Вдруг Квинс услышал цоканье. По полу полз громадный паук. Таких Квинс никогда не видел. Он был размером с кошку на отливающих серебром тонких, как прутья решётки, коленчатых ногах. Бежать было некуда, кроме как забраться на гроб с девушкой. Стекло оказалось прочным и не пошло трещинами под его весом. Но что-то он всё-таки в гробу поломал, потому что тот вдруг как-то утробно загудел, уровень жидкости в нём стал уменьшаться и послышался такой звук, будто кто-то её всасывает. Она уходила через поры, открывшиеся в днище, и просачивалась сквозь пол комнаты.
Когда вся жидкость вытекла, стекло поехало к подножию гроба, точно могло стекать так же, как жидкость, а вместе с ним поехал и Квинс как по движущейся лестнице, разве что он теперь лежал, а не стоял.
Пока он размышлял что делать дальше: то ли спрыгнуть вниз, но там ведь его поджидал паук с острыми, как клинки, лапами, то ли остаться — вдруг ему получится удержаться на краю гроба, — всё само собой разрешилось. Крышка ускользнула от него полностью, буквально ушла из-под ног, вернее из-под живота, и он плюхнулся прямо на девушку, не успев даже выставить перед собой руки, чтобы самортизировать удар. Губы его коснулись губ девушки, что можно был посчитать за поцелуй. Ощущения были очень приятными. Квинс, правда, испугался, что вот сейчас лицо девушки начнет разлагаться, как это бывает с мумиями, оказавшимися на воздухе после того, как они много лет пролежали в закрытых комнатах, и она за несколько минут превратится в то же самое, что лежит в соседних гробах.
Пока этого не произошло, Квинс решил поцеловать её ещё раз. Тело девушки тоже было холодным. Её кожа быстро розовела. На длинных ресницах остались капельки жидкости, тускло блестевшие, как украшения. Веки её дрогнули, начали раздвигаться, точно шторы на окне, которые должны впустить солнечные лучи в тёмную комнату. Её глаза были синие и прозрачные, как чистая морская вода, сквозь которую видны кораллы и водоросли, но, похоже, поначалу она ничего не видела. По крайней мере, её взгляд был каким-то отсутствующим. Квинс успел на неё наглядеться, прежде чем её губы дрогнули, и она что-то сказала.
Это был какой-то неведомый Квинсу язык. Да и слова после заморозки давались ей с заметным трудом. Она не могла выговорить всех звуков. Квинс никак не мог придумать, что ей ответить. Назвать своё имя? И что оно ей скажет? Назвать своё племя? Это тоже для неё будет пустым звуком.
На лице Квинса расплылась глупая улыбка. Ситуация была пикантной. Он лежит на абсолютно голой девушке. Какой следует вывод? Правда, зачем он тогда на неё полез, не раздевшись?
Девушка наконец-то разобралась в обстановке, ухватила Квинса за плечи, приподняла, одновременно подталкивая ногами, и перевалила через бортик гроба. Квинс не ожидал, что она окажется такой сильной, поэтому так легко поддался.
Как только он грохнулся на пол, к нему подскочил железный паук и вонзил в плечо одну из своих коленчатых ног. Квинс отмахнулся, но только ушиб руку, а паука так и не отбросил. Нога у паука оказалась полой, и он что-то вспрыснул в плечо Квинса. Тот задёргал ногами и руками, пробуя освободиться, но паук и сам отстал, отбежал на такое расстояние, чтобы Квинс его не смог достать. Хотя, что б он сделал пауку голыми руками?
Девушка села в гробу и посмотрела на корчившегося на полу Квинса.
— Прости, что разбудил тебя, — сказал он.
На какое-то время девушка ушла в свои мысли, точно в голове по нескольку раз воспроизводила слова Квинса, прежде чем до неё дошёл их смысл. Похоже, она совершенно не смущалась того, что на ней нет никакой одежды.
— Не бери в голову, но ты говоришь на странном диалекте. Ты не из моего экипажа. С какого ты корабля? — то ли у неё отошли губы от холода, то ли она за несколько секунд выучила язык Квинса. Он её понимал, у неё был какой-то лёгкий акцент, но опять же скорее из-за того, что рот её ещё не слушался.
— Мой корабль далеко. Называется «Кериото». Но тут джунгли вокруг. Я пешком пришёл.
— «Кериото»? Не помню такого. Вы чего, его во время полёта переименовали, что ли?
— Полёта? — Квинс сперва опешил, а потом засмеялся, догадавшись, что девушка помимо того, что плохо говорит, ещё и плохо соображает. — Разве корабли летают? Корабли плавают!
Девушка посмотрела на Квинса как-то очень пристально, как смотрят на душевнобольного. Он встрепенулся, его ведь укусил стальной паук, и если тот впрыснул яд, Квинс должен был уже умереть. Но вместо этого он чувствовал себя гораздо лучше, чем до укуса. Усталость куда-то ушла.
— Не волнуйся. Паук решил, что тебе надо вколоть противовирусную прививку, — пояснила девушка. — Видимо, ты чего-то уже подцепил, либо у тебя недостаточно иммунитета. У паука на подсознании заложен тот дурацкий закон, что он не должен допустить, чтобы из-за его бездействия человеку был нанесён вред. Вот он и не спросил тебя, согласен ты на прививку или нет. Военная медицина, знаешь ли, не терпит возражений, — девушка оглядела остальные гробы, — надо бы всех разбудить.
Квинс успел вскочить на ноги и подать ей руку, прежде чем она выбралась из гроба.
— Благодарю, — кивнула девушка.
