девять часов с четвертью. Стрелка будет стоять на той минуте, когда умерловремя, и твоя казнь состоит в том, что ты вечно будешь приходить смотреть нанее и не успокоишься, пока тебе будут повиноваться ноги.
И действительно, я раз пятьсот подходил к часам, точно меня толкала какая-то невидимая сила.
Давкус Карота, сидя верхом на часах, делал мне ужасные гримасы.
Стрелка не двигалась.
– Негодяй, это ты остановил маятник, – закричал я, пьяный от бешенства.
– Ничего подобного, он качается, как всегда, но солнца рассыпаются в прах, преждечем стрелка подвинется хотя бы на одну миллионную миллиметра.
– Однако я вижу, что пора заклясть злых духов, настроение переходит в сплин, –сказал ясновидец. – Нужно еще музыки. На этот раз Давидову арфу заменит рояльЭрара.
И он заиграл веселую мелодию.
Человеку-мандрагоре она показалась не по вкусу, он стал уменьшаться, сплющиваться, обесцветился,испуская невнятные стоны, затем, потеряв человеческий облик, повалился напаркет, превратившись в испанский козелец с раздвоенным корнем.
Чары рассеялись.
Но что это; детские радостные голоса кричали: – Аллилуйя, время воскресло! Посмотри-кана часы!..
Стрелка показывала ровно одиннадцать часов.
– Сударь, карета вас ждет, – сказал слуга. Сон был кончен.
Гашишисты расходились по домам, словно офицеры после погребения Мальбрука.
Я тоже легким шагом спустился с лестницы, причинившей мне ночью столько мучений, ичерез несколько минут был у себя в здравом уме и твердой памяти; последние парыгашиша рассеялись.
Мой рассудок (или то, что я называю этим именем, за неимением другого термина)снова возвратился ко мне, и ясность его была такова, что я мог дать полныйотчет о какой-нибудь пантомиме, или водевиле, или же сочинять стихи.