— Выходит, преступник в обоих случаях пользовался одним и тем же красным мелом.
— В общем, поэтому я и звоню. Только это не красный мел.
— А что?
— Кое-что поинтереснее.
16
Криминалистическая лаборатория размещалась в южном крыле Бостонского полицейского управления на Шредер-Плаза — в том же коридоре, что и отдел по расследованию убийств. Джейн и Фрост проходили мимо окон с видом на унылый, обветшалый район Роксбери. Сегодня, под сплошным снежным покровом, все казалось чистым и белым: даже небо очистилось, и воздух казался прозрачным. Но Джейн едва обратила внимание на сверкающие контуры зданий, ее мысли были уже в комнате S269, где помещалась трассологическая лаборатория.
Криминалистка Эрин Волчко уже ждала их. Как только Джейн с Фростом вошли в кабинет, она обернулась, оторвавшись от микроскопа, над которым до этого склонялась, и взяла папку, лежавшую рядом на рабочем столе.
— С вас обоих причитается, — сказала она. — Я здорово потрудилась вот над этим.
— Ты всегда так говоришь, — заметил Фрост.
— На этот раз я серьезно. Из всех следов с первого места преступления вот с этими, я думала, хлопот будет меньше всего. Ан нет, пришлось обшарить там все вдоль и поперек, чтобы определить, чем же был нарисован тот круг.
— И это никакой не мел.
— Не-а. — Эрин протянула ей папку. — На вот, взгляни.
Джейн раскрыла папку. Там сверху лежал лист фотобумаги со странными изображениями. Красные шарики на пятнистом фоне.
— Я начала с анализа под оптическим микроскопом с большим увеличением, — сказала Эрин. — От шестисот до тысячи раз. Вот эти шарики — частицы пигмента, собранного с того самого места на кухонном полу, где был нарисован красный круг.
— И что это значит?
— А вот что. Как видишь, степень окраски у них разная. Значит, частицы неоднородные. Показатель преломления тоже разный — от двух с половиной до трех ноль-одной, к тому же большинство частиц двоякопреломляющие.
— То есть?
— Это безводные частицы оксида железа. Вещества, широко распространенного в мире. Оно-то и придает глине характерные оттенки. Оно же используется в художественных красках для получения красного, желтого или коричневого цвета.
— Пока не вижу ничего особенного.
— И я так думала, а потом копнула глубже. Сперва я решила, что это частицы мелка или пастельного карандаша, и принялась сравнивать их с образцами из двух магазинов художественных принадлежностей тут, по соседству.
— Есть совпадения?
— Нет. Различие стало явным только под микроскопом. Во-первых, гранулы красного пигмента в пастельных карандашах почти не различаются по степени окраски и показателю преломления. Потому что безводные частицы окиси железа, используемые во многих нынешних красителях, синтетические — промышленного изготовления, а не натуральные, добытые из земли. В промышленности применяется соединение под названием «красный марс» — смесь железа с окисями алюминия.
— Выходит, гранулы пигмента на этих снимках не синтетические?
— Нет, это безводная окись железа природного происхождения. Ее еще называют гематитом — слово происходит от греческого «кровь». Потому что иногда он бывает красного цвета.
— А что-нибудь натуральное сейчас производят?
— Пришлось порядком потрудиться, чтобы найти специальные мелки и пастельные карандаши, где в качестве красителя использовался гематит. Но в мелках содержится углекислый кальций. А в пастельных карандашах промышленного изготовления для скрепления красителя используется натуральный клей. Своего рода крахмал, вроде метилцеллюлозы или камедь-трагаканта. Все это смешивается в пасту и пропускается через пресс-форму, чтобы получился пастельный карандаш. Но никаких следов камедь-трагаканта или склеивающего крахмала в пробах с места преступления мы не обнаружили. Не нашли мы и достаточного количества углекислого кальция, чтобы можно было с полной уверенностью утверждать — да, это следы цветного мелка.
— Выходит, мы имеем дело со штуковиной, которой не сыскать ни в одном художественном магазине.
— Здесь — точно.
— Тогда откуда взялось это красное вещество?
— Ну, давай для начала поговорим об этом самом пигменте. Что же он такое на самом деле?
— Ты сказала — гематит.
— Правильно. Безводная окись железа. Но в составе цветной глины она называется по-другому — охрой.
— Это что-то вроде той краски, которой американские индейцы размалевывают себе лица? — уточнил Фрост.
— Человечество пользуется охрой уже по меньшей мере триста тысяч лет. Ее находили даже в могилах неандертальцев. В частности, красная охра, судя по всему, широко применялась во время погребальных церемоний — наверно потому, что очень походила на кровь. Ею рисовали на пещерах в каменном веке и на стенах Помпеи. Древние раскрашивали ею свои тела — для красоты, а также использовали в качестве боевой раскраски. Применяли ее и в магических ритуалах.
— И в сатанинских обрядах тоже?
