«Господи Боже, — ужаснулся Борис, — это еще что? По легенде я просто попросил ее позировать. А собственно, чему я удивляюсь? Практически все непрофессиональные натурщицы считают, что позирование в обнаженном виде — лишь прелюдия к близким отношениям. А близкие отношения полагают чуть ли не началом совместной жизни. Да, наверное, мы были близки. Ты это помнишь, дорогая, я — нет. У тебя память имплантированная, у меня — природная, своя, настоящая. Но если каждую близость считать помолвкой… Впрочем, — вспомнил он, — помолвка еще ни к чему не обязывает».
Борис прикинул финансовые возможности. Недавно две работы ушли в частную коллекцию. Слава Богу, мода на домашнюю скульптуру возвращается. А «Доллз», конечно, деньги вернет.
— Ах, кольца… безусловно, кольца надо купить.
— Ты — чудо, — Лена вскочила и, подбежав, прильнула к нему, — как я тебя люблю! Заканчивай быстрее и пойдем. Я знаю отличный магазин.
Подняв руки, чтобы не испачкать ее, Борис закрыл глаза и вздохнул:
«Никогда не мог отказать красивой женщине, а бабы это чувствуют и вьют из меня веревки… Ладно, когда натуральные, а то ведь клон, «барби», Чебурашка. Не могу я сказать: «Дорогая, мы просто добрые знакомые. Ты — модель, я — художник, давай ограничимся этим».
Он почувствовал, как ее горячее тело все сильней прижимается к нему, опустил взгляд на приникшую к груди светлую голову и попытался высвободиться. Не удалось. Держали его крепко.
Кольца под стеклом, играя всеми гранями камней, бросали радужные блики на лицо склонившейся к ним Елены. Актинии, подумал Борис, настоящие актинии. Притаились в полутьме моря и ждут жертву, завлекая ее переливами красок. Продавщица, интимным шепотом представляя товар, выкладывала коробочки, в которых на черном бархате уютно покоились бесполезные побрякушки.
— Важно, чтобы украшение сочеталось с цветом глаз, подчеркивая их безупречностью формы, но не затеняя природным блеском оправленного в металл камня. Вам, несомненно, нужно носить только золото! Лучше, конечно, платину с золотыми инкрустациями. Современный дизайн предполагает использовать в таких украшениях исключительно бриллианты.
— Вот это колечко, — как бы в задумчивости, Лена надела на палец массивное кольцо с камнем размером в половину кирпича, — как тебе, любимый?
Борис сразу понял, что вернуть кольцо теперь можно только вместе с пальцем.
— Хм… — он прокашлялся, — мне кажется, по знаку Зодиака…
— Бриллиант и платина, — холодно прервала его продавщица, — не говоря уже о золоте, подходят всем знакам Зодиака. С этим кольцом изумительно сочетаются вот эти серьги, кулон и браслет, — обратилась она к Лене. — Для свадебного гарнитура…
— У нас только помолвка, — твердо заявил Борис.
Расплачиваясь в кассе, он позлорадствовал, что эта консультация обойдется «Доллз» в круглую сумму.
— Надеемся еще не раз увидеть вас в нашем магазине, — сладко пропела продавщица, провожая Елену до дверей.
«Только без меня», — подумал Борис.
На улице, отставив руку с кольцом в сторону, Лена полюбовалась игрой камня.
— Как я люблю дорогие подарки. Скажи, мы ведь будем сюда заходить, милый?
— Каждый день.
— Ах, как я тебя люблю. Однако мне пора. Я тебе позвоню, — она чмокнула его в щеку.
Борис смотрел, как она уходит. Вся такая воздушная, легкая, как перышко, беззаботная, как стрекоза в начале лета. Один из образцов современной женщины. Впрочем, только ли современной? Беспечность, беззаботность, неумение или нежелание заглянуть в завтра, предвидеть хоть какие-то последствия… Всегда так было. Что сейчас, что десять, двадцать, наверное, и сто лет назад. Жванецкий писал, что женщины бывают двух типов: прелесть, какие глупенькие, и ужас, какие дуры. А в дополнение рядом должен быть кретин, который превозносит женщину только за то, что у нее от природы смазливая мордашка, ноги от подмышек и чрезмерно развитые молочные железы.
Борис посмотрел на часы и огляделся в поисках такси. Скоро его ждет встреча еще с одной ипостасью современницы.
— Какого черта я должна тебя ждать? — эффектная брюнетка, покусывая темно-красные губы, уставилась на него прищуренными глазами.
— М-м… видишь ли, дорогая, — Борис повернулся к водителю такси, чтобы расплатиться, — я…
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Водитель сочувственно покачал головой.
— Какая горячая встреча. Держись, парень.
— Что там бормочет этот болван? — Инга шагнула поближе к машине.
— Ничего, ничего, дорогая, он просто отсчитывал сдачу, — Борис поспешил захлопнуть дверцу. — Извини, заказчик задержал.
— Мне плевать, кто тебя задержал, я спрашиваю: почему я должна тебя ждать? — вздернув подбородок, она надменно посмотрела на него. Классически правильное породистое лицо, глаза сверкают сдерживаемым бешенством.
«Ну, я попал», — подумал Борис. Он попытался взять Ингу под руку, но она вырвалась и повернулась к нему аристократичным профилем.
