если ты собрал много пожертвований, то и получишь прилично. Интересно, думала я, насколько легко я смогу заработать?
Выступавшая перед нами женщина по имени Николь подчеркнула, что жить на деньги, полученные в этой организации, вполне реально. Небольшая комната, в которой проходило собрание, была набита студентами. Казалось, что многие из них решили одеться как можно более сомнительно. Белые девчонки и парни носили дреды, украшения из конопли и майки с призывами социального характера. Студенты дорогих и престижных вузов стремились выглядеть как бомжи, правда, их дырявая одежда была дорогой и чистой. Пожалуй, среди них только одна я выглядела правдоподобным бомжом. Судя по украшениям и брендам, которые носили студенты, они совсем не бедствовали.
Николь объяснила, как мы будем работать. Пять дней в неделю утром мы прослушиваем инструктаж о той или иной экологической проблеме, которой занимается NYPIRG. Потом нас, как она выразилась, «агентов», загружают в микроавтобусы по восемь человек и везут на место работы – тот или иной район в штате Нью-Йорк.
Мы должны ходить по домам, рассказывать простым людям о проблеме, которой занимается наша организация, – в данном случае вопросом распыления в жилых районах пестицидов, способствующих появлению рака. То есть NYPIRG считает, что рак связан с использованием пестицидов, говорила Николь, размахивая страницами отчета об исследовании, в котором пришли к таким выводам. NYPIRG лоббировала проект закона о прекращении использования пестицидов.
Далее агенты предлагают гражданам поддержать «правое дело» и сдать «членские взносы», то бишь просят помочь организации деньгами. Каждому из нас дают копию этого отчета и бейджик с фамилией.
Я сидела в микроавтобусе, который несся по трассе Генри Хадсон, и очень сожалела, что ввязалась в эту авантюру. Пока мы не доехали до места, нам надо было отрепетировать нашу речовку. Мне эта речовка давалась сложнее всех остальных.
«День добрый, меня зовут Лиз… Я из Нью-Йоркской группы общественных исследований… то есть Нью-Йоркской группы исследования общественных интересов… я борюсь с раком… А вы?»
У всех остальных студентов в автобусе все получалось гораздо более складно. Рядом со мной сидела Анна из Скарсдейла, и ее речь звучала очень убедительно с самой первой попытки: «Я призываю вас присоединиться к делу борьбы против рака, возникающего от воздействия химикатов и пестицидов. Общими усилиями мы сможем побороть эту страшную болезнь».
Я поразилась, как убедительно Анна говорила и как привлекательно выглядела в своих сережках с жемчужинами и с простой холщовой сумкой через плечо. По сравнению с ней моя речовка казалась детским лепетом. И вообще, какие слова она использовала! Например, combat[21]. Что это слово вообще значит? Мне казалось, что это продукт, предназначенный для выведения насекомых. Но Анна использовала это слово не для того, чтобы обозначить дохлых тараканов, значит, оно имеет еще какое-то значение. Я открыла свой дневник и записала несколько слов, значение которых мне надо было выяснить.
Каждый из находящихся в микроавтобусе студентов говорил красиво, страстно, убедительно, использовал богатый словарный запас и подчеркивал смысл сказанного жестикуляцией. Я просто глаз от них не могла оторвать, в особенности – от одного парня по имени Кен.
Кен мне очень понравился, но при этом я чувствовала себя неуверенно в его присутствии. Он не был похож на парней из района, в котором я выросла, и именно поэтому я немного нервничала. Кен был высоким блондином, красавцем с зелеными глазами, в которых играли золотые искорки, его кожа была загорелой, что подчеркивала контрастная белая майка с надписью «Все люди равны». Он учился в Брауновском университете и, как я подслушала из его разговора с Анной, только что закончил отношения, в которых долго находился.
Не знаю, как получилось, что мы с Кеном сели вместе. Супервайзер сказал, чтобы мы репетировали нашу речовку парами. Я была одета в черную майку с надписью «Korn»[22] и толстые черные джинсы, потела и постоянно завязывала волосы в хвостик, чтобы чем-то занять руки. Кену не очень просто давалась речовка, но он старался и звучал, в общем-то, убедительно.
– Молодец, – похвалила я его с бо́льшим энтузиазмом, чем хотела вложить в эти слова, и покраснела.
– Спасибо, – сказал он и улыбнулся. Он тоже покраснел, начал путаться в словах и рассмеялся.
Я не могла отвести от него глаз.