— Там уже некого будить, — предупредил Квинс.
— Да? — девушка на слово ему не поверила, подошла-таки к ближайшему гробу и, увидев там скелет, воскликнула, — Ай, как скверно. А в остальных?
— То же самое.
— Скверно, — повторила девушка, впрочем, она довольно мужественно восприняла гибель своих товарищей, не причитала и слёз не лила. — С ними ничего не должно было случиться во время анабиоза. Почему-то система дала сбой, — девушка посмотрела на изголовье гроба. — Семь тысяч триста двадцать восемь лет! Полёт должен был продолжаться гораздо меньше. Выходит, я не проснулась после посадки и проспала почти семь тысяч лет?
Квинса согревала мысль, что он всё ещё в этом мире, башня — это вовсе не проход в Небеса, а что-то совсем другое.
— Не знаю, — развёл он руками, мало что понимая из слов девушки, — но, видимо, ты действительно долго спала. Тебе повезло, что с тобой не случилось то же самое, — он кивнул на ближайший гроб. — Я правильно сделал, что тебя разбудил?
— Правильно, — ободрила его девушка. — Если бы я тут одна проснулась и всё это увидела, мне было бы похуже, чем сейчас. Если паук не посчитал тебя угрозой, а напротив, даже впрыснул тебе вакцину, значит ты потомок колонистов, прилетевших на другом корабле. Судя по твоему виду, вы технически деградировали. Хм. Ты меня, случаем, не поцелуем ли разбудил? Это мне кое-что напоминает, — она оценивающе окинула Квинса с ног до головы. От этого взгляда он даже покраснел, хотя краснеть надо было девушке. Это ведь она была без одежды, а не он. — Рассказывай, что тут у вас происходит. Но для начала тебя надо бы вымыть, а то несёт от тебя, как от мусорного бака. Надеюсь, что в этой консервной банке душ всё ещё работает, и пищевая смесь не испортилась, а то есть чего-то захотелось до жути. Ты голоден?
— Как волк, — улыбнулся Квинс.
Андрей ДМИТРУК
ИмбикиПечальная фантазия
Техника — молодёжи // № 9’2023 (1106)
Рис. Виктора КОСТЕНКО
Радужная плёнка, более прочная, чем любой металл, расступилась передо мною, пропустила— и срослась заново за моей спиной. Я ступил на остров Магнифико (19°52′20″ южной широты, 144°57′46″ западной долготы).
Насколько мне было известно, за последние годы, со времени появления имбиков, они допустили на остров не более четырёх-пяти журналистов, да и то — после долгих переговоров с правительствами тех стран, откуда намеревались приехать корреспонденты. По какому принципу отбирали допущенных, никто и понятия не имел. Но примерять какие-либо человеческие категории, скажем, логику, к творящемуся в двойных головах пришельцев, было делом безнадёжным…
Контрольно-пропускной пункт представлял собой площадку, огороженную лёгкими перилами, под волнистым пластиковым навесом. Отсюда, с птичьего полёта, виднелась мозаика полей и дорог, за ней — подёрнутый туманом морской залив и дугой вокруг него — крыши города.
Понятное дело, моё внимание было приковано к развалившимся в креслах у стола двоим дежурным на КП. То были молодые воины в пятнистых комбинезонах. У каждого на левом плече органично размещалась вторая, искусственная голова. Довольно неплохо сделанная, она походила на живую; я заметил, сколь мастерски повторены на дубль-голове одного из солдат тонкие, тщательно подстриженные усы. На всех головах сидели, закрывая уши и подбородки, ребристые шлемы; четыре пары глаз скрывались под зеркальными очками. Искусственные хвосты тоже были на месте: у одного голый красный, в белых и голубых кольцах хвост лежал на коленях, у другого острым концом прятался под стол.
Слава богу, вопреки моим опасениям воины вели себя почти вежливо. Впрочем, может быть, так показалось из-за их крайнего немногословия: не успели нахамить. Предложили присесть и выпить баночной, хорошо охлаждённой номоры. До сих пор я лишь читал об этом имбиковском напитке, который островитяне поглощают немерено, чтобы и в этом быть похожими на пришельцев: теперь оказалось, что номора имеет вкус машинного масла с примесью хорошо размешанных свинцовых опилок. Пришлось сделать несколько глотков, чтобы не вызвать неприязни. В конце концов, пьют же его люди. а может быть, втихомолку бегают за угол сблевать?
Я заметил странное: когда солдаты просматривали мой паспорт и командировочные документы, каждый старался показать, что в просмотре участвуют обе головы, настоящая и декоративная. Усатый даже спросил у головы-дубля: «Ну, как тебе эта голограмма? По-моему, смазана…»; сделал вид, что услышал ответ, покивал и вернул мне бланк.
Благодушие стражей острова распространилось до того, что они позволили себя сфотографировать. Один сказал, что слышал о моей газете и уважает её. Его вторая голова подтвердила кивком, что уважает.
Пока длилась эта процедура на площадку поднялся штатский. Я понял, что это Джон Папалоа, провожатый, прикреплённый ко мне властями острова. Он так и представился, подавая руку, — худой, кофейно-смуглый, с клоком смоляных волос на лбу. Просторная цветастая рубаха висела на узких плечах. Глаза Джона, похожие на семечки спелого арбуза, глядели не то испытующе, не то испуганно. Мне почему-то захотелось подбодрить его; крепко пожимая костлявую кисть, я как можно радушнее улыбнулся. и получил в ответ такую рекламно-широкую и напрочь неискреннюю улыбку, что больш