Ское перестал улыбаться.
– Музыка будет.
– И где ты ее возьмешь? Есть кто-то на примете, кто сочинит?
– Есть.
– Кто?
58
Вадим благоразумно промолчал, услышав его ответ, но Ское и так понял, о чем он подумал: Ника не найдется только оттого, что Ское понадобилась музыка к фильму. Не появится, как по волшебству: «Тебе нужна музыка? А вот и я!»
Если бы он мог ее встретить. Где-нибудь на улицах Магнитогорска. Где-нибудь…
Ское вскочил со стула от этой мысли. А что, если…
Он набрал номер Вадима.
– Где ты ее видел?
– Чего? – не понял Вадим.
– Ты сказал, что встречал Нику два раза после окончания школы.
– На Металлургов. Это же недалеко от твоего дома… Стоп, ты хочешь сказать, что будешь бродить по улицам в надежде ее встретить?
– А что мне остается?
– Ради музыки к фильму или…?
– Прямо сейчас и начну.
– Обожаю твою манеру не отвечать на неудобные вопросы. Ладно, допустим, я забыл, о чем спрашивал.
– Ты со мной?
– Тащить на встречу с твоей будущей девушкой ее бывшего парня? Я бы сказал, что это…
– Понял твою мысль.
– Кроме того, у меня у самого сейчас свидание.
– Тогда удачи тебе.
– Оставь удачу себе. Думаю, пригодится.
– Спасибо, Вадим.
– Вообще-то не за что. И ты меня отвлекаешь. Кристина уже под моим окном мается с огромным букетом роз для меня. Ну ничего, парни должны слегка опаздывать, чтобы подогревать интерес к себе.
Ское рассмеялся в трубку.
– Ладно, иди, не заставляй девушку ждать.
– Я пошутил насчет окна и роз, но все равно пока.
– Пока, Вадим.
59
Из дома Ское вышел вечером – уже темным, но не слишком поздним. Направился в сквер у «Лакомки». Давным-давно они с Никой сидели в этом сквере на скамейке и ели пирожное. Ника любила «Буше», а он всегда брал себе «Снеговик». На этот раз Ское купил «Буше» с желтым кремом на пухлом двойном бисквите. И сел на ту же скамейку, на которой в прошлый раз, давным-давно, увидел Нику. Это произошло после дня рождения Вадима. Они оба – Ское и Ника – приехали сюда, в сквер, чтобы погулять, чтобы подумать. И неожиданно друг для друга встретились.
Ское ел свое пирожное. Неподалеку одинокий голубь смотрел на него рыжеглазым профилем, но не решался подойти. Ское бросил на асфальт несколько крошек бисквита, тогда голубь приблизился и недоверчиво остановился рядом с крошками. Потоптавшись, он резко дернул головой, схватил одну крошку и торопливо проглотил. Так же он поступил с оставшимися.
Ское поднялся со скамейки. Казалось, в сквере он был один, если не считать пугливого голубя. Он и голубь.
Ское медленно побрел к улице Металлургов. Сейчас он пройдется по ней вверх-вниз. Потом спустится к реке. На черных перилах будут чайки. Они улетят, когда Ское подойдет чересчур близко. А он подойдет. Чтобы посмотреть на реку. Чтобы увидеть дым над водной гладью. Сегодня нет облаков, и на небе вперемешку с оранжевым свечением от городских фонарей попадаются редкие звезды.
Ское не спустился к реке, не спугнул чаек, не увидел дым над водной гладью. Он увидел девушку. Она шла впереди него с двумя пакетами – по одному в каждой руке. Одета она была в короткую курточку цвета хаки и джинсовую юбку, а рыжие волосы доходили до лопаток.
Девушка перешла по переходу, а Ское остановился на красный сигнал светофора. Как только загорелся зеленый, он пересек зебру бегом. Он видел, как девушка свернула за угол дома на какой-то небольшой улице, названия которой Ское не помнил, и поспешил следом.
Вбежал во двор, в который только что зашла девушка, и поначалу двор показался ему таким же опустелым, как тот, по адресу «Переулок, 6». Неужели он не узнает, куда она скрылась, хотя бы в какой подъезд? Неужели всё вот так вот закончится? Эти мысли успели расстроить Ское, но ненадолго. В следующую секунду он заметил рыжеволосую девушку. Она переложила пакеты в одну руку, чтобы другой искать в сумке ключи.
Ское направился прямиком к ней. Он видел ее спину, ее волосы, разлитые по плечам. Он тронул ее за рукав, и она обернулась. От неожиданности она выронила ключи на асфальт. Ское не сразу отреагировал. Какое-то время он смотрел на нее.
– Извините, – сказал он наконец и поднял ее ключи. – Простите, если напугал.
Он шагнул назад. По лицу девушки было видно, что она хочет что-нибудь ответить, но не находит слов для незнакомца, дернувшего ее за рукав.
– Я принял вас за другую, – объяснил Ское и, больше ничего не говоря, развернулся и зашагал прочь. За спиной он услышал, как скрипнула – открылась, а затем гулко ударилась – закрылась – металлическая дверь подъезда.
Ское шел быстрым шагом, как будто избавляясь от преследования. Только оказавшись на набережной, сбавил ход. Подошел к перилам, всполошил этим несколько чаек. Долго смотрел на воду. Она поблескивала в лунном свете. Луна, круглая, то скрывалась за неизвестно откуда выплывшими – ведь не было их – облачками, то снова показывалась.
