Основной темой его работ была «Теория аномальных искривлений пространства». Теперь каждый школьник знает, что без создания этой теории невозможны были бы переходы в подпространство, а, следовательно, и дальние межзвёздные полёты. Тогда, тридцать пять лет назад, в реальность таких переходов верили немногие. Нужно было иметь мужество, чтобы заниматься тем, что осмеивалось не только в научных статьях, но и в анекдотах, переходивших из уст в уста.
Для доказательства его Теории необходим был эксперимент в космосе. Этот эксперимент был рискован и дорогостоящ, поэтому он даже в мечтах своих не надеялся на его проведение. Но, к счастью, всё-таки нашлись люди, разделявшие его убеждённость, верившие в верность его теории.
Именно они и познакомили его с Командором.
Первая встреча с этим человеком ничем не поразила его. Не таким он представлял себе легендарного космонавта, о котором уже десятки лет ходили самые фантастические легенды.
Командор оказался неожиданно мал ростом и стар. По портретам, знакомым с детства, он представлял его высоким и могучим. И, конечно же, более молодым. Однако портреты его уже лет десять не появлялись в газетах и журналах, и за это время Командор успел невообразимо постареть.
Разговор был краток и скучен. Знаменитый космонавт не задал ему ни одного вопроса, и у него создалось впечатление, что Командор абсолютно ничего не понял в его сбивчивых объяснениях. Да и что мог понять космонавт, пусть даже легендарный, если его не понимали даже многие физики, занимавшиеся, как и он, проблемами гравитации.
Он уже почти забыл о встрече с Командором, когда его неожиданно вызвали в Центр космических исследований и предложили заняться подготовкой к межпланетному полёту. Однако даже тогда он не понял, что это первый шаг к осуществлению его мечты и что этот шаг помог ему сделать Командор. Он узнал обо всём много лет спустя, когда Командора уже не было в живых.
Быстро пролетели месяцы усиленных тренировок, и вот он уже включён в состав экспедиции к Юпитеру. Конечно, он был рад. Кто в юности не мечтал о космических полётах? Но когда поползли месяцы однообразной жизни, не предвещавшей никаких неожиданных открытий, он затосковал. Это была уже девятая экспедиция в систему Юпитера, и он согласился участвовать в ней лишь потому, что близ самой гигантской планеты Солнечной Системы мог проверить кое-какие положения своей теории.
Вспомнив, с какой неохотой отправлялся в экспедицию к Юпитеру, он невольно усмехнулся. Система Юпитера была исследована вдоль и поперёк. Интересными считались полёты в систему Сатурна, особенно на Титан, к Урану, Нептуну, в Пояс Койпера, планеты же внутри орбиты Сатурна годились лишь для новичков. Командир корабля Тенгиз Семёнов не скрывал своего снисходительного к нему отношения. Да и какого ещё отношения к себе мог ожидать он, возрастной стажёр, в тридцать лет бросивший парения в высотах теории и отправившийся «бороздить старушку Солнечную», как говаривал Семёнов.
Лишь надежда на то, что Командор добьётся разрешения на экспериментальный полёт к гравитационной аномалии, недавно открытой близ Юпитера, вселяла в него силы. Иначе он не вынес бы трудностей и насмешек и не получил бы положительной характеристики Семёнова, без которой немыслим был полёт.
Да, ему всегда было трудно ладить с людьми. Характер ли у него был такой, или давала знать о себе добровольная изоляция, без которой, как он думал, невозможно было полное абстрагирование от окружающего мира. Или его отношение к людям объяснялось тем, что его мало кто понимал?.. Короче, замкнутость и неуживчивость, возможно, и были причиной тому, что у него с каждым годом становилось всё меньше друзей и союзников. Но он думал, что без отрешенности от всего мелкого и суетного он ничего не добился бы, хотя не исключено, что воспринимаемое им как мелкая суета — и было жизнью. Он жертвовал всем: юностью, увлечениями, здоровьем…
«Неужели был другой путь? — подумал он вдруг, — Неужели я мог достичь того же, или даже большего, живя нормальной человеческой жизнью?! — Эта мысль с каждым годом посещала его всё чаще. — Неужели вся жизнь могла быть другой?! Более полной и радостной и при этом принести те же плоды без нечеловеческих усилий?..» Он посмотрел в сторону памятника. К гранитному пьедесталу подошла молодая женщина и мальчик лет семи. В руках женщины были цветы. Большой букет алых гвоздик. Некоторое время женщина что-то тихо говорила мальчику, затем передала ему цветы, которые ребёнок осторожно положил на полированный гранит.
«Его память чтут, — подумал он. И, конечно, Командор заслужил это. А я? Разве десятилетия упорного труда, открывшего людям путь к звёздам, значат меньше?..»
Да, Командор добился своего: к гравитационной аномалии был отправлен самый совершенный по тем временам ионолёт. Полёт был рекордным по многим характеристикам и, несмотря на это, Командор добился его участия в полёте, хотя многие были против включения новичка в состав столь сложной экспедиции.