После прибытия на место наш супервайзер Шен обозначил район, где каждый из нас должен был работать. Новым и неопытным агентам давали плохие участки, улицы, на которых жили бедные люди в неказистых домах. Агенты с опытом и документированно хорошей историей сборов получали участки пожирнее, на улицах, где жили люди побогаче, с ухоженными газонами и статуями перед домами. Зачастую, чтобы дойти от улицы до такого дома, нужно было потратить минут пять.
В первый день работы мне дали плохую и бедную улицу с низким потенциалом сбора пожертвований. Супервайзер сказал, что моя дневная норма составляет 120 долларов, и пожелал удачи. Когда микроавтобус забрал меня в девять вечера, я собрала 240 долларов чеками, которые радужным веером были прикреплены зажимом к моей папке для бумаг.
– Нормально? – спросила я супервайзера, передавая ему чеки.
Шен два раза пересчитал сумму на чеках, держа их в свете фар микроавтобуса, и ответил:
– Отлично.
Со следующего дня мне поручили работать в богатом районе, где ежедневно я собирала по нескольку сотен долларов пожертвований.
Старожилы NYPIRG изначально не думали, что я стану таким успешным агентом, потому что настроение даже самого хорошего сотрудника начинает портиться после того, как перед его носом несколько раз захлопнут дверь. Но ведь никто не обещал мне, что эта работа будет легкой. Коллеги начали судачить, пытаясь понять причину моего успеха, и гадали: «Лиз очень волнует проблема защиты окружающей среды», или «Она прошла очень хороший курс продаж», или «У нее большой опыт работы».
Все эти объяснения, конечно, не имели под собой никаких оснований. Причина моего успеха была простой: я была голодной и эти летние месяцы не планировала отдыхать. В отличие от моих коллег, которые хотели весело провести каникулы и не вкладывали в работу много сил, я должна была накопить денег на то время, когда мне надо будет учиться и у меня не будет возможности работать. Я откладывала каждый цент. Впервые в жизни я начала активно трудиться и зарабатывать, чтобы выбраться из той дыры, в которой оказалась. Только в этом и заключалось мое конкурентное преимущество.
Кроме всего прочего, я испытывала и голод иного толка, который мне самой было сложно понять и объяснить. Я наблюдала совершенно новую для себя жизнь. Никогда раньше я не заходила в большие дома, перед которыми на усыпанных гравием дорожках стояли несколько автомобилей, а дети катались на дорогих велосипедах по улицам, где были посажены высокие деревья. Двери мне открывали домохозяйки, за юбки которых держались дети. Мне нравился прохладный воздух и звук работающего кондиционера. Я показывала бумаги с данными исследований и рассматривала внутреннюю обстановку каждого дома, в который входила. Мне было интересно увидеть, как живут люди, потому что их жизнь была такой непохожей на мою собственную.
Каждый новый дом был настоящим приключением, каждый разговор – волнующим и интересным. Я с нетерпением предвкушала, что нового увижу за следующей дверью, которая передо мной откроется.
Но самыми лучшими днями того лета были те, когда мы работали в паре с Кеном или на соседних участках. Когда микроавтобус отъезжал, мы часто начинали работать вместе. Мы не планировали заранее, кто именно и что будет говорить, но между нами существовало настоящее партнерство. Мы хорошо работали в паре. Мы делали дневную норму, а потом немного больше, чем от нас требовали, и, если у нас оставалось время до того, как нас заберет микроавтобус, садились в тенечке, чтобы поболтать.
Сперва я не знала, что интересного могу рассказать Кену. О матери? Или о жизни на Юниверсити-авеню? Может быть, о том, как я убежала из мотеля от Карлоса? Или о том, как пару дней назад ночевала в вагоне метро? Я справедливо предполагала, что это не самые увлекательные и интересные темы для беседы. Зачем говорить о грустном, когда стоит ласковое лето, поют цикады и пахнет землей? Если все, что связано с подробностями моей жизни, сплошное «грузилово», зачем об этом вообще вспоминать?
Поэтому я давала Кену возможность рассказывать о своей семье, о бывшей девушке и университете, в котором он учился. Я внимательно слушала все, что он мне говорил. Потом мы изображали Николь и Шена, смеялись, болтали о работе. Чаще всего просто много смеялись.
Мне было легко рядом с Кеном, в окружении красивых домов, ухоженных лужаек и подстриженных кустов. Мне было легко смеяться и представлять, что окружающая нас идиллическая жизнь когда-нибудь, возможно, будет доступна и мне.