– Как будто колобок натирается мочалкой.
Ское вздрогнул и обернулся. Рядом стояла коза. Это она сказала такие слова о луне. Ское удивился – и внезапному появлению козы, и тому, что она тоже смотрела на небо, синхронно с ним.
– Тебе не идет имя Маша, – только и сказал Ское. И вновь повернулся к луне.
– А какое мне имя идет? – коза встала рядом и тоже облокотилась о перила.
– Твое собственное.
– А ты его знаешь?
– Нет.
Ское замолчал, коза тоже помалкивала. Так они стояли, окруженные лишь уличными звуками.
– Ты не в настроении, Ское? – спросила коза.
Ское не хотел отвечать.
– Мне уйти?
– Можешь остаться, – сказал Ское ничего не выражающим тоном.
– Я гуляла по парку и увидела тебя. Решила подойти. Мне нравится вода. Это я просто так сказала. Я про реку: вода в реке мне нравится. Но не только. Море, например, я тоже люблю.
– Разве?
– Да.
– А как же слова в твоем стихотворении «Вы любить должны море, но любите что-то другое»? Ложь, получается?
– Нет, не ложь, – тихо ответила коза. – Просто когда любишь человека, любишь его больше, чем море.
– Необязательно.
– Ты какой-то сердитый. Я впервые тебя таким вижу.
– Впервые? Мы видимся от силы четвертый раз в жизни.
– Впервые за эти четыре раза, я имею в виду.
Ское повернул лицо к козе и стал разглядывать ее. Коза переступила с ноги на ногу, нервно дотронулась до своего пластикового носа, потом до рога, потом снова до носа и наконец спросила:
– Что?
– Можно снять с тебя маску?
– Ты же не хотел. Ты же снимешь ее в последней сцене.
– Без музыки не будет никакой последней сцены, – Ское перестал разглядывать козу и вновь повернулся к реке.
– Почему без музыки?
– Некому сочинить.
– В интернете полно музыки. На хостингах. Есть бесплатные треки, а есть те, что можно купить, и тогда они будут принадлежать только…
– Это не подходит, – перебил ее Ское. – Так с музыкой не поступают.
– Как?
– Она должна быть написана специально к фильму. Она – эмоции фильма. Настроение. Образ. Действующее лицо. Да даже просто лицо. Лицо фильма. Понимаешь?
Коза вздохнула.
– Как у тебя, – продолжил Ское.
– Что? – испугалась коза.
– Лицо. Если снять маску, под ней окажется лицо. Ты же его не покупала на хостинге?
– Ты расстался с девушкой? – предположила коза. – Поэтому такой?
– Не смог встретиться, – сказал Ское. – Так бывает.
– Да, так бывает, – подтвердила коза, хоть и не поняла ничего. Она опустила голову в маске, и теперь ее рога выглядели понурыми и даже слегка грустными. Ское посмотрел на рога и вспомнил предположение Вадима, что эта неведомая девушка влюблена в него.
– Извини, что так разговариваю с тобой. Ты здесь ни при чем, – сказал он.
Коза повернулась к нему всем туловищем, но ничего не ответила.
– Хочешь, провожу тебя до дома? – предложил Ское.
– Проводи, – она кивнула маской.
Они медленно зашагали вверх по Металлургов. Шли по растянутому на всю длину этой улицы скверу.
– У меня еще есть стихи, – сказала коза каким-то безнадежным тоном, словно уверена была, что никому ее стихи не нужны.
– Прочти, – попросил Ское.
– Они куцые.
– Люблю куцые.
– Они короткие.
– Короткие люблю.
– Они про облака.
– Тем более.
– Тогда вот: «Запах осени лезет в окно», – коза замолкла на выдохе.
– Действительно, короткие.
– Нет, это не все. Просто мне почему-то сложно читать стихи во время ходьбы.
– Тогда остановимся.
Они остановились. Ское повернулся к козе, коза повернулась к Ское. Он смотрел в ее карие глаза – единственное живое место на ее пластиковом лице. Точнее, морде. Она хрипло и без выражения прочла:
– Запах осени лезет в окно,
И трамваи – сквозь рельсы оков.
Голубое порвал волокно
Нежный цвет облаков.
Ское подождал немного, вдруг стихи продолжатся, но они не продолжились.
– Хорошие стихи, – сказал он.
– Нет, они плохие. Как и остальные. Они как вода из-под крана.
– Ты ошибаешься. И при чем тут вода из-под крана?
– Не знаю, вырвалось.
– Стихи хорошие.
– В моей комнате стоят два букета цветов. Они в оберточной бумаге. Синий такой целлофан. А сами высохли.
– Не выбрасываешь, потому что их подарил кто-то особенный?
– Я не знаю, кто их подарил. Их дарили не мне, а моей соседке по комнате. А она съехала. Цветы остались.
– Здесь недалеко есть киоск.
– Какой киоск?
– Цветочный.
– Зачем?
– Чтобы у тебя появились свои цветы.
– Я все придумала.
– Что?
– Насчет цветов. Их нет в моей комнате. Я видела в окно два букета в синей оберточной бумаге, когда шла за тобой. Я все придумала.
– Зачем?
– Я когда волнуюсь, несу всякую чушь, вот зачем. И соседки у меня нет и не было.