– Понятно.
– Что тебе понятно?
Ское не ответил. Когда поравнялись с цветочным киоском, он молча зашел внутрь. Коза осталась на улице. Она сунула руки в карманы и мяла подкладку куртки изнутри, потому что не знала, как реагировать. Скоро рядом с ней образовался Ское с букетом роз. Букет был обернут синей глянцевой бумагой.
– Не надо, – сказала коза.
– Надо.
– Ты хотел бы подарить их кому-то другому, ведь правда? Не другому – другой.
– Я хотел подарить их тебе, поэтому купил.
– Я не возьму, – сказала коза, а сама взяла. – Спасибо.
– Прочти мне еще что-нибудь. У тебя хорошие стихи.
– Хочешь включить их в фильм?
– Хочу послушать. У кого-то есть музыка, у кого-то слова. У кого-то есть фильмы.
– У тебя фильмы.
– А у кого-то ничего нет, но он хочет слышать, видеть, чувствовать – и тогда у него тоже появляется музыка, появляются слова и появляются фильмы, пусть и придуманные кем-то другим. Это нужно, как еда и вода.
– Или как любовь.
– Не знаю.
– А я знаю. И стихов тебе больше не прочту, извини. Они выветрились все из моей головы.
– Хорошо, – согласился Ское. – Тишина тоже красива.
– Тишины в этом городе нет. Ее нет в любом городе. Только шум.
– Шум – это громкая тишина, – сказал Ское и без всякого перехода спросил: – Где ты живешь?
– В общежитии.
– Учишься?
– Вроде того.
Дальше шли молча. Ское смотрел себе под ноги, о чем-то раздумывая, а коза смотрела то на него, то вверх, на луну. Ей нравилось, что облака почти черные и что они наплывают на желтый круглый диск, чтобы стереть его с неба, а затем вновь вернуть, как бы говоря: «Это была шутка, луну с неба мы не стирали». А еще ей нравился профиль задумчивого лица Ское. Он то освещался оранжевым светом фонарей, то скрывался в полутьме, когда они шли в том промежутке, где фонарей не было.
Подошли к дверям общежития, и коза выпалила:
– Можно тебя поцеловать? Ой.
Ское улыбнулся.
– В маске? – уточнил он.
– Я не то хотела сказать. То есть я вообще должна была молчать. Извини. Что я говорю? Прости. Это глупости. Я не хочу. То есть… Пойми, я не такой человек. Как я завтра в глаза тебе буду смотреть?
– Так же, как сегодня, – предположил Ское. – Не волнуйся. Твоих глаз за этой маской почти не разглядеть.
– Мне будет стыдно. Ты не представляешь, как мне будет стыдно!
– Не волнуйся, – повторил Ское. – Все в порядке.
Но коза продолжила волноваться. Пальцами она нервно скручивала низ своей куртки в рулончик. Нужно было бы уйти, но она хотела что-то добавить, какие-то слова, исправить ситуацию, но слова не шли в ее голову.
– Завтра снимаем сцену в клубе масок. Обязательно приходи, – сказал Ское.
– Хорошо, приду, – едва слышно она выдавила из себя, заставила свое тело повернуться к Ское спиной, открыть дверь и зайти внутрь. Оказавшись в тамбуре, она прислонилась к стене, стянула с лица маску, развернула ее к себе лицевой стороной и долго разглядывала. В пустые дырки-глазницы виднелся пол общежития, покрытый крапчатой темно-серой кафельной плиткой.
60
На следующий день Ское и Вадим встретились на остановке возле дома Ское, чтобы сесть на двенадцатый трамвай. Вадим прихватил с собой фотосумку с камерой внутри, Ское взял сценарий в нескольких экземплярах.
– Ну как? – спросил Вадим многозначительно, когда она заняли соседние сиденья в трамвае.
– Что – как?
– Встретил? По лицу вижу, что не встретил. Но должен же я поинтересоваться, как добрый товарищ.
Ское молча отвернулся к окну.
– Всё так серьезно? – удивился Вадим.
– Она могла переехать в другой город. Например, поступила в вуз.
– А могла не переехать. В Магнитогорске тоже можно получить высшее образование. В соцсетях искать пробовал?
– В соцсетях?
– Боже, Ское! Это такие виртуальные сети, там люди себе странички создают.
– Я знаю, что такое соцсети.
– У тебя что, нет страницы? Хоть где-нибудь?
– Нет. Зачем она мне?
– Например, чтобы найти Нику.
– У тебя есть?
– Само собой.
Ское с надеждой посмотрел на Вадима.
– Понял, не дурак, – сказал тот и достал из кармана телефон. Он запустил приложение и набрал в поисковой строке «Вероника Котомкина». Ское наклонился ближе к его плечу, чтобы видеть.
– А мы свою остановку не пропустим? – спросил Вадим.
– Они там все одинаковые. Пропустим свою, выйдем на другой, точно такой же. Все равно придется плутать, прежде чем мы наткнемся на нужный дом. Так что ищи, не отвлекайся.
– Я ищу.
Через десять минут поисков стало ясно, что Вероники Котомкины есть, но все не те. Попалось несколько страниц без фотографий, но информация страницы ясно давала понять, что это другой человек.
– А вы с ней похожи, – подытожил Вадим.
– Чем?
– Отсутствием страниц в соцсетях.
Вадим убрал телефон в карман, а Ское отвернулся к окну. Скоро они увидели желтые четырехэтажные дома и три трубы комбината вдалеке.
– Пора выходить, – скомандовал Ское.
