[57], так всего обчистят! Набери лучше книжек по этикету, культуре поведения, и читай, обучайся! По «легенде» ты начинающий бизнесмен, точнее, один из совладельцев фирмы. Едешь в Москву «выбивать» квоты на поставку леса за рубеж, в Японию! Пока что ты на бизнесмена похож так же, как запах хорька на аромат «Шанель»!
– Чего, чего? – не понял Лёшка.
– Ну, в смысле не очень похож. Одно спасает, что ты из провинции. Ладно, бог даст, оботрёшься, наберёшься столичного лоска. Если тебя «менты» тормознут – не пугайся! Паспорт у тебя настоящий, на прежнего Лёшку Цыганкова ты мало похож, к тому же в розыск тебя почему-то не объявили. С представителями власти веди себя культурно, не хами. Если попросят «на лапу», не жадничай – дай, но не много, большие деньги могут вызвать подозрение или нездоровое желание завладеть всем! Поэтому деньгами в пути, а особенно в Москве, «не отсвечивай», на кармане держи сумму небольшую. Остальные деньги должны быть аккуратно сложены в бумажнике. Да, купи себе часы золотые и дорогой кожаный бумажник: бизнесмен твоего уровня не рассовывает мятые купюры по карманам. После того, как в Москве товар «скинешь», позвонишь по сотовому мне, скажешь, что гостинцы передал, Москву осмотрел, и что возвращаешься домой. Назовёшь мне номер поезда и день прибытия. Страховать тебя никто не будет, но отслеживать твои действия по возможности будем стараться. По приезду ко мне не суйся, я сам тебя найду. Деньги будешь получать у меня по возвращению, после подтверждения москвичами целостности груза. Пока вот одень, пообвыкни, – и Карась передал Лёшке широкий кожаный пояс. – Носить будешь на теле, не снимая до момента передачи москвичам. Знаю, что неудобно, но придётся потерпеть. Под одеждой пояс незаметен, но на всякий случай в Москве купи себе пальто размером больше, а в купе будешь одеваться в просторный спортивный костюм. Когда поедешь с грузом, выкупай купе целиком: проводнику скажешь, что болеешь гриппом и поэтому едешь один, чтобы никого не заразить. На обратном пути можешь ехать с попутчиками, но не бухай[58] и не болтай лишнего.
Утро следующего дня Цыганков встретил в купе поезда. До Томска он ехал в одиночестве, чем был очень доволен: не надо было изображать из себя бизнесмена, и Лёха позволил себе небольшую вольность – пил пиво прямо из горлышка и без стесненья отрыгивал.
Ночью в купе вошла девушка, которая тихонько расположилась на нижней полке. Утром, обнаружив в купе улыбчивую попутчицу с зелёными, как молодая трава глазами, Цыганков мгновенно прекратил свинство, и по мере сил преобразился в законопослушного и воспитанного мужчину, едущего по делам бизнеса в столицу-матушку.
– Меня Машей зовут, – представилась девушка всклокоченному и помятому Цыганкову, который вылез из-под одеяла, и улыбнулась ему, как старому знакомому.
– Пётр, – с запинкой произнёс Цыганков своё новое имя и от сознания того, что чуть не допустил досадную ошибку, смутился. Маша взяла со столика брошюру с красноречивым названием «О культуре поведения», которую Цыганков за два дня пути так ни разу и не раскрыл.
– Повышаете культурный уровень?
– Да, знаете ли, приходится. Не хочется выглядеть провинциалом. Я, Машенька, университетов не заканчивал: после школы сразу в армию, два года в десанте протрубил. Потом сверхсрочная служба, потом сокращение штатов, и я уволился, – грустно произнёс новоиспечённый Пётр, на ходу сочиняя себе новую биографию. Алексею очень хотелось похмелиться, но пиво кончилось, а покупать у проводника водку он постеснялся. Пришлось импровизировать на больную голову, что, впрочем, у него получалось неплохо. Через полчаса он и сам уже верил в то, что он никто иной, как несправедливо обделённый жизнью и командованием ВДВ прапорщик запаса, отдавший Родине лучшие годы.
– Я ведь специалист высококлассный! Вот этими руками все движки на БМП[59] в роте перебрал, а меня в запас, как ненужный элемент. Всё Петя, сливай воду, отстрелялся! – с надрывом изливал он душу Машеньке.
Эту историю Цыганков пару лет назад самолично слышал от подгулявшего прапора в простуженном сквозняками плацкарте, когда возвращался из зоны домой. Бывший гвардии прапорщик опрокидывал в себя стакан за стаканом, но когда стал вспоминать Чечню, то неожиданно протрезвел, оборвал рассказ и закурил прямо в вагоне.
На мгновенье Цыганков запнулся, решая, примерять на себя личность ветерана Чеченской компании или остаться простым ратным тружеником. Машенька расценила это как эмоциональный срыв, и чтобы как-то помочь ему справиться с захлестнувшими воспоминаниями, взяла за руку.
– А руки у Вас и правда примечательные: сильные, привыкшие к тяжёлой работе. Такими руками гордиться надо! – с чувством сказала девушка и осторожно погладила ладонь рецидивиста.
– А знаете что, Машенька! Пойдёмте в ресторан. Мне по роду новой деятельности надо будет деловые обеды посещать, а я в окопах совсем одичал, забыл, как ножом и вилкой пользоваться. Вы бы мне за столом наглядный урок преподали, разумеется, за всё плачу я! – окончательно вошёл в роль Цыганков, и, не дожидаясь согласия, схватил девушку за руку и потянул в вагон-ресторан.
