Эпитет «практичная», заметила Джейн, поднявшись по ступенькам и пожимая женщине руку, как нельзя лучше подходил к одежде Эдвины Фелуэй. На ней была мешковатая твидовая куртка и шерстяные брюки, заправленные в высокие резиновые сапоги, — словом, полный наряд какой-нибудь английской селянки. Впрочем, ей явно нравилось изображать из себя таковую, о чем можно было судить не только по зеленым непромокаемым сапогам, но и по характерному выговору. Ей уже наверняка было шестьдесят, но выглядела она крепкой и стройной, как дерево; у нее было миловидное лицо, раскрасневшееся на морозе, и широкие, как у мужчины, плечи. Седые волосы, аккуратно подстриженные «под пажа», спереди скреплены черепаховой заколкой-пряжкой, поэтому ее скуластое лицо целиком открыто, как и ярко-синие глаза. Косметика была ей ни к чему: она и без того выглядела очень эффектно.
— Я поставила чайник, — сообщила Эдвина, приглашая обоих детективов в дом. — На тот случай, если вам вдруг захочется чаю. — Она закрыла за ними дверь, сняла сапоги и сунула ноги в носках в поношенные тапочки. Тут откуда-то сверху послышался собачий лай. Собаки, судя по тембру, были большие. — О, я закрыла их в спальне. Они не больно жалуют посторонних. И к тому же довольно-таки злые.
— Нам тоже нужно разуться? — осведомился Фрост.
— Господи, и думать забудьте. Собаки вечно снуют туда-сюда, вон сколько песка понанесли. Так что за пол я не беспокоюсь. Давайте-ка сюда ваши куртки.
Раздеваясь, Джейн с любопытством рассматривала сводчатый потолок над головой. Открытые стропила торчали, точно балки над залом в каком-нибудь средневековом замке. Округлый витраж, на который она обратила внимание еще на улице, переливался всеми цветами радуги, словно подсвеченные изнутри леденцы в стеклянной банке. Куда бы она ни обратила взгляд — везде замечала какие-нибудь диковинные вещицы. Вот ниша с деревянной Мадонной, украшенной золотом и разноцветным стеклом. А вот православный триптих, написанный в тонах самоцветных камней. Резные фигурки животных и тибетские шали, выстроенные в ряд средневековые церковные скамьи. У одной из стен громоздился настоящий индейский тотемный столб высотой в два этажа, достававший до самого потолка.
— Ну и ну! — изумился Фрост. — У вас тут очень интересно, мэм!
— Мой муж был антропологом. И коллекционером — собирал всякие древности, пока было где все это держать. — Она указала на голову орла, венчавшую тотемный столб. — Это его любимая вещица. И самая ценная из всего, что тут есть. Стоит, наверно, целое состояние, только мне дорога здесь каждая вещь, какой бы страшной она ни казалась, и лично я не смогла бы расстаться ни с одной.
— А ваш муж…
— Умер, — сказала она без малейших колебаний. Констатировала свершившийся факт. — Он был немного старше меня. Так что я уже давно вдова. Но пятнадцать лет мы все-таки пожили вместе.
Пока она вешала их куртки в стенной шкаф, Джейн успела разглядеть среди царившего там беспорядка трость черного дерева со странным набалдашником — человеческим черепом. «Такую гадость, — подумала она, — я бы уже давно запихнула куда-нибудь подальше».
Эдвина закрыла дверцу шкафа и снова повернулась к гостям.
— Думаю, вы по уши увязли в этом расследовании. Вот мы и решили облегчить вам труды.
— Облегчить? — удивилась Джейн.
Услышав пронзительный свист чайника, Эдвина посмотрела в сторону коридора.
— Давайте пройдем на кухню и присядем, — предложила она и направилась в коридор, шаркая тапочками по старому дубовому полу. — Энтони предупредил, у вас много неясного, так что мы составили для вас целое расписание. Всего, что мы вспомнили о прошлом вечере.
— Господин Сансоне обсуждал это с вами?
— Он позвонил мне вчера вечером и рассказал обо всем, что случилось после моего ухода.
— И очень напрасно. Лучше бы вы не говорили с ним на эту тему.
Эдвина остановилась посреди коридора.
— Это еще почему? Эдак мы будем блуждать, как слепцы. Если мы хотим помочь полиции, надо быть уверенными в своих показаниях.
— Я бы предпочла получить независимые показания от наших свидетелей.
— Каждый член нашей группы вполне независим, уж поверьте. Каждый из нас придерживается своей собственной точки зрения. Другого Энтони и не надо. Вот почему нам так хорошо работается вместе.
Свист чайника внезапно стих, и Эдвина глянула в сторону кухни.
— О, кажется, он выключил его.
Он? В доме есть еще кто-то?
Эдвина поспешила на кухню и сказала:
— Погоди, я сама.
— Не беспокойся, Винни. Чай я уже заварил. Ты же хотела «Ирландский завтрак», так?
В инвалидной коляске спиной к гостям сидел мужчина. Владелец грузовичка, стоявшего на подъездной аллее. Он развернул коляску, собираясь поздороваться, и первое, что бросилось в глаза Джейн, — мягкие темные волосы и очки в толстой черепаховой оправе. Его серые глаза смотрели на нее пристально и с любопытством. Выглядел он довольно молодо, лет на двадцать пять, и годился Эдвине в сыновья. Говорил он с американским акцентом, да и вообще между ними не было родственного сходства — между крепко сложенной, здоровой на вид Эдвиной и этим бледным юношей.
