Затем сквозь бодрый ритм песни Джейн расслышала два громких голоса – на кухне.
– Ты не останешься здесь в таком виде. Какого черта! Думаешь, тебе снова стукнуло семнадцать?!
– Да какое ты имеешь право мне указывать, Фрэнк!
Джейн вошла на кухню, но родители ее даже не заметили – настолько они были заняты друг другом. «Что же она с собой сделала!» – изумилась Джейн, глядя на Анжелу в узком красном платье. С каких это пор она стала носить туфли на шпильках и красить веки зелеными тенями?
– Ведь ты уже бабка, господи боже мой, – возмущался Фрэнк. – И как только можно показываться на людях в таком наряде? Ты погляди на себя!
– По крайней мере, хоть кто-то смотрит на меня. Ты ведь этого никогда не делал.
– Да у тебя же сиськи из платья вываливаются!
– Я думаю так: если есть чем гордиться – надо гордиться.
– И что ты хочешь этим доказать? Что ты и этот детектив Корсак…
– Спасибо. Винс хорошо со мной обращается.
– Мама! – воскликнула Джейн. – Папа!
– Винс?! Значит, ты уже зовешь его Винс?
– Эй! – еще раз окликнула их Джейн.
Только сейчас родители обратили на нее внимание.
– Ой, Джени! – проговорила Анжела. – Ты все-таки приехала!
– И ты знала об этом? – изумился Фрэнк, глядя на дочь. – Ты знала, что твоя мать пустилась во все тяжкие?
– Ха! – усмехнулась Анжела. – Да кто бы говорил!
– И ты позволила родной матери выйти из дома в таком виде?
– Ей пятьдесят семь, – сказала Джейн. – И что, я должна измерять длину ее платьев?
– Это… это же неприлично!
– Хочешь, я скажу, что неприлично? – возмутилась Анжела. – Это ты всегда вел себя неприлично – украл мою молодость, красоту и в конце концов вышвырнул меня на помойку. Это ты всегда норовил сунуть свой член в первую попавшуюся бабью задницу!
«Неужели я это слышу от мамы?»
– И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что неприлично! Давай, иди к ней. А я остаюсь здесь. Хоть раз в жизни отведу душу. И уж повеселюсь на славу!
Анжела повернулась и, цокая шпильками, вышла из кухни.
– Анжела! Вернись немедленно!
– Папа! – Джейн схватила Фрэнка за руку. – Не трогай ее!
– Надо же ее остановить, пока она вконец не опозорилась!
– Не опозорила тебя, ты хочешь сказать.
Фрэнк вырвал руку.
– Она же твоя мать. Ты могла бы сделать ей внушение.
– Она пришла на вечеринку, что тут такого? Она же преступлений не совершала!
– Ее платье – вот где преступление. Хорошо, я успел вовремя, она еще не выкинула ничего такого, о чем бы потом пришлось жалеть.
– А ты-то что здесь забыл? Как узнал, куда она собралась?
– Она сама сказала.
– Кто – мама?
– Позвонила, сказала, что все мне прощает. Что я могу резвиться, сколько мне заблагорассудится, и что она тоже собирается повеселиться. Сегодня на вечеринке. А еще сказала, что мой уход для нее – лучший подарок в жизни. И вот я спрашиваю, что, черт возьми, у нее с головой?
«А то, – подумала Джейн, – что мама решила отомстить по полной программе. И показывает, ей-де наплевать, что ты смотал удочки».
– А этот малый, Корсак, – спросил Фрэнк, – он ведь моложе?
– Всего на несколько лет.
– Ты что, перешла на ее сторону?
– Я ни на чью сторону не переходила. Просто, по-моему, вам пора отдохнуть друг от друга. Пожить какое-то время отдельно. Уходи, ладно?
– Я не хочу уходить. Пока мы не разберемся до конца.
– Ты не имеешь права ни в чем ее упрекать. Сам знаешь.
– Она моя жена.
– А что скажет на это твоя подружка?
– Не называй ее так.
– И как же прикажешь ее называть? Подстилка?
– Ты же ничего не понимаешь.
– Я знаю только, что мама хочет немножко развлечься. Ей этого не хватает.
Он махнул рукой в сторону гостиной, откуда доносилась музыка.
– И ты называешь это развлечением? Да там же настоящая оргия!
– А как назвать то, чем занимаешься ты?
Фрэнк тяжело вздохнул, опустился на стул. И уронил голову на руки:
– Беда-то какая! Вот уж жуткая гребаная ошибка!
Джейн посмотрела на него, потрясенная тем, что он употребил такое грубое слово, а вовсе не сожалением, прозвучавшим в его голосе.
– Ума не приложу, что теперь делать, – проговорил он.
– А чего ты хочешь, папа?
Отец вскинул голову и посмотрел глазами, полными боли:
– Не могу решить.
– Отлично. Мама очень обрадуется, услышав такое.
– Я ее не узнаю! Она как та инопланетянка со вздыбленными сиськами. И эти парни наверняка смотрят ей под платье. – Вдруг он вскочил. – Точно. Я все-таки добьюсь своего.
– Нет, не надо. Лучше уходи. Прямо сейчас.
– Нет, только вместе с ней.
– Будет хуже. – Джейн взяла отца за руку и вывела из кухни. – Теперь уходи, папа.