Полезная нагрузка корабля была минимальной, так как большую часть общей массы корабля составляли запас плутония для реактора и цезия, служившего рабочим телом ионных двигателей. Кроме него и Командора, в полёте участвовал опытный штурман Сергей Волков.
За долгие месяцы полёта ему удалось внести существенный вклад в свою теорию. Он смог теоретически доказать, что на окраине Солнечной Системы могут быть найдены своеобразные аналоги чёрных дыр. Главным в его теории являлся вывод о том, что в определённой ситуации можно было, скользнув близ зоны гравитационного коллапса, а точнее — около сферы Шварцшильда, уйти в иное пространство и сквозь него перенестись в иной мир.
Это было неслыханно дерзко, ведь по теории относительности ничего кроме эффекта замедления времени близ чёрной дыры не ожидалось. Да и являлась ли гравитационная аномалия чем-то хоть отдалённо похожим на коллапсар? Многие даже не удосужились разобраться в его теории, которая взрывала старые представления о пространстве-времени. Он и сам иногда сомневался в верности многих своих математических выкладок и общетеоретических рассуждений. Поэтому его так удивляла уверенность Командора в правильности выводов его теории. Ведь ветеран космонавтики был не особо силён в новейшей физике.
Однако последнее слово оставалось за экспериментом, который они должны были провести в окрестностях гравитационной аномалии. А эксперимент этот, как, впрочем, и весь полёт, был крайне рискованным. Дело в том, что для возвращения в центральную часть Солнечной Системы должно было использоваться поле тяготения гравитационной аномалии. Малейшая ошибка в расчётах могла привести к гибели. Ведь цезия ни на торможение в окрестностях аномалии, ни на самостоятельный разгон для возвращения к Земле не хватило бы. Оставалось лишь удивляться, как Командор добился разрешения на столь рискованный полёт. Видимо, прежде всего сказывался авторитет и вера в его навигационное мастерство. Кроме того, разгадка сущности гравитационной аномалии волновала многих учёных. Изучение природы аномалии могло стимулировать дальнейшее развитие физики, космологии и астронавтики. И, наконец, если бы подтвердились выводы новой теории, то началась бы эра межзвёздных подпространственных переходов.
…Сигнал тревоги раздался за два часа до того, как они должны были пересечь невидимую границу зоны, в которой их уже не спасло бы никакое чудо. Такого не мог предвидеть никто. Это было именно то открытие, ради которого они и отправились в полёт. Резкие непредвиденные скачки напряжённости гравитационного поля, совершенно фантастические свойства пространства-времени и поразительные флюктуации в распространении электромагнитных волн в окрестностях гравитационной аномалии превосходили все ожидания.
Никакая теория не могла этого предсказать, и никакой космонавт не мог этого предвидеть. А тем более найти выход из создавшегося положения. Открытие, подтверждавшее теорию и открывавшее новые совершенно непредвиденные перспективы для её развития, несло им смерть. Больше того, они не могли послать сообщение на Землю, так как даже свет в искривлённом пространстве распространялся по законам, ранее неведомым, вследствие чего невозможно было сориентировать на Землю луч передатчика.
— Если в течение часа не включим тормозные двигатели, то будет поздно, — сказал штурман Волков, просмотрев данные бортового компьютера.
— Но тогда у нас не останется цезия на обратный разгон? — спокойно спросил Командор.
— Да… — Волков ещё раз взглянул на показания компа. — Корабль будет перемещаться в направлении созвездия Большого пса и примерно через двадцать тысяч лет пролетит мимо Сириуса.
— Сможем ли мы передать сообщение на Землю? — Командор казался совершенно спокойным, и можно было лишь догадываться, чего стоило ему это спокойствие.
— Боюсь, что нет… Борьба с гравитационным полем аномалии потребует форсирования работы двигателя. Иначе, когда пересечём сферу Шварцшильда, мы просто исчезнем для этой Вселенной. И оттуда уже никакие сигналы…
— Так… — Командор внимательно посмотрел на штурмана, затем перевёл взгляд на него, продолжавшего лихорадочно изучать показания приборов. — Какие будут предложения?
Волков молчал, а он, оторвавшись от приборов, пожал плечами и улыбнулся, как бы извиняясь. Действительно, чем он мог помочь? Он был, прежде всего, учёным, исследователем. Он и сейчас изучал то, к чему стремился столько лет. Его ничтожный опыт астронавта не мог сравниться с опытом штурмана, а тем более Командора. Своёй извиняющейся улыбкой он как бы говорил, что всецело полагается на них, вручая им свою судьбу. И ещё он этой улыбкой как бы отстранялся от ответственности и просил не отрывать его от дела. Собственно говоря, до него тогда толком и не доходила вся опасность положения.
— Ясно, — проговорил Командор, — Но вообще-то, все показания приборов записываются и, если мы выберемся, у вас будет достаточно времени, чтобы проанализировать их.
— Да, конечно… — он вновь улыбнулся и заставил себя сесть спиной к приборам.