— Дорогая, не будем привлекать внимание. Давай продолжим работу. Я, конечно, виноват, ну, прости…
Продолжая рассыпаться в извинениях, Борис увлек девушку в подъезд.
— Ты хоть понимаешь, что я в любой момент в состоянии найти более достойного мужчину? Мне просто жаль тебя, ты же пропадешь со своим убогим талантишком, кстати, весьма сомнительным. Если бы ты знал, сколько у меня предложений от весьма солидных людей.
— Да, конечно, — согласился Борис, — я все это понимаю. Спасибо тебе.
— Я хоть сейчас могу…
Можешь, конечно, можешь. И как только ты его найдешь, мужика, способного оплатить твои, судя по всему, немаленькие запросы — только я тебя и видел. Он предоставит тебе свой кошелек, а ты — свое безупречное холеное тело.
— …черт с тобой, но чтобы это было в последний раз.
— Обещаю, дорогая, больше этого не повторится. Позволь, я тебе покажу, — Борис провел ее в студию. — Вот это черновой, так сказать, вариант. Предполагаемое название скульптуры «Печаль», а может, «Усталость».
Он снял мокрую тряпку с фигурки и отступил чуть в сторону. Скептически скривив губы, Инга повертела лист фанеры, потом искоса взглянула на него.
— С кого ты это лепил?
— М-м… собственно, это обобщенный образ. Плод раздумий…
— Какой-то усохший плод, — брезгливо сказала Инга. — Должна тебя разочаровать — печаль я изобразить не смогу.
— Ну, не печаль, так усталость. От жизни, от работы. Представь: после рабочего дня ты пришла домой, добиралась общественным транспортом, дети визжат, а голова так и раскалывается…
— Этого я представить не могу, — категорически заявила Инга, — я что, похожа на кого-то, кто стоит в очередях и ездит в общественном транспорте? А детей сейчас вообще никто не рожает, если, конечно, голова есть. Фигуру портить! Вполне приличного ребенка можно взять в приюте.
Отвернувшись, она прошлась по студии, покачивая бедрами, и взглянула на Бориса через плечо, проверяя впечатление.
— Милый мой, тебе нужна какая-нибудь секретарша или продавщица. Усталость я, пожалуй, смогу изобразить. Но для этого тебе придется постараться. Разбирай постель, я пойду в душ.
— Э-э…
— Ты что-то хочешь сказать?
— Нет, — ответил Борис, проклиная свою мягкотелость.
Забросив руки за голову, он лежал, бездумно глядя в потолок. Инга вышла из ванной в шелковой ночнушке. Решительно прошагав к постели, она деловито сняла рубашку и, откинув одеяло, улеглась рядом.
— Люби меня быстрее десять тысяч раз, — заявила она.
— Но… на это уйдет порядочно времени, — неуверенно пробормотал Борис, скользя взглядом по ее безупречному телу.
— Ты куда-то спешишь?
— Да, в общем, никуда.
— Так в чем дело? Имей в виду, Стойков: таких, как я, больше нет!
— Похоже, что так.
— И чтобы теперь никаких девок! Может, у тебя и сейчас кто-то есть? — она нависла над ним, пытливо вглядываясь в глаза.
— Никого, — твердо ответил Борис.
— То-то, — сказала Инга, сильной рукой привлекая его к себе, — тебе больше никто не нужен, понял?
— Угу, — задушено ответил он, уткнувшись носом в ложбинку между полных грудей.
Через два часа, машинально поглаживая глиняную фигурку трясущими от усталости пальцами, Борис мечтал, когда же Инга уйдет. Расположившись на подиуме с комфортом, она прихлебывала кофе, лениво затягивалась сигаретой и откровенно скучала. Иногда она зевала, не утруждая себя извинениями.
— Все, мой дорогой, хватит, — наконец сказала она, — продолжим завтра. Покажи-ка мне, что ты там наваял.
Борис поднес ей глиняную фигурку.
— У меня что, такая грудь? А соски? Вот, сравни, — она выгнулась, — давай, не стесняйся.
— Э-э… понимаешь, художник…
— Про неоднозначный взгляд творца будешь заливать публике и критикам. Исправишь, понял? А сейчас проводи меня.
Пока она одевалась, Борис прошел на кухню, позвонил в «Доллз» и договорился о встрече с Ириной. Только он успел отключиться, как на кухню заглянула Инга.
— С кем ты говорил?
— С заказчиком. Торопит, представляешь?
Пока Борис метался в поисках такси, Инга присела за столик летнего кафе и заказала мороженное с ликером. Как назло, возле Бориса тормозили «жигули» или «москвичи». Справедливо полагая, что Инга поедет только в иномарке, он терпеливо поднимал руку, едва завидев приличную иностранную тачку. Трое молодых людей за соседним столиком, не стесняясь в выражениях, обсуждали последний матч сборной.
— Долго мне еще сидеть в этом хлеву? — брезгливо оглянувшись на них, громко спросила Инга.
— Сейчас, дорогая, одну минуту.
— Не нравится — не сиди, — посоветовал один из парней.
— Тебя не спросили, дебил слюнявый, — подкрашивая губы, сказала Инга, — Стойков, ты что, не слышишь, как меня оскорбляют?
«Только скандала не хватало», — подумал Борис. Парни были явно на взводе, и настроение у них быстро менялось в худшую сторону.
— Слышь, мужик, утихомирь свою подругу. Че она на людей кидается?