— Позвольте, я вас представлю друг другу, — сказала Эдвина. — Это детектив Фрост и детектив Риццоли. А это Оливер Старк.
Джейн удивленно взглянула на молодого человека.
— Вы же один из вчерашних гостей! В доме у Сансоне.
— Да, — подтвердил Оливер и смолк, изучающе глядя ей в лицо. — А что тут такого?
— Мы думали побеседовать с вами отдельно.
— Им не понравилось, что мы успели обсудить дело в нашем кругу, — объяснила Эдвина.
— А я что тебе говорил, Винни!
— Но ведь так же гораздо продуктивнее — собрать все детали воедино. Это экономит время. — Эдвина подошла к обеденному столу и собрала все лежавшие там газеты — от «Бангкок пост» до «Айриш таймс» — в увесистую пачку. Перенесла ее на буфетный стол и выдвинула пару стульев.
— Заходите, пожалуйста, присаживайтесь. А я пока схожу наверх за папкой.
— За папкой? — спросила Джейн.
— Ну да, мы же тут целое дело завели. Энтони посчитал, что вам понадобятся копии.
Эдвина вышла из кухни, и вслед за тем на лестнице послышались ее громкие шаги.
— Крепка как дерево, верно? — сказал Оливер. — Никогда не думал, что англичанки бывают такие здоровенные. — Он подкатился к обеденному столу и поманил их рукой. — Понимаю, это против заведенных у вас в полиции правил. Опрос каждого свидетеля по отдельности и все такое. Но наш метод действительно более продуктивный. К тому же сегодня утром мы провели сеанс конференц-связи с Готтфридом, так что теперь у вас будут показания сразу трех свидетелей.
— Вы имеете в виду Готтфрида Баума? — уточнила Джейн. — Четвертого гостя?
— Да. Вчера вечером он торопился на самолет в Брюссель, поэтому они с Эдвиной ушли раньше. Мы созвонились с ним несколько часов назад, чтобы сравнить записи. И все наши показания почти полностью совпадают. — Слабо улыбнувшись, он взглянул на Джейн. — На моей памяти это первый и единственный случай за все время, когда мы в чем-то проявили полное единодушие.
Джейн вздохнула:
— Видите ли, господин Старк…
— Меня никто так не зовет. Я — Олли.
Джейн села — теперь их глаза были на одном уровне. Он посмотрел на нее несколько насмешливо, и Риццоли это совсем не понравилось. Его взгляд как бы говорил: «Я умный и знаю это. Уж конечно, умнее какой-то там дамочки-полицейского». Раздражение вызывал и тот факт, что, скорее всего, он был прав: он олицетворял стереотип этакого юного гения, с которым опасаешься садиться за одну парту на уроке математики. На чудо-мальчика, который уже сдал контрольную по алгебре, пока все остальные ломают голову над первой задачкой.
— Мы вовсе не стремимся нарушить ваши правила, — пояснил Оливер. — Просто хотим помочь. И это вполне возможно, если мы будем работать вместе.
Сверху послышались собачий лай, цоканье когтей по полу, строгий окрик Эдвины и скрип запираемой двери.
— Вы поможете нам, только если будете отвечать на наши вопросы, — возразила Джейн.
— Похоже, вы меня не совсем понимаете.
— И чего же я не понимаю?
— Насколько полезными мы можем быть для вас. Наша группа.
— Ну да. Господин Сансоне рассказывал — у вас же клуб борцов с преступностью.
— Это общество. А не клуб.
— А в чем разница? — поинтересовался Фрост.
Оливер перевел на него взгляд.
— Мы серьезная организация, детектив. Объединяем людей со всего мира. Да и никакие мы не любители.
— Вы что, служите в органах правопорядка, Олли? — удивилась Джейн.
— На самом деле я математик. Но мое истинное призвание — семиотика.
— Простите?
— Я занимаюсь толкованием знаков и символов. Их происхождением и смыслом, как явным, так и скрытым.
— Ага. А госпожа Фелуэй?
— Она антрополог. И только недавно к нам присоединилась. О ней очень высоко отзывались в нашем лондонском отделении.
— Ну а господин Сансоне? Уж он-то наверняка не служит в полиции.
— А мог бы.
— Он говорил, что до пенсии был профессором. Преподавал историю в Бостонском колледже. По-моему, ничего общего с полицейским.
Оливер усмехнулся.
— Энтони всегда преуменьшает свою значимость. Очень на него похоже.
Тут на кухню вернулась Эдвина с папкой в руках.
— На кого, Олли?
— Мы говорим об Энтони. Полиция думает — он всего лишь отставной преподаватель колледжа.
— И это его вполне устраивает. — Эдвина села. — Потому что не создает рекламы.
— И все-таки, что нам следует о нем знать? — поинтересовался Фрост.
— Ну, что он человек достаточно состоятельный, — ответила Эдвина.
— Это и так ясно.
— Я имею в виду — очень состоятельный. Этот дом в Бикон-Хилле не идет ни в какое сравнение с его имением во Флоренции.
— Или с домом в Лондоне, — добавил Олли.
— И это должно произвести на нас впечатление? — спросила Джейн.
Эдвина ответила ей холодным пристальным взглядом, после чего пояснила: