— Никогда не слышал, да? — спросил Гавр, — Вот и я. В СССР много было журналов. Их обожали, огромные тиражи, все читали. Сотни наименований, вот так. А про «Вселенский аргонавт» ни слова.
— И что?
— А то. Смотри, у меня шестьсот номеров. Один в месяц. Считать умеешь? Пятьдесят лет выходил, а о нём ни слуху.
Я повертел журнал в руках. Полистал — хрупкая пожелтевшая бумага, обычная печать. Внутри чёрно-белые иллюстрации, статьи и рассказы.
— Откуда у тебя это?
— Наследство… — Уточнять я не решился, знал, что его родители погибли в пожаре, и Гавр попал в дом малютки, а потом в приют.
А Гавр уже, волнуясь, бегал по комнате:
— Похоже на обычный советский научпоп, не отличишь от «Знания — силы» и от «Кванта». Но есть заковыка, я это по рассказам понял. Их нет в библиографиях! Вообще! Ни в Википедии, ни на Фантлабе, нигде. Смотри, — Гавр схватил с полки журнал, — в этом рассказ Ефремова «Палеонтологическая аномалия». А теперь проверь, поищи в интернете. Нет у него такого!
Я проверил — такого у Ивана Ефремова действительно не было. Гавр взял ещё один журнал:
— А вот Мартынов, рассказ «Кулак атланта». Проверяй.
Я проверил — не было и такого.
— А что статьи?
— Статьи обычные, — Гавр поморщился. — Чёрные дыры, выдающиеся успехи Страны Советов, путь от белка до ДНК, решение десятой проблемы Гильберта, юмор. Стихи встречаются.
— «Симметрия твоего лица симпатична», — улыбнулся я. Гавр нахмурился, и я поспешил сменить тему: — И что думаешь?
— Погоди, это ещё не всё. Раз в пять лет они публиковали прогнозы на будущее. Во многих журналах такое встречалось, ну, знаешь, коммунизм победит, на Марсе будут яблони цвести и мирный атом в каждом доме. Такая духоподъёмность. Но в этом.
Гавр взял со стола один из номеров, открыл и протянул мне. Я пробежался по заметке глазами, и у меня заныло меж лопаток.
Анонимный автор прогноза писал, что в течение ближайших лет миллионы людей по всей планете начнут собирать приборы. Мужчины и женщины будут жить обычной жизнью, ходить на службу и играть с детьми, а вечерами против своей воли мастерить. Каждый свою малую часть. Когда закончат, когда всё это соединят, окажется, что они построили колоссальные корабли. В них погрузятся люди Земли и полетят в чужую галактику, чтобы стать добровольно пищей для непостижимых звёздных тварей. Для этой трапезы, суммировал автор, и был когда-то создан человек.
Я посмотрел другие прогнозы — все они казались ненормальными и живописали картину мира, похожего на наш, но вставшего с ног на уродливую голову.
— Такие прогнозы у них каждые пять лет, — сказал Гавр.
Части слов в прогнозах были заключены в пунктирные прямоугольники. Я сперва подумал, что выделили ключевые тезисы, но куски казались случайными. Будто ребёнок провёл морфемный разбор, но не знал, что такое окончания и определил в них всё подряд.
Заверещал телефон — меня вытолкнуло из морока. Я отдышался, ответил — жена просила мчать домой.
— Прости, Гавр. Дела. — Я виновато пожал плечами. — Журналы твои, конечно, адские. Дашь пару?
Нелепое лицо Гавра вытянулось ещё сильнее, он побледнел:
— Ты что! Они только у меня должны, я же исследую, я.
— Ладно, ладно. Можно хотя бы сфотографирую? Я аккуратно.
Не спалось. Я рассматривал в телефоне фото «Вселенского аргонавта», но страницы почему-то поплыли. Получились только обложки: футуристические корабли и города ненаступившего будущего, абстракции, динозавры, ракеты. Я разглядел название типографии («Звезда») и адрес редакции (г. Молога, улица и дом смазались). Тираж — триста тысяч. Цена в копейках. Семьдесят второй год.
Молога. Такого города я не знал. Попробовал слово на вкус. Неприятное, порченная жижа и пыльная ветошь. Похоже на «Молох».
Потом я всё-таки заснул и до самого утра мне снились тревожные угловато-красные сны.
Гавришкевич позвонил через четыре дня. Не тратя время на приветствие, он неврастенично затараторил:
— Слово создаёт форму. А журнал — самое важное скопление слов. Раньше так. До революции журналы — альфа и омега. Писатель Аверченко не мог по улице пройти — люди в истерике, как к рок-звезде. Французская новая волна, это про кино, она тоже вокруг журнала. Люди формировали политические взгляды через них. «Оттепель» тоже журналы — «Новый мир», Твардовский. Люди придумывали в журналах будущее — фантастику.
— Ты как-то до хрена о журналах знаешь, — уважительно сказал я.
— В начале было Слово, понимаешь? Появилась вселенная, форма — спираль. Так? И пирамиды строили по велению слова — тоже форма. Слово создаёт форму, журнал содержит слово. То есть, журнал создаёт форму. Только понять бы какую.
Я потерял нить рассуждений Гавра. Меня окликнула жена — починить фен, я, закрыв трубку ладонью, ехидно напомнил, что из-за технического кретинизма не умею даже проверить аккумулятор в машине, куда уж забороть такой прибор.
— …В последнем выпуске рассказ Ильи Варшавского «Слово и геометрия». В библиографии нет. И это подсказка, понимаешь!
