– Мы можем упомянуть о нем, но я не вижу смысла уделять этому так много внимания в реферате. К теме работы это не относится.
– Это дополняет рассказ о ней.
– К делу не относится.
– Я не понимаю, почему ты так стремишься его проигнорировать.
– А я не понимаю, почему ты так его защищаешь.
Брэм слегка прищурился. Он умудрился вложить в свои слова тонну осуждения, при этом не повысив голос ни на одну ноту. Настоящий талант.
– Я не защищаю его, – продолжила я, – но он присутствовал при становлении Мэри. Она написала «Франкенштейна», когда была с ним…
– Ты придаешь его роли слишком большое значение.
– А ты пытаешься вычеркнуть его из истории ее жизни.
– Может быть, он этого заслуживает. Он был козлом.
Я никогда не видела Брэма таким воинственным. Я хочу сказать, что-то такое в нем было всегда, несмотря на кажущееся спокойствие. Но сейчас, хотя язык его тела и выдавал привычную холодность, – то, как Брэм сидел, сгорбившись на антикварном обеденном стуле, то, как он во время разговора едва удостоил меня взглядом, – было видно, что Брэм более чем раздражен. На моих глазах он достал из кармана золотую зажигалку Zippo и несколько раз щелкнул ею, движение было небольшим, но яростно методичным.
– Я и не подозревала, что поэт-романтик вызывает у тебя такие сильные чувства.
– Романтик. – Брэм красноречиво закатил глаза. – Он неоднократно угрожал покончить с собой, если Мэри не ответит ему взаимностью. Он манипулировал ею, чтобы втереться в…
– Ну и кто теперь придает его роли слишком большое значение?
Брэм горько рассмеялся.
– Думаю, не стоит удивляться, что тебе нравится Перси.
С отвисшей челюстью я откинулась на спинку стула. Это прозвучало как оскорбление – и определенно им было.
– И как это понимать?!
– Забудь. – Брэм отодвинул стул, встал и направился прямо к барной тележке, которая, похоже, имелась в каждой комнате его дома.
– Не слишком ли рано пить? – пробормотала я, когда Брэм схватил бутылку.
– К твоему сведению, это содовая.
Я посмотрела на свои записи, в основном состоявшие из бесполезных заметок и целой кучи пустяков. Мы никуда не продвинулись, и в довершение всего сбылись мои кошмары и общение наедине у нас не сложилось. Но самое худшее – самое ненавистное из всего – было то, что в глубине души я понимала: Брэм правильно рассуждает насчет Перси. Парень был тем еще козлом, но в данный момент я не находила в себе сил признать это. Мы зашли в тупик, и я не собиралась первой идти на примирение.
Так что, в принципе, в защите реферата нас ожидал полный провал.
Черт бы побрал Перси Шелли и черт бы побрал Брэма.
Я схватила со стола телефон и быстро набрала сообщение для Фредди.
«Это не подготовка реферата, а катастрофа».
«Похоже на правду», – написал он в ответ.
«В Брэме вообще есть хоть что-то человеческое?» – продолжила переписку я.
– Я наполовину вампир, – внезапно сказал Брэм, заглянув мне через плечо.
Я выронила телефон, и тот отскочил от моего бедра и упал на пол. Я наклонилась за ним и к тому времени, как с ярко-красным лицом откинулась обратно на спинку стула, Брэм уже вернулся на свое место. Похоже, мое сообщение его нисколько не обидело.
– Похоже, вы с Фредди… сблизились.
Я ожидала от Брэма какого угодно комментария, но только не этого.
– Мы не… – Я растерялась. – Мы не…
Но Брэм уже продолжал, не обращая внимания на то, что я говорила – или пыталась сказать.
– Ты уверена, что не пожалеешь об этом? – спросил он.
– Я же сказала, что мы не… – Я замолчала, настолько возмущенная попытками Брэма учить меня жизни, что забыла закончить мысль. – А почему тебя это волнует?
Брэм неопределенно пожал плечами, и мое раздражение возросло в геометрической прогрессии. Разве членам клуба запрещено сближаться? Это какая-то версия негласного запрета на тесную дружбу или личный пунктик Брэма?
– С тех пор как я познакомилась с Фредди, он всегда держался со мной очень мило, – проговорила я. – А вот ты, наоборот, вел себя как придурок.
Его лицо помрачнело, и я порадовалась, что наконец-то вызвала более сильную реакцию, чем просто нахмуренные брови или ухмылка.
– Я просто хочу сказать, – начал Брэм, – что это неправильно. Свободное времяпрепровождение, дружба, близкие отношения не должны касаться членов Клуба поклонников Мэри Шелли.
– У меня есть личная жизнь вне клуба, – ответила я, возмущенная, но и немного униженная необходимостью оправдываться. – У меня есть и другие друзья.
– Кто?
– Сандра Клермонт.
Брэм, казалось, не мог вспомнить, кто это такая, словно не он с дошкольного возраста посещал занятия вместе с моей единственной подругой, что разозлило меня еще больше.
– Послушай, я не нуждаюсь в твоих советах о том, как мне жить. Или в твоих предупреждениях о том, с кем мне сближаться. Я уже многое в этой жизни повидала. Я знаю, как о себе позаботиться.