…Они расстались через три дня, когда Маша сошла на своей станции, где-то в ближнем Подмосковье, а Цыганков, находясь под впечатлением от нечаянного знакомства, поехал дальше. За эти три дня Маша научила его не только пользоваться ножом и вилкой, она много рассказывала о привычках москвичей, особенностях проживания в мегаполисе, учила, как правильно вести на переговорах с новыми партнёрами, как расположить к себе собеседника, даже немного коснулась языка жестов. Всё это восторженный и малообразованный Цыганков впитывал, как губка. Умудрённый лагерным опытом, он знал, что придёт время, и всё, чему его научила эта милая девушка, ему понадобится. О себе Маша почти ничего не рассказывала: говорила только, что работает психологом в одном из подмосковных санаториев. Цыганков был готов влюбиться в попутчицу, но что-то в ней настораживало.
Когда поезд тронулся, и перрон вместе с Машенькой растворился в сиреневых летних сумерках, Алексей понял, что именно его насторожило в симпатичной и неглупой девушке: она слушала его байки и не верила ни единому слову! Занавесив зелёные глаза длинными пушистыми ресницами, она согласно кивала головой, как бы говоря: «Я верю тебе! Да, именно всё так и было! Я восторгаюсь тобой, ты такой смелый»!
Однако в её глазах не было ни восхищения, ни удивления. Взгляд зелёных глаз оставался холодным и снисходительным, а губ нет-нет, да и касалась лёгкая усмешка. Так ведёт себя зрелая и достаточно опытная в любви женщина, когда юный девственник пытается произвести на неё впечатление.
– Предупреждал ведь меня Карась! Мне бы помалкивать, а я хвост, как тетерев на току, распушил, – корил себя Алексей, но времени заниматься самоедством у него не было. Поезд подъезжал к Москве.
На вокзале Цыганков огляделся, выпил пива с креветками в привокзальном буфете и лишь после этого позвонил по московскому номеру.
– Алле! Здрасьте, мне бы Сан Саныча! – умышленно разыгрывая из себя деревенского мужика, весело произнёс в трубку курьер.
– Сан Саныч в отъезде, а что Вы хотели? – задал встречный вопрос мужской голос.
– Дяденька, я тут в Москве проездом, вот Сан Санычу орешков наших сибирских привёз. Полезные они, орешки-то кедровые/ – продолжал дурачиться Алексей.
– Где Вы сейчас находитесь? – перебил невидимый собеседник.
– Тута я, на вокзале значит, за крайним столиком в буфете пивком балуюсь.
– Оставайтесь на месте, за Вами приедут.
Через полчаса в привокзальный буфет решительно вошли двое мужчин. Один из них был средних лет, лысый и коренастый. Второй был высоким подтянутым мужчиной примерно тридцати лет, с неприятным колючим взглядом. Одеты они были в одинаковые чёрные кожаные куртки и потёртые чёрные джинсы. Мужчины окинули взглядом полупустой ресторан, и безошибочно определив курьера, направились к Алексею.
– Здорово, сибиряк! Ты, что ли, орешки привёз? – спросил высокий незнакомец.
– А вы от Сан Саныча? – задал встречный вопрос Лёшка, поднимаясь из-за стола.
– А мы от Сан Саныча! – с улыбкой ответил лысый. – Пойдём с нами, гостем будешь.
На привокзальной площади все трое сели в неприметные «Жигули» с тонированными стёклами. В машине лысый сфотографировал Цыганкова на мобильный телефон и куда-то отправил фотографию. Через минуту ему позвонили, и лысый, выслушав невидимого собеседника, удовлетворённо кивнул головой.
– Всё в порядке! – подобревшим голосом произнёс он и протянул Алексею руку. – Давай знакомиться, меня зовут Шрэк, а это Шершавый, – кивнул лысый на своего товарища.
– Меня Петром кличут, – ответил Цыганков, пожимая потную ладонь нового знакомого.
– Вот что, Пётр, работать будешь с нами и только с нами. Если кто-то приедет на встречу от нашего имени, знай – это подстава. Следующий раз, когда с орешками приедешь, ищи нашу машину на этой площади. Если в нашей тачке будет кто-то другой – не раздумывая «делай ноги»[60]! Всё понял?
– Понял, чего тут не понять!
– Ну, раз понял, можешь погулять по Москве. У тебя когда поезд?
– Завтра вечером.
– Может, тебя куда-нибудь подкинуть?
– Даже не знаю, куда. Хотелось бы с вашими москвичками покувыркаться, да у меня в Москве «хаты» нет.
– Шершавый, рули на Ленинградку! Будет тебе, Петро, и «хата», и с кем покувыркаться! – засмеялся Шрэк.
На Ленинградском проспекте Шрэк вышел из машины и о чём-то переговорил с женщиной средних лет, одиноко стоящей на обочине. Женщина куда-то ушла, и вскоре вернулась с двумя девушками. Одна была совсем юной блондинкой с испуганным лицом, аккуратной попкой и маленькой грудью, вторая была её полная противоположность: жгучая пышногрудая брюнетка примерно тридцати лет. Крутые бёдра брюнетки обтягивала короткая кожаная юбка, а на груди топорщился р