ный день всё равно должен был настать.
В ожидании развязки космонавт больше времени стал проводить на капитанском мостике. Общество розы, всегда действовавшее на него умиротворяюще, теперь вызывало такую тоску, что хотелось выть, дико и безнадёжно. Единственным местом, где он забывал обо всём, был капитанский мостик. Вид безграничной тьмы, окутывавшей его со всех сторон, завораживал. Первозданный мрак был молчалив и холоден. Он был невыразимо далёк и чужд всему живому, но (и это больше всего поражало космонавта) не внушал никакого страха.
Страха больше не было.
Это было странно и невозможно. Во времена космонавта на Земле не было ни одного человека, кто не боялся бы космоса — ведь он был чужд, абсолютно чужд всему живому. И тем не менее, чувство, которое испытывал космонавт, не было страхом. Он смотрел на незнакомые звёзды и был почти счастлив открывшейся под конец жизни истине. Судите сами, разве можно бояться того, что подарило тебе жизнь и продолжает удивлять и восхищать своим совершенством? Ему довелось первому понять, что есть для человека Вселенная на самом деле. Она не страшная, холодная и безжизненная — она добрая и пушистая как плюшевый мишка.
Поверив в это, космонавт включил диктофон и начал говорить. Это был рассказ о ни много ни мало столетнем приключении двух живых существ, по воле случая оказавшихся выброшенными на необитаемый остров, имя которому Одиночество. И он говорил об одиночестве, надеждах и мечтах, о розе и о себе, об удивительных вещах, встреченных ими на полях Вселенной и о самой Вселенной…
Эта запись была последней в его жизни. Закончив, он вернулся в рубку, привычно опустился в пилотское кресло. А спустя минуту неуправляемый корабль вошёл во внешний пояс астероидов одной из безымянных звёздных систем…
Их так и нашли: превратившийся в ледяную статую Космонавт, а рядом вечно цветущая хрустальная Роза. Из нагрудного кармашка Космонавта был извлечён кристалл аудиозаписи, откуда мы обо всём и узнали.
Они стояли в лунном порту, откуда пассажирские лайнеры уходили к далёким звёздным системам. Стояли маленькой группой из семи человек на краю необозримого взлётного поля. Стояли до тех пор, пока ослепительное солнце не скрылось за горизонтом, мгновенно превратив день в ночь. И тогда учитель, ставя точку в своём повествовании, негромко добавил:
— За это мы благодарны Космонавту. Поверив в сказку, люди перестали бояться неба.
Михаил ДьяченкоДВЕ РУКИ
Техника - молодёжи // №14’2020 (1061)
Рис. Геннадия Тищенко
- Знакомьтесь, седьмой «Б»! — сказала Светлана Васильевна. — У нас новенький.
Мы переглянулись. Рядом с ней не стоял лопоухий мальчишка, кандидат в местные клоуны, или симпатичная девочка, будущая красавица школы. Учительница прикоснулась рукой к стенке высокой серебристой тумбы.
— Это не ученик, — пояснила она, — а мой помощник.
— Светла-а-ана Васильевна, — протянул с последней парты хулиган Вася Дронов, — зачем вам помощник, если мы всегда рядом?
Она смешно всплеснула руками.
— Он будет мне помогать там, где вы бессильны.
— Вот так да! — сказал Коля Дружный, отличник.
— Объясняю. — Светлана Васильевна хлопнула в ладоши.
Металлическая крышка тумбы сдвинулась, и из тумбы вылезли две гибкие металлические руки. Они карикатурно повторили движения рук Светланы Васильевны. А потом руки, вложив ладонь в ладонь, поприветствовали нас.
Мы засвистели и заулюлюкали.
— Нормуль! — оценил Дронов.
— Руки проследят, чтобы во время урока вы не отвлекались на другие занятия. Телефоны и другие посторонние предметы руки заберут и вернут только после урока.
— Что, прям заберут? — Вася не поверил. И руки сразу же показали, на что они способны. Молнией сверкнули к Васе, выхватили мобильник и положили аппарат на стол Светланы Васильевны.
Кроме того, — учительница как будто не заметила наших растерянных лиц, — руки помогут мальчикам учтивее относиться к девочкам, а девочкам — поменьше болтать.
Все сорок минут руки выстреливали из тумбы, отбирая мобильники, выхватывая еду, игрушки, книжки. Они останавливали нас, если мы лезли к девчонкам, и наконец-то закрыли рот болтушке Вере Званцевой.
Девчонки признали авторитет рук уже к концу урока. но мы так быстро не сдались.
И начали наступление. За два дня мы испытали руки на скорость и жалость, попытались задобрить или перехитрить. Ничего не вышло. Взяток они не брали, а отключить или испортить их мы не смогли.
— Зря стараетесь, — сказала нам Лиля Варшавская. И она была права. Она всегда права. Старались мы зря.
Однако следующим утром очкарик Шура Кошкин вытащил на уроке мобильник и минут пять елозил пальцем по экрану. Руки его не тронули.
На перемене мы обступили Шурика.
— Колись. Гарри Поттер, — посоветовал Вася Дронов, — Что ты с руками сделал?
— Ничего я не делал, — отмахнулся Шурик. — Они сломались.
— А почему они у Дани мобилу отжали? — Васю было трудно обмануть.
— Ну… — Шурик замялся.
— Давай, давай, для общего дела стараешься, — сказал Коля Дружный.
— Я вчера вечером к уборщицам напросился, — признался Шурик. — Пока наш класс убирали, я дружеское рукопожатие с руками тренировал.
На следующем уроке дружба закончилась — левая рука выдернула телефон у Шурика так быстро, что тот даже не пикнул.
— Облом, — сказал Вася Дронов. — Мало ты рукопожатие тренировал, миротворец.
Мы ещё думали, как сладить с руками. Но уже по привычке. Все вдруг поняли, что победить не получится. А так ли важна эта победа? Ладно, пусть живут.
Через неделю руки подхватили потерявшую равновесие уборщицу Марью Ивановну и аккуратно поставили её на ноги. Испугалась она уже потом.
Руки заплетали косички так быстро и хорошо, что по утрам к ним выстраивались две девчоночьи очереди.
Рекорд в рукопожатии они установили на уроке физики — тридцать две пары за две секунды. Больше ладоней для рекорда не нашлось, но мы точно знали, что за это время они пожмут и больше.
На соревнованиях по армрестлингу они положили физрука и обэжэшника. Те пришли к нам бравые, как вэдэвэшники, а ушли тихие и немного обиженные.
Через месяц мы уже не представляли себе школу без рук. Они собирали тетради, работали штативом и мольбертом. Они точно и быстро раздавали проверенные работы. Они делали с нами зарядку, а на переменах показывали пантомимы и побеждали в камень-ножницы-бумага.
Мы огорчались, что не можем видеть их на каждом уроке, и переживали, что кому-то ещё они дарят своё внимание. Они могли обнять нас. Сразу. Весь класс. Мы специально это проверяли. Не потому, что хотели сделать селфи. Нам хотелось, чтобы они просто были рядом.
Сразу после каникул на первом уроке в класс вошли серьёзные дяди в костюмах. Мы насторожились.
Они поболтали о том, как повысилась наша успеваемость и улучшилось поведение. И что всё это благодаря рукам.
— Эксперимент удался! — сказал один. Наверное, главный.
— Эксперименты на крысах ставят! — вполголоса пробубнил Вася.
— Мы решили пойти дальше, — добавил главный. — Высокоинтеллектуальный человекоподобный робот умеет говорить и проявлять эмоции.
— А руки?! — спросила Лиля Варшавская.
— А что, руки? — не понял главный дядя. — Руки мы заберём.
Тишина повисла и вдруг взорвалась гранатой. Мы заорали как резаные и запрыгнули на парты. Все мальчишки. И даже некоторые девчонки.
— Не троньте их, — угрожающе тихо сказала Лиля. Она тоже стояла на парте. — Это наши руки.
Она была права. Она всегда права.
И тут руки вытянулись из тумбы, зависли над всеми и сложили гибкие пальцы в сердечко. Металлическое, но такое настоящее сердечко.
— Это наши руки, — повторила Лиля. И добавила. — А мы друзей на роботов не меняем.