61
На этот раз повезло. Выйдя из трамвая, ребята буквально уткнулись носом в нужный дом с нужной аркой.
Поднялись на третий этаж, Ское снял с крючка и надел на себя маску енота, как и обещал самому еноту. Вадим нашел среди других свою маску ежа. Когда они вошли в комнату, никого еще не было, а часы показывали без трех минут пять.
– Вовремя, – сказал Ское. – Доставай пока камеру, готовься.
Скоро начали появляться завсегдатаи клуба – сначала пришла лиса, затем медведь, сразу за ними клоун.
– Где коза? – шепотом спросил Вадим у Ское.
– Придет, – ответил тот, но уверенности в его голосе не было. Он опасался, что коза постыдится явиться после вчерашнего.
Вадим ходил с камерой по комнате, выискивая наилучший ракурс. Остальные поглядывали на него недоуменными масками. Ское молчал, собрав руки в замок и уперев в них подбородок. Он ждал свою главную актрису – козу. Без нее эта затея будет провалена.
– Делать-то что будем сегодня? – хмуро спросил медведь, когда ему надоело следить за передвижениями ежа с камерой.
– Снимать фильм, – сказал Ское, и как раз в этот момент на пороге появилась коза. Она с обычной для нее нерешительностью на секунду зависла на пороге. Ское поднялся ей навстречу. – Теперь все в сборе. Можно начинать.
– А ты точно тот самый енот? – недоверчиво спросил медведь. – Кажешься самозванцем.
– Бунт медведей?
– Просто спросил. Мне ли не все равно, тот ты енот или нет, – пробухтел медведь. – А что делать-то надо?
– То же, что обычно, – сказал Ское. – Рассаживайтесь по своим местам. Маша, ты…
– Эй, мы не называем имен! – недовольно вскрикнул медведь.
– То есть коза…
– Ну вот, теперь я знаю, что козу зовут Машей, – буркнул медведь.
– Коза, ты не садись к столу. Мы снимем, как ты входишь в клуб.
– От самого подъезда?
– В подъезде темно. Поэтому от двери клуба, – сказал Ское. – Остальным быть в полной готовности. А именно просто сидеть на своих местах и ничего не делать.
– А нас покажут по телевизору? – спросила лиса.
– Я студент режиссерского факультета, снимаю свою экзаменационную работу и… – начал Ское. Он не хотел давать этим трогательным людям в масках пустых надежд.
– А енот никогда не объясняет смысла происходящего, – перебил медведь. – Пусть лиса живет мечтой, что ее покажут по телевизору. А я вот буду гадать, переодетый ли ты заяц или действительно енот. А ты не сознавайся, пусть я в неведении останусь.
– Договорились, – под маской Ское улыбнулся.
Втроем они вышли в подъезд.
– Вадим, снимай затылок козы следящей камерой.
– Понял.
– Коза, заходи в клуб.
– А как быть с тем, что при входе в клуб она должна надеть маску? – спросил Вадим. – Пусть тогда снимет ее сейчас и повесит на крючок.
– А ты прав, – задумчиво проговорил Ское.
Коза обернулась на него, и в том, как опасливо торчали ее рога, Ское почудился испуг.
– Я не буду смотреть. Все еще хочу увидеть твое лицо в финальной сцене. Поэтому останусь в подъезде, – успокоил ее Ское. – Вадим, снимай строго затылок. В кадре тоже не должно быть ее лица.
– Как скажешь.
Так и поступили. Кадр получился с первого дубля: затылок козы хорошо играл свою роль.
– Следующая сцена уже в комнате. Мы, участники клуба, включая меня, енота, сидим за столом. Заходит коза. Она опоздала. Читает свое стихотворение о карих и синих глазах.
– И всё? А мы просто сидим, как немые истуканы? – скептически высказался медведь.
– Вы можете слегка двигать головами из стороны в сторону, – разрешил Ское.
– Фи, – сказал медведь.
– В прошлый раз вы неплохо справились с задачей сидеть как истуканы, – вставил Вадим.
– А чего он задирается? – медведь повернулся своей обиженной маской к Ское.
– Вадим, не задирайся, – наигранно строго сказал Ское.
– Ежа зовут Вадим? – воскликнул медведь. – Ну и зачем вы мне это сказали? Теперь я знаю двух зверей по именам. Для чего я сюда хожу? Чтобы все про всех знать, что ли? – медведь насупился.
– Прости, медведь, – сказал Ское. – Это вышло случайно.
– Смотри на мир веселей, – поддержал Вадим. – Радуйся тому, например, что не знаешь имени зайца, – и Вадим показал на Ское.
– Так это все-таки переодетый заяц, а не енот? – снова воскликнул медведь. – Решили выболтать мне всё?
Ское укоризненно глянул на Вадима, но из-за маски тот не заметил укоризны. Вадима веселил медведь.
– Ладно, не дуйся, мишка, – сказал он миролюбиво.
– Что ж, начнем? – сказал Ское, которому не терпелось начать.
62
Она вошла в дверь. Неразборчиво извинилась за опоздание. Подошла к круглому столу. Свет лампы осветил ее макушку, лоб и рога. Она сжала пальцами правой руки запястье левой, потому что нервничала. И начала читать свое стихотворение – прерывисто и хрипло. Она едва дотянула до последних строк, голос дрожал, а она смотрела в этот момент на енота, на дырочки в его маске, в которых почти не удавалось разглядеть глаза. Стихотворение кончилось, ее тихий голос кончился вместе со стихотворением, оборвался на выдохе. Она села на место и неуверенно оглядела маски своих слушателей.