– Как в случае с нападением на тебя?
Эти слова ударили меня в лицо, как струя холодной воды, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Я не понимала, почему Брэм вдруг заговорил об этом ужасном случае из моего прошлого. О том самом случае, о котором я рассказала ему – была вынуждена рассказать – по секрету.
Если он пытался шокировать меня, резко вывести из морального равновесия, ему это удалось. Но терпеть к себе подобное отношение я не собиралась. Я захлопнула тетрадь и начала собирать ручки в сумку.
– Рейчел.
– Зачем ты… – Я судорожно вздохнула, с удивлением обнаружив, что запыхалась. Я встала и перекинула через плечо ремень сумки с книгами. – Ты не… ты не можешь предугадать, как бы сам отреагировал, если бы в твой дом ворвались два незнакомца. А ты был бы один. И…
Я замолчала. Мне не нравилось, как звучит мой голос, не нравилось, что я продолжаю стоять перед Брэмом. Мое лицо горело, а непролитые слезы затуманили зрение. По крайней мере, мне не пришлось видеть Брэма, протискиваясь мимо него.
Брэм догнал меня, когда я добралась до вестибюля и начала спускаться по парадной лестнице. Его пальцы сомкнулись вокруг моей руки, и я словно вернулась в свой старый дом на Лонг-Айленде, где затянутая в перчатку рука Мэтью Маршалла потянула меня вниз.
Я застыла.
– Прости, – проговорил стоявший передо мной Брэм. К этому времени я уже успела сморгнуть влагу с глаз. Я ясно видела Брэма. Он казался серьезным.
– Я ничего такого не имел в виду, – продолжил он.
– Ты хотел, чтобы я почувствовала себя слабой, – осторожно предположила я.
Брэм отрицательно покачал головой, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, похоже, подумал о чем-то другом.
– Ты сказала, что в твой дом ворвались двое?
– Да, а что?
– Ты не упоминала об этом раньше.
Я не знала, почему не упомянула об этом во время посвящения в члены клуба. Но я знала, что больше ничего не хочу делить с Брэмом. Ни единой крохи информации, ни одной минуты времени.
Только вот я не двигалась с места, и он тоже.
– Я не хотел, чтобы ты почувствовала себя слабой, – произнес Брэм. – Как раз наоборот.
Мое запястье, которое Брэм сжимал, – по-прежнему сжимал, – пульсировало, но теперь уже не от воспоминаний о хватке Мэтью Маршалла. Я слишком остро ощущала прикосновение пальцев Брэма, их давление на кожу. Так близко мы не стояли и не прикасались друг к другу с той самой ночи на вечеринке в заброшенном доме. Как и тогда, находясь на таком маленьком расстоянии от Брэма, я ощутила аромат сосны и лайма, исходящий от его волос. Мы стояли так близко, что никто из нас не услышал ни дверного звонка, ни того, как горничная открыла дверь, ни даже того, как кто-то направился в нашу сторону.
Пока Лакс не заговорила.
– Что происходит?! – удивилась она.
Брэм опустил руку, и я едва не обернулась, чтобы спросить, что Лакс здесь делает, прежде чем опомнилась. Вполне логично, что она пришла сюда. Брэм уделял так много времени Клубу поклонников Мэри Шелли, что у меня совсем из головы вылетело: все остальные вечера он, вероятно, проводил со своей девушкой.
– Мы работаем над школьным проектом, – объяснил Брэм.
– С ней?! – спросила Лакс. – Почему ты раньше об этом не сказал?
Брэм посмотрел в мою сторону.
– Не думал, что об этом вообще стоит упоминать.
Я просунула руку через другой ремень сумки с книгами.
– Увидимся в школе, – проговорила я, не обращаясь ни к кому из них в отдельности.
Моего ухода они, казалось, и не заметили.
Я ВЫПОЛНЯЛА СВОЮ РАБОТУ, стоя у дверей кинозала. Последний из вечерних сеансов уже начался, но в мои обязанности входило ожидание последних опоздавших. Сандра уселась на мой высокий табурет. Она купила билет в кино, хотя я бы просто впустила ее бесплатно. Но, похоже, ей ни капельки не хотелось смотреть фильм. Я ревновала ее к деньгам, потраченным впустую, и в то же время была слегка тронута тем, что она потратила их впустую ради возможности потусоваться со мной.
– Не могу поверить, что ты работаешь с Тайером Тернером. Он так же раздражает, как и в классе?
Я оглянулась и нашла взглядом Тайера, стоявшего за прилавком.
– Я его почти не знаю.
Сандра пожала плечами и пустилась в рассуждения об одной девочке, с которой вместе посещала уроки по математическому анализу. Но я слушала вполуха, продолжая думать о том, как прошлым вечером ходила к Брэму готовиться к написанию реферата. О том, что я рассказала ему о проникновении двух парней в мой дом. О его туманных предупреждениях насчет Фредди. И что это значило, когда он побежал за мной? Почему в этот момент между нами возникло такое же напряжение, как и в тот раз, когда мы поцеловались?
– Ты в кого-то по уши влюбилась? – спросила Сандра.
– Что? Нет!
Мысль о том, что раздумья о Брэме означают мою влюбленность в него по уши, заставила мой желудок перевернуться.