Я подолгу сидел у окна и смотрел на улицу, наблюдая за прохожими. Мне казалось, что среди них обязательно должен промелькнуть Перси Филдвик. Ведь он же не мог просто так исчезнуть! Вероятно, он ищет меня, чтобы закончить начатое. А вдруг он где-то совсем близко? Вдруг знает, о чём я думаю? Что я могу сделать, если он нападёт на меня или Франсуа? Эти мрачные мысли на долгие часы стали моими компаньонами.
Хедвика так и не пришла. Лекарство для меня она передала через Ренара. Поначалу я не расстроился из-за этого, так как хотел отблагодарить Ренара за своё спасение, но он устроил мне такую головомойку, напридумывал таких эпитетов в мой адрес, что от обиды «спасибо» просто застряло у меня в горле. Франсуа заглядывал ко мне на удивление редко. За ужином он, как обычно, разговорился и вывалил на меня гору информации, половину которой я точно пропустил мимо ушей. Невольно пришлось заострить внимание, когда он заговорил о графе де Сент-Клоде, точнее о его приглашении на завтрашний вечер. Франсуа почему-то не сомневался в том, что я непременно пойду с ним, и поэтому раз в сотый за всё время нашего путешествия пел дифирамбы гостеприимству графа. Также я узнал, что Ренар со своим то ли поляком, то ли русским, который на самом деле оказался хорватом, зарыли топор войны и решили раскурить трубку мира. Если отбросить словесные выкрутасы, они забыли о вражде, и хорват предложил в качестве примирения научить Ренара пить абсент по-чешски. Мне было абсолютно всё равно, чем слуга моего друга занимается на досуге, и я бы охотно забыл об этом. Но Франсуа посчитал, что было бы большим упущением приехать в Чехию и не увидеть, как пьют всякую отраву с местным колоритом. Тем более что до встречи с графом надо было себя как-то развлекать. Я догадывался, почему Франсуа так упорно звал меня на это «представление»: он явно не хотел, чтобы я опять куда-нибудь ушёл без его ведома. Конечно, меня задевало его недоверие, но винить в этом я мог только себя. К счастью, я сумел доходчиво растолковать ему, почему не собираюсь спускаться в общий зал и смотреть на это безобразие. Где пьют — спаивают, где спаивают — глумятся над теми, кто пьёт мало.
— Роберт, ты здесь?
Внезапно услышать в полутьме голос Франсуа — всё равно что получить обухом по голове.
— Куда я денусь, — откликнулся я и нехотя приподнялся на кровати.
— А что у тебя так темно? Ренар заразил тебя скупостью? Давай ещё пару свечей зажжём. Ох, что я тебе сейчас расскажу! Зря ты со мной не пошёл, было так весело!
Ни на секунду не замолкая, Франсуа суетливо расхаживал по комнате.
— Представляешь, эти двое чуть стол не спалили, когда жгли сахар. Так полыхнуло! Столешница обуглилась…
— Франсуа…
— …а сахару хоть бы что. Хорошо хоть успели на другое место перебежать, а то застукали бы нас за порчей имущества…
— Франсуа!
— …и выгнали бы нас…
— Здесь нет больше свечей, остановись!
Он встал как вкопанный.
— А что сразу не сказал?
Я обречённо вздохнул. Ну и как с ним можно разговаривать, если он никого, кроме себя, даже не слышит? Если он ещё и выпил хоть чуть-чуть, это катастрофа.
— Ну, ладно, — Франсуа достал что-то из кармана. — Смотри, это мне Ивана дала. Сказала, что это от сестры записка. Меня зовут в полночь на свидание, ну не наглость ли? Как считаешь?
— Не пойму, что тебя так возмущает. Тебе же нравятся дерзкие девушки. Да и о Хедвике ты хорошо отзывался.
Он покачал головой и без предупреждения сел на кровать.
— Готов поспорить, это не Хедвика писала. У Хедвики речь правильная, а в короткой записке почему-то несколько ошибок. Да это всё Ивана! Вот у неё французский просто ужасный.
— Господи, да зачем ей это?
— Это месть, — зловещим тоном произнёс Франсуа. — Полночь. Тёмный двор. И я стою, как дурак, чуда жду. Женщины бывают коварны, ещё как.
— Успокойся, вдруг ты заблуждаешься? Может, Хедвика…
— Это не Хедвика!
— Тогда не ходи никуда. Накажи злодейку своим равнодушием.
— Хм. Звучит мудро и справедливо. Но, знаешь, это скучно.
— Тогда делай что хочешь.
Я уткнулся лицом в подушку. Меня мучили более серьёзные неприятности, и на ерунду в духе оперетт у меня просто не хватало сил.
Для Франсуа же эта была проблема мирового масштаба.
— А может, ты и прав. Надо сначала проверить… Хотя, вдруг Ивана будет за мной следить? Ещё смеяться потом будет. Идея! Я выйду на улицу с тобой. Никто ведь не таскает с собой на свидания друзей.
У меня не было ни малейшего желания впадать в детство вместе с ним. Идти ночью на улицу из-за какой-то глупости — да это же может быть опасно! Ничего не стоит наткнуться на кровососущую тварь, уж я-то знаю. Научен горьким опытом.
— Извини, но в полночь я уже буду видеть седьмой сон, — сказал я.
— Роберт, ну почему ты так любишь спать?
Гениальный вопрос. Прежде чем я успел на него ответить, Франсуа понёсся дальше.
— Пойдёшь со мной, тебе всё равно нужно прогуляться. Весь день в четырёх стенах! Вставай, лежебока!