— Гавр, — я устал и решил спросить напрямик. — Ответь мне на вопрос. Почему всё это рассказываешь именно мне? Чего ты позвонил-то тогда? То есть, я рад, но ты ж со мной в ссоре.
— Только у тебя связь с журнальными делами.
Вот те на! Я служил в типографии, но менеджером по рекламе. Что ж, это лишний раз показывало, как мало смыслил в «журнальных делах» Гавришкевич ещё совсем недавно.
— Гавр… — начал я.
— Я разобрал про выделенные слова! Благодаря Варшавскому. И ещё Спинозе, у которого про мистику и дух геометрии. Надо, чтобы ты кое-куда съездил на днях, — Он чуть помолчал, а потом добавил: — Я сам не могу туда. А это очень важно.
Я вздохнул и согласился.
Я вышел из машины и пошёл к поросшим кустарником развалинам. На оранжевой каске возившегося рядом строительного мужичка поблёскивало солнце.
— Не из атомов всё состоит, — задыхался из трубки Гавр, — а из слов. Атом стал чем-то только тогда, когда его назвали словом. Значит слово может изменить всё — судьбу, например, мира. И из слов можно построить…
— Привет, — крикнул я строителю, заглушая квантово-лингвистического Гавришкевича. — Чего у вас тут?
— Гуляй, а?
Я протянул купюру.
— Дом был. Сгорел чёрт знает когда. Деньги наконец-то выделили. Не, ну их и раньше назначали, но там крали всё. Сносим, стройка будет.
— Слышал? — спросил я в трубку. Гавр молчал.
— А что-нибудь. необычное есть?
— Необычное! Ты с телевидения, что ли? Чё тут необычного. Бетономешалка. До пожара тут была. Не забрали почему-то, а ведь исправная. Ну, мы и используем.
Я с трудом понял, что сказал мне осипшим голосом Гавр, и уточнил у мужика:
— А что за мешалка?
— Модель? Там на корпусе маркировка. БСЭ-И2-Т20-531. Хрен его…
— Сфоткать? — спросил я у Гавра, но он бросил трубку Я перезвонил. Гавр не ответил.
Две недели спустя я решил сходить к Гавришкевичу. Он не брал трубку, не появлялся онлайн. Жена убеждала, что всё с ним нормально, очередной заскок, но я всё равно хотел проверить — надумал, что у Гавра инсульт или головой тюкнулся, лежит теперь, бедняга.
Я шагал по хрустящим жёлтым листьям, подставлял лицо октябрьскому солнцу и всё пытался понять, чего я вообще вожусь с Гавром. Универ — в прошлом, дорожки наши разошлись. От стыда за то, что мы с ним поступали по-свински, держали за шута и постоянно разыгрывали? А, может, я цеплялся за него как за последний артефакт ушедшей молодости?..
Подъезд Гавра выглядел иначе — чище и светлее, пахло свежестью. Все кнопки в лифте были на местах, на стенах ни следа от маркера. Я долго жал на звонок — глазок не моргал, мне не открывали. Взялся за ручку, повернул — дверь со скрипом распахнулась.
Три пары начищенных оксфордов стояли у порога. Гавр ушёл босиком?..
Журналов в комнате не было. Вокруг огромного стола валялись бумажные обрезки, похожие на выщипанные перья птиц, а на столе. На столе громоздился лист ватмана, и на нём в виде извивающейся угловатой змейки тянулось длинное предложение из множества кусочков слов. Как будто маньяк или похититель вырезал и склеил из газетных заголовков тайное послание.
Я узнал эти кусочки — здесь поработал не маньяк, а решивший загадку Гавришкевич с помощью Варшавского, Спинозы, бог знает кого ещё. Таинственные прямоугольники со словами из жутких прогнозов, получается, следовало вырезать и собрать в правильном порядке.
В послании писали о предназначении, судьбе и доме. А ещё там был адрес сгоревшей заброшки, по которому я ездил две недели назад.
В углу стола валялась обложкой вверх раскрытая чёрная книга. В животе у меня всё сжалось в колючий угловатый ком, но я тут же сообразил, что это без обидный том Большой советской энциклопедии. На корешке белело «20».
Я аккуратно поднял книгу, перевернул — она лежала открытой на странице 531. На рисунке громоздились встроенные друг в друга геометрические объекты — вписанная в куб сфера с тетраэдром внутри. Подпись под картинкой гласила: «Модель Солнечной системы Кеплера».
Я сглотнул ставшую вдруг вязкой слюну. Бетономешалка БСЭ-И2-Т20-531…
БСЭ.
И2 — издание второе. Том 20, номер страницы. Из кусочков прогнозов на пятилетки ужаса Гавр собрал инструкцию и получил адрес. По адресу его ждала вторая часть подсказки…
По подоконнику робко зашуршал дождь, я посмотрел в окно — улица казалась чистой и игрушечно аккуратной. Я сел на корточки, заглянул под стол и понял что стряслось с журналами. Они были там, соединённые системой бумажных креплений в жуткое подобие оригами. Я подумал, что это огромный ком, но, присмотревшись, сообразил, что это объёмная копия рисунка из энциклопедии. В голове не укладывалось, как Гавр собрал такое из журналов.
Я с трудом вытащил это на свет. В центре конструкции была ведущая, казалось, в никуда дыра шириной в человеческое тело. И воздух в ней звенел от электрического напряжения. Мои пальцы застыли в паре сантиметров и. в голове на секунду всё стало