— У нее же цвет крови. И какую религию ни возьми, в любой этот цвет обладает символической силой, — ответила Эрин. — У вашего убийцы весьма необычный вкус.
— Да уж, теперь мы это знаем, — согласилась Джейн.
— Я хочу сказать — он довольно хорошо знаком с историей. Для своих ритуальных художеств он использует не обычный мел. А тот же примитивный пигмент, который использовали во времена палеолита. И откопал он его, ясное дело, не у себя на участке.
— Но ты же сказала, красная охра встречается в обыкновенной глине, — заметил Фрост. — Так что, может, он ее и впрямь выкопал.
— Не может, если его участок находится где-нибудь неподалеку. — Эрин кивнула на папку, которую Джейн все еще держала в руках. — Теперь взгляни на результаты химического анализа. Нам кое-что удалось обнаружить с помощью газохроматографического анализа и рамановской спектроскопии.
Джейн раскрыла папку на следующей странице и увидела компьютерную распечатку — диаграмму с многочисленными всплесками кривой.
— Ты объяснишь нам все это?
— Конечно. Начнем с рамановской спектроскопии.
— Первый раз слышу.
— Такую технологию применяют археологи для исследования исторических артефактов. Здесь с помощью оптического спектра вещества определяются его свойства. Величайшее преимущество такого способа в том, что сам предмет при этом остается целым и невредимым. Так можно исследовать пигменты всего что угодно, от покровов мумий до Туринской плащаницы, не нанося вреда самому материалу. Я попросила доктора Иэна Макэвоя с археологического факультета Гарварда проанализировать результаты нашей спектроскопии, и он подтвердил — в наших пробах действительно содержатся окись железа, глина и кремний.
— Значит, это красная охра?
— Да. Красная охра.
— Но ведь ты и так это знала.
— И все-таки приятно было получить и его подтверждение. Доктор Макэвой даже предложил помочь установить ее происхождение. Определить, из какой части света эта самая красная охра.
— И такое действительно возможно?
— Эта технология пока еще в стадии разработки. И в суде в качестве доказательной базы, вероятно, будет признана не скоро. Но доктору Макэвою было очень интересно сравнить наши пробы с образцами охры, которые он собрал в разных частях света. Он определяет концентрацию других одиннадцати элементов в пробах, таких как магний, титан и торий. Суть его теории в том, что каждому конкретному географическому району соответствует определенный набор микроэлементов. Это то же самое, что, исследовав пробы почвы с автомобильных покрышек, установить, к примеру, что в этих пробах содержатся частицы свинца и цинка с добычного участка где-нибудь в Миссури. В нашем же случае с охрой мы изучаем пробу на предмет содержания в ней одиннадцати разных элементов.
— Тех самых других элементов.
— Верно. Вот так археологи и составили целую базу данных об источниках охры.
— Но зачем?
— С помощью такой базы можно определить происхождение того или иного предмета. Например, каково происхождение красителя с Туринской плащаницы? Франция или Израиль? Если найти ответ на этот вопрос, можно установить происхождение плащаницы. Или, скажем, наскальные рисунки — где древний художник брал охру? Если за несколько тысяч километров от тех мест, где рисовал, значит, он либо сам ходил добывать ее, либо приобрел у кого-то — ведь определенные формы товарообмена существовали еще в доисторические времена. Вот почему эта база имеет такое важное значение. Она позволяет нам заглянуть в жизнь древних.
— Так что там выяснилось о наших пробах пигмента? — спросил Фрост.
— А вот что, — Эрин улыбнулась. — Во-первых, в них содержится довольно значительное количество двуокиси марганца — пятнадцать процентов, что придает пигменту более глубокий, насыщенный оттенок. В таких же пропорциях двуокись марганца содержится и в красной охре, которая была в ходу в средневековой Италии.
— Значит, это итальянский краситель?
— Да нет. Венецианцы привозили его из других мест. После того как доктор Макэвой сравнил профили всех элементов, он, в частности, установил одно из вероятных мест его происхождения. Красную охру там добывают и поныне. Остров Кипр.
— Мне нужно взглянуть на карту мира, — сказала Джейн.
— На всякий случай я скачала одну из Интернета, — сообщила Эрин, указав на папку.
Джейн нашла нужную страницу.
— Ага, вот. Это в Средиземном море, к югу от Турции.
— По-моему, куда проще было взять красный мел, — заметил Фрост.
— Да и куда дешевле. Ваш убийца выбрал необычный пигмент — из малоизвестного источника. Может, у него есть связи на Кипре.
— Или он попросту затеял с нами игру, — предположил Фрост. — Рисует всякие странные знаки. И пользуется странными пигментами. Вроде как хочет заморочить нам голову.
Джейн продолжала разглядывать карту. И думала о знаке на двери черного хода в доме Энтони Сансоне. Уджат, всевидящее око. Она посмотрела на Фроста.
— Египет находится как раз к югу от Кипра.