Он схватил меня за подтяжки и с силой потянул.
— Франсуа! — я тут же перевернулся на спину. — Что за ребячество?
— Пойдём со мной!
— Возьми с собой Ренара.
— Он менее сговорчивый, чем ты.
Я устало вздохнул и сел. Совесть подсказывала, что надо перестать огорчать друга и сделать хоть что-то для него приятное.
А предчувствие подсказывало совсем иное: не вестись ни у кого на поводу и остаться в номере. Несмотря на более привлекательную для меня позицию, я всё же сделал выбор в пользу дружбы.
Гостиница медленно погружалась в сон. Постояльцы разбрелись по номерам. Редко где горел свет, портье с кем-то играл в карты, чтобы скоротать время. Всё было настолько спокойно, что, казалось, ждать опасности было просто преступлением. Однако я постоянно напоминал себе о Перси Филдвике, и поэтому любой шорох, любая тень вызывали у меня страшные подозрения.
На заднем дворе одиноко стояла девушка. По силуэту я не опознал в ней Хедвику, моя спасительница была выше ростом. Франсуа довольно хмыкнул: значит, он не ошибся, когда решил, что Ивана что-то задумала. Знаками попросив меня оставаться на месте и не шуметь, он уверенно вышел на середину двора. Услышав шаги, неторопливо девушка развернулась к нему лицом.
— Что же вы, мадемуазель Ивана, думали, если поменяете имя, я буду к вам лучше относиться? — в развязной манере сказал Франсуа. — Что вам от меня нужно? Я же ясно дал понять, что не желаю с вами общаться. Может, вы хотите мне что-то сказать без свидетелей?
Ивана ответила не сразу, как будто французский язык и впрямь давался ей с трудом.
— Да. Я хочу вам кое-что сказать, — она отошла на пару шагов назад. — Хочу сказать, как сильно люблю животных.
В следующий момент Ивана выкрикнула непонятное слово и вскинула руку, как будто собиралась поразить врага невидимым оружием. У меня не было времени осмыслить, что это был за жест. Моим вниманием завладело нечто странное.
Воздух вокруг Франсуа заискрился и, густея с каждой секундой, окрасился в изумрудный цвет.
Что за фокусы?!
Я выбежал из укрытия.
— Эй! Что происходит?
Ивана вздрогнула. Пронзив меня убийственным взглядом, она что-то угрожающе прошипела на чешском.
Тело вдруг свело судорогой. Я и опомниться не успел, как оказался на земле.
— Ф… Фран…суа… — даже язык не собирался меня слушаться. Не знаю, что меня тогда больше пугало, паралич или молчание друга. Я попытался встать, но руки так плохо гнулись, словно не принадлежали мне.
Громко переругивались женщины. Где-то совсем рядом ржала лошадь.
Боже, как же мне в этой какофонии не хватало голоса Франсуа! Без него я чувствовал себя слепым, которого оставил поводырь.
Изо всех сил напрягая шею, я слегка приподнял голову. Рядом с Иваной стояла Хедвика. С распущенными волосами, в ночной сорочке, босиком. Не обращая на меня ни малейшего внимания, сёстры, как две гарпии, с упоением цапались друг с другом. Когда Ивана резко развернулась, чтобы уйти, Хедвика схватила её за плечо. Не тут-то было! Нахалка вырвалась и бросилась бежать. Старшая сестра попыталась догнать её, но погоня тут же прекратилась: кажется, Хедвика наступила на что-то острое. Чуть прихрамывая, она направилась в мою сторону.
— Встать не можешь?
Для меня это прозвучало как издёвка. Можно подумать, мне очень нравится лежать в пыли!
— Где Франсуа? — ответил я вопросом на вопрос.
— Здесь он.
Хедвика добавила ещё что-то на чешском и огляделась. Она была до такой степени раздражена, что я с трудом узнавал в ней добрую самаритянку.
Ко мне медленно возвращались силы. Я попробовал встать.
— А почему он?..
— Не знаю! — довольно жёстко сказала Хедвика. Наклонившись, она взяла меня за руки. — Давай помогу.
— Не надо.
— Тебе тяжело.
— Спасибо, я сам.
— Ты упадёшь.
— Нет! — в этот момент я пошатнулся и оказался в её объятьях. По-хорошему, мне следовало отстраниться, но я поступил некрасиво — крепко обхватил её за талию.
В тот момент я понимал только одно: если я что-нибудь не сделаю, то сгорю от стыда. Вдруг девушка оскорблена тем, что стоит передо мной в неглиже, а я…
— На ногах еле держишься, — с укором произнесла Хедвика. — Тебе ещё повезло, что Ивана плохо тебя обездвижила.
— А Франсуа? Что с ним?
— С ним всё в порядке.
Я ни на йоту не поверил. Если Франсуа де Левен долго молчит, значит, самое время бить тревогу.
Оглядевшись, я убедился, что беспокоюсь не зря. Мой друг словно испарился! На заднем дворе, кроме нас с Хедвикой, не было никого. Если не считать невесть откуда забредшего серого коня. Наверное, его просто плохо привязали.
— Ну? И долго мы так будем с тобой стоять? — мне показалось, что Хедвика снова вот-вот рассердится. — Давай уже, шевелись. Мне ещё с ним надо разобраться. Ты же не хочешь, чтобы он убежал?
Я нехотя отпустил её.
— Скажи, что…
— Тихо. Мне нужна твоя помощь, — она убрала за спину тёмные волнистые пряди и немного отошла в сторону. — Нельзя, чтобы ещё кто-нибудь узнал об этом.