Когда наступило утро, он выкурил сигарету и… остался на завтрак. На работу они поехали вместе. С того памятного вечера они больше не разлучались. Она настояла, чтобы Аскольд переехал к ней. Сначала он возражал, но потом оглядел свою большую, но пустую и неухоженную квартиру, в которую возвращался только переночевать, и согласился на переезд. Их медовый месяц растянулся на полгода. Она перестала задерживаться после работы и спешила домой, чтобы к его приходу приготовить ужин. По выходным она гладила его рубашки и светилась от счастья. Аскольд, как умел, заботился о ней, но, несмотря на его заботу, она стала быстро утомляться, приступы тошноты и головокружения стали регулярными, и он настоял, чтобы она записалась на приём к лучшему специалисту города. Это было вчера, а сегодня он узнал, что причина всех недомоганий его жены – беременность! Его жены? Да, да, именно жены. Она ему не сожительница – она жена! Какое хорошее слово…
Внезапно на дорогу выбежали двое мальчишек, в руках у которых было по пачке газет. Они, перекрикивая друг друга, навязчиво стали предлагать свой товар. Аскольд удивился, так как место было не самое людное, скорее глухое, и торговать здесь было невыгодно, но он притормозил, и, чтобы быстрее спровадить нахальных продавцов, купил у каждого по газете.
Он отъехал с десяток метров, когда его вновь что-то насторожило. На мгновение показалось, что в зеркале заднего вида мелькнула неясная тень. Тень мелькнула и пропала. Аскольд затормозил и вышел из машины. Чутьё подсказывало ему, что где-то рядом притаилась опасность. Он обошёл вокруг машины, заглянул под днище.
– Надо бы более тщательно проверить. – подумал он, но не захотел пачкать новое кашемировое пальто в осенней грязи. Он торопился домой. Его ждала семья.
«Братва! Не стреляйте друг в друга!..» продолжал надрывно завывать голос популярного певца. Где-то на середине куплета, в одно мгновенье вдруг резко заложило уши, и привычный мир неожиданно превратился в яркую вспышку.
Боли Аскольд не почувствовал, потому что через мгновение его молодое и сильное тело разметало взрывом на десятки кровавых фрагментов.
В этот момент высоко-высоко на небесах горестно вскрикнул и, опустив крылья, навеки затосковал его ангел-хранитель.
Не уберёг!
– Сработало! – удовлетворённо произнёс один из двоих мужчин, наблюдавших за горящей машиной из ближайшего перелеска.
– Всегда срабатывало! – меланхолично добавил второй мужчина и закурил.
– Не нравится мне здесь. Скорей бы домой, в Питер! – произнёс некурящий.
– Какая разница? – равнодушно спросил тот, что с сигаретой. – Бабы и водка здесь не хуже, а осень – она везде осень. Терпеть не могу эту слякоть! Вот если бы на юга, куда-нибудь к тёплому морю!
– Не скажи! – не согласился напарник. – Дома всё родное и близкое, даже менты! А местные бабы мне не нравятся, «невкусные» какие-то, да и водка здесь бензином попахивает. Меня после местной водки изжога замучила.
Они ещё немного попрепирались между собой, обсуждая достоинства и недостатки Казань-града по сравнению с Питером, лениво наблюдая, как догорал «Мерседес», потом сели в неброскую «шестёрку» с забрызганными грязью номерами, и поехали в сторону центра.
Когда машина скрылась за поворотом, из соседних кустов вылез молодой человек, одетый в армейский маскировочный костюм. Сбросив с головы пятнистый капюшон, незнакомец достал из кармана на предплечье левой руки сотовый телефон и набрал номер.
– Алё, «Гараж»! «Околица» на связи. Наши друзья «стёрли» Аскольда! Напрочь «стёрли»… Да, именно так… Точнее не бывает. Всё! Конец связи.
– Конец связи, – подтвердил Пахом на другом конце линии и выключил сотовый телефон.
Часть 2В коридорах власти
«Работа и зарабатывание денег не имеют между собой ничего общего»
Глава 1
В Петербурге с утра моросил мелкий осенний дождь. Высокий мужчина пятидесяти лет, с волевыми чертами лица и колючим взглядом бледно-голубых глаз, стоял у огромного стрельчатой формы окна с пуленепробиваемыми стёклами. Из окна хорошо просматривалась территория порта. Позади мужчины с блокнотом в руке терпеливо ждал секретарь. Мужчина скосил глаза на девушку, которой минутой раньше диктовал деловое письмо партнёрам, и подумал, что отдай он ей приказание пройтись голой по Невскому проспекту или убить посетителя маникюрными ножницами, она бы выполнила, не задумываясь. Он всегда умел подбирать людей, с которыми предстояло работать, поэтому и дожил до пятидесяти лет.
Судьба наградила его редким даром убеждения, поэтому люди, однажды пообщавшись с ним, оставались ему верными до конца жизни. Даже враги, коих у него было предостаточно, уважали его. Правда, это не мешало им регулярно пытаться физически его устранить, но бог и служба безопасности хранили его.
– Генрих Вольфович, если добавлений не будет, то, с Вашего разрешения, я пойду? – спросила разрешения секретарь.