Когда они проходили через гостиную, он посмотрел на Анжелу – она стояла с бокалом в руке, и в ярких мигающих лучах света, отражавшихся от шара, платье на ней вспыхивало разноцветными бликами.
– Ты должна быть дома к одиннадцати! – крикнул он жене.
И вышел из дома, громко хлопнув дверью.
– Ха! – усмехнулась Анжела. – Еще чего!
Джейн сидела на кухне перед разложенными на столе бумагами и поглядывала на часы: минутная стрелка уже показывала без десяти одиннадцать.
– Ты же не можешь тащить ее домой силком, – сказал Габриэль. – Она человек взрослый. И если хочет провести там всю ночь, что ж, ее воля.
– Не смей даже заикаться об этом. – Джейн стиснула пальцами виски, силясь подавить мысль о том, что ее мать может остаться ночевать у Корсака. Но Габриэль уже раскрыл шлюзы, и навязчивые образы хлынули на нее неудержимым потоком. – Сейчас же поеду туда, а то как бы чего не вышло. Как бы чего…
– А чего? Боишься, что она слишком хорошо проведет время?
Габриэль подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи и начал растирать напрягшиеся мышцы.
– Брось, милая, не бери в голову. Да и что ты можешь поделать – ввести комендантский час?
– Я уже думаю об этом.
Тут из детской донесся громкий плач Реджины.
– Что-то все мои дамы сегодня не в настроении, – вздохнул Габриэль и вышел из кухни.
Джейн еще раз посмотрела на часы. Ровно одиннадцать. Корсак обещал посадить Анжелу в такси в целости и сохранности. Вероятно, уже посадил. «Может, лучше позвонить и узнать, уехала она или нет?»
Однако вместо этого она переключила внимание на бумаги, разложенные на столе. Дело неуловимого Доминика Соула. Всего лишь обрывочные сведения о юноше, который двенадцать лет назад просто взял и исчез, точно растворился в тумане. Она снова и снова всматривалась в школьную фотографию мальчика, в его поистине ангельской красоты лицо. Золотистые волосы, ярко-голубые глаза, орлиный нос. «Падший ангел».
Затем Джейн перевела взгляд на письмо от Маргарет, матери мальчика, в котором сообщалось о том, что она забирает сына из Путнэмской академии.
Доминик не сможет продолжать учебу в следующем учебном году. Он уезжает вместе со мной в Каир…
И с тех пор они словно в воду канули. В Интерполе не обнаружили ни одной регистрационной записи об их въезде в страну, да и вообще никаких сведений о том, что Маргарет и Доминик Соул когда-либо появлялись в Египте.
Джейн потерла глаза, уставшие от долгого чтения бумаг, потом принялась собирать их и складывать обратно в папку. Дотронувшись до блокнота, она вдруг остановилась, обратив внимание на первую страницу. Перед ней была цитата из Откровения, записанная рукой Лили Соул:
И десять рогов, которые ты видел на звере, сии возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне.
Но не слова привлекли внимание Джейн, заставив ее сердце учащенно забиться. А почерк.
Она порылась в папке и в очередной раз достала письмо Маргарет Соул, в котором та сообщала, что забирает сына из Путнэмской академии. Джейн положила письмо рядом с блокнотом. Сравнила обе записи – фразу из Библии и текст письма Маргарет Соул.
Вскочила на ноги. И крикнула:
– Габриэль! Мне нужно ехать.
Он вышел из детской с Реджиной на руках.
– Ты ведь знаешь, ей это вряд ли понравится. Почему бы не дать ей повеселиться лишний часок?
– Да не о маме речь. – Джейн прошла в гостиную. И Габриэль заметил, как она открыла шкаф и достала оттуда пистолет в кобуре. – А о Лили Соул.
– Ну а с ней-то что не так?
– Она солгала. Она прекрасно знает, где скрывается ее двоюродный брат.
34
– Я сообщила все, что знаю, – заверила Лили.
Джейн стояла в столовой дома Сансоне, где со стола еще не успели убрать тарелки с десертами. Джереми тихо поставил на стол перед Джейн чашку кофе, но та к ней даже не притронулась. Риццоли не стала смотреть на гостей за столом, ее взгляд был сосредоточен только на Лили.
– Почему бы нам с вами, Лили, не пройти в другую комнату? И не поговорить с глазу на глаз?
– Мне больше нечего добавить.
– А по-моему, есть, и много чего.
– Тогда задавайте свои вопросы прямо здесь, детектив, – предложила Эдвина Фелуэй. – Нам всем тоже очень хотелось бы их услышать.
Джейн обвела взглядом стол и сидевших за ним Сансоне и его гостей. Так называемый Клуб Мефисто. Даже Маура, хотя она в нем не состояла, была там, в их кругу. Эти люди, наверное, думают, будто знают, что такое зло, а на самом деле они его даже не замечают, им невдомек, что оно здесь – сидит с ними за одним столом. Затем взгляд Джейн снова обратился на Лили Соул – она так и сидела не шелохнувшись, точно прилипнув к стулу, и вовсе не думала вставать. «Ладно, – решила Джейн. – Значит, тебе хочется поиграть со мной? Что ж, давай поиграем – при свидетелях».
Джейн раскрыла папку с делом, которую принесла с собой, достала нужную бумагу и выложила ее перед Лили на стол, прихлопнув сверху ладонью, да так, что зазвенели хрусталь и фарфор. Лили взглянула на написанное от руки письмо.
– Это писала не мать Доминика, – заявила Джейн.