– Да, да, Лариса, идите и принесите кофе. Зябко мне что-то, – задумчиво произнёс мужчина, которого секретарь назвала Генрихом Вольфовичем.
У него было много имён. В детстве мать звала его Геной, так как в Советской России не приветствовались иностранные имена, и мама боялась навредить будущей карьере сына. В пору бурной молодости за любовь к немецким предкам и чисто немецкую педантичность коллеги по криминалу называли его Гансом. Позже, когда он увлёкся коллекционированием антиквариата, недоброжелатели прозвали его Эстетом, а когда он «подмял» под себя половину Питера, включая порт, клички отпали сами собой, и теперь все, даже враги, его называли только по имени и отчеству, а за глаза по фамилии – Кох.
После того, как им была выиграна битва за питерский порт, он создал ЗАО «Петропорт». На первом же собрании акционеров Кох был единогласно избран председателем совета директоров, после чего переехал в просторный, со вкусом обставленный кабинет на шестом этаже. Ремонт кабинета он сделал заранее, так как был уверен в успехе рискованного предприятия. Он редко проигрывал, потому что всегда точно просчитывал каждый свой ход и ответные действия противников.
Порт был ключевой, стратегической точкой в экономике города, поэтому достался ему тяжело. Кох не был сторонником криминальных разборок, но если его втягивали в драку, то действовал жёстко, без угрызений совести и прочей, как он выражался «достоевщины». Его бойцы без жалости, методично отстреливали конкурентов на площадях и улицах родного города, чем окончательно закрепили за Питером славу криминальной столицы. Кох не хотел делиться ни с кем, поэтому противопоставил себя всему криминальному сообществу города на Неве, и вёл войну на несколько «фронтов» одновременно.
Как-то в Смольном, куда Генрих Вольфович частенько заходил для «согласования» различных вопросов, его пригласил к себе в кабинет заместитель губернатора, в веденьи которого была вся городская собственность.
Кох надолго запомнил этот разговор. Тихим, но властным голосом заместитель потребовал от него прекратить попытки силового захвата городской собственности. С точки зрения юриспруденции Кох был чист, и привлечь к уголовной ответственности его было нельзя. Заместитель об этом знал, но, в отличие от других «отцов города», не стал закрывать глаза на кровавый «беспредел», учинённый в городе Кохом.
– Мне плевать на Вашу депутатскую неприкосновенность! Если надо, я найду возможность привлечь вас к ответственности, – заявил в конце разговора заместитель губернатора. Они стояли друг против друга: два достойных противника, и не было в мире силы, способной примерить этих мужчин.
У каждого из них была своя правда, своя жизненная философия, за которую они были готовы бороться до конца.
Заместитель губернатора после памятного разговора прожил всего неделю и скоропостижно скончался. Виной всему была автоматная очередь неизвестного киллера, которую последний выпустил по служебной машине заместителя, ехавшего утром на работу в Смольный.
В знак уважения к поверженному противнику Кох положил на его могилу букет кроваво-красных роз, перевязанных траурной лентой. Никакого кощунства в своих действиях Кох не видел. По его понятиям, именно так поступали мушкетёры короля, салютуя окровавленной шпагой поверженным гвардейцам кардинала.
Через месяц на благотворительном банкете в пользу больных лейкемией, новый заместитель губернатора с бокалом в руке подошёл к Коху и, улыбнувшись, тихонько произнёс:
– Ну что, Вы, батенька устроили в городе? Мы ведь не Чикаго. Петербург, знаете ли, всегда был культурной столицей. Милосерднее быть надо, милосерднее!
– Милосердие – поповское слово! – с удовольствием процитировал Кох сыщика из популярного кинофильма. – А я попам не верю, – после короткой паузы добавил он и пристально посмотрел чиновнику в глаза. Заместитель стушевался и под благовидным предлогом отошёл в другой конец зала. Сам Кох верил только в холодный расчёт, всепобеждающую силу денег и безотказный «Вальтер», который не раз выручал его в трудных ситуациях.
В кабинет тихо вошла секретарь и поставила на стол чашечку чёрного кофе и маленький изящный бокал с капелькой бренди на донышке. Вкусы и пристрастия шефа она знала наизусть.
Кох выпил бренди и с удовольствием почувствовал, как напиток живительной влагой разливается по всему телу, после чего сделал маленький глоток кофе.
В этот момент на блёклый северный небосклон из-за туч выкатилось солнце, и мир сразу заиграл весёлыми разноцветными красками. Солнечный лучик, упав на полированную столешницу огромного письменного стола, осторожно коснулся левой руки хозяина кабинета. Кох пошевелил пальцами, и чёрный бриллиант, оправленный в золотой перстень старинной работы, полыхнул неземными красками. Этот перстень Кох всегда носил на безымянном пальце левой руки и никогда не снимал. Начиная с восемнадцатого века перстень передавался по наследству от отца к сыну, и, по преданию, служил оберегом для мужчин династии Кох. Генрих Вольфович в сказки не верил, но пару лет назад попал в переплёт, после которого уверовал в мистические свойства перстня.