Клуб призрачных отцов — страница 34 из 40

Я видел Лэса-Les Miserable на Бридж Стрит. Он шёл с женщиной, а когда увидел меня, перестал держать её за руку. Он увидел, что я смотрю на него, выпустил облака изо рта и сказал:

– Всё хорошо, парень, Фил?

Я сказал:

– Да.

Я шёл дальше, а потом услышал, как приближается пожарная машина – иуу-ауу иуу-ауу, и я побежал в Паб, прошёл через заднюю дверь и поднялся наверх. Я услышал, как Мамины ноги выходят из Паба в коридор, и Мамин голос поднимается наверх:

– Филип? Филип? Филип?

Я ответил:

– Да.

Мама поднялась по лестнице и спросила:

– Где, ЧЁРТ побери, тебя носило?

Я сказал:

– На улице. Я гулял.

Пламя расщепляло его, как свинину, он кричал и кричал, но было слишком поздно.

Мама сказала:

– Что ты имеешь в виду, на улице? Где гулял?

Я сказал:

– Просто гулял.

Шланги лили воду, и она проливалась дождём на Автосервис, но огонь и дым не прекращались, пока Дядя Алан не стал призраком, а Папа не смог сказать ему, что случилось.

Я убил Дядю Алана, и мне хотелось увидеть Призрак Отца, потому что Призрак Отца был единственным, кто знал, что это я убил его. Только Призрак Отца исчез, и покинул Муки, и был в Раю, или в Ничто.

Я лежал на своей кровати и ждал, когда зазвонит телефон, или, когда Мама начнёт беспокоиться, но Мама не волновалась. Я подумал о Лэсе-Les Miserable и женщине, которых я встретил, и о том, что будет, если они скажут полиции, что видели меня. Я думал о Дяде Алане, и всё это беспокойство было похоже на электричество у меня в теле, и все мои вены были металлическими проводами, которые ПРОВОДИЛИ это электричество.

Я убил его, я его расщепил, и теперь его жизнь была во мне. Я забрал её, но одно тело не создано для двух жизней, в моих проводах было слишком много электричества, поэтому я не мог остаться лежать. Я вышел в коридор и криком позвал Маму.

Я сказал:

– Мам, Мама.

Она вышла из бара, остановившись внизу лестницы, и сказала:

– Тс-с.

Я спросил:

– Почему?

Она сказала:

– Ты разбудишь Алана.

– Что? – переспросил я.

Она сказала:

– Ты разбудишь Алана.

– Что? – переспросил я.

– Ты разбудишь Алана, – сказала она.

Я спустился вниз и сказал:

– Дядя Алан в Автосервисе. Он в Автосервисе.

Мама сказала:

– Он пришёл домой днём, у него голова заболела. С тех пор он в объятиях Морфея.

Мама спросила:

– С тобой всё хорошо, Филип? Ты выглядишь так, словно увидел…

Я побежал вверх по лестнице быстрее, чем её вопрос. Я вошёл в спальню Мамы и Папы, и он лежал там на кровати, его огромный живот возвышался как холм, он храпел, как свинья, совсем не расщеплённый, целый.

Я подумал, что он может быть призраком, а Мама просто не знала, что он призрак. Но он не просвечивал, и призраки не спят и не прогибают кровать, и я подумал: «О нет».

Я вспомнил звук в Автосервисе. Орущий звук. Он снова зазвучал в моих ушах: «A-a-a-a-a-a-a-a», и моё лицо бросило в жар, будто я всё ещё был перед огнём, и я подумал: «О нет. О нет. О нет. О нет».

Я оглядел комнату, город баночек и тюбиков, автозагаров, и зеркало, и Дядю Алана внутри зеркала, всё ещё находившегося в объятиях Морфея. Мне нужен был Призрак Отца, но его там не было. Я вышел из комнаты, спустился вниз в Паб, там все лица смеялись. Большой Вик, и Карла, и Мама. Все они были как Черти. Большой Вик сказал:

– Зуб даю, это грёбанная правда.

Они все снова засмеялись, а потом Карла увидела меня и сказала:

– Всё хорошо, Филип, милый?

Мама повернулась и сказала:

– Ты же не разбудил Алана, да?

Большой Вик посмотрел на меня так, словно я был вопросом с большим выигрышем, как на Автомате «Кто хочет стать Миллионером?», на который он не мог ответить, и именно в этот момент зазвонил телефон – дзынь-дзынь.

Но телефон в Пабе звонит не так, как обычный телефон, его звук больше похож на овечку – Бе-е-е Бе-е-е Бе-е-е Бе-е-е.

Мама вышла в коридор, всё ещё смеясь, подняла трубку и сказала:

– Алло?

Я смотрел на её лицо в тот момент, когда её смех заболел и умер.

В мире больше не было ничего, кроме голоса Мамы и Маминых слов.

– Да.

– Да?

– Что за несчастный случай?

– Нет.

– О Боже!

– Нет.

– Вы уверены?

– В?

– Нет.

– Кто-нибудь…?

– Нет, он сейчас здесь. Он наверху.

– Я не могу в это поверить.

– Да, конечно.

– Что, сейчас?

– Здесь, в Пабе?

– Только Алан или мы оба?

– Да.

– Да, я буду.

– Да.

– До свидания.

– До свидания.

У вопросов были челюсти, как у крокодилов, они широко раззевались и клацали у меня в голове.

Кто был Криком? Кто там был? Был ли это Терри-Сонный Глаз? Иди это был тот Другой Человек, который разгромил Паб? Был ли это клиент? Может, мне это только послышалось? Да, мне это послышалось, да, да, мне это послышалось.

Но потом Мама повесила трубку телефона, и пришёл ответ, и он сожрал меня в один присест.

Умер Мистер Фэйрвью.

Голоса за Стеной

Полицейский с плоским, как тарелка, лицом посмотрел на кольца на Мамином Свадебном пальце[33] и спросил её:

– А где был ваш сын в это время?

Мама посмотрела на меня, а Дядя Алан посмотрел на Маму.

Мама сказала:

– Он был здесь. Он вернулся из школы в четыре. Он был наверху в своей комнате. Пока Алан спал.

Полицейский записал это, он не знал, что это была ложь, и Дядя Алан не знал, что это было враньё, но это была ложь, и я посмотрел на Маму, и она посмотрела на меня так, словно знала, что я сделал.

Я спросил:

– Можно я пойду спать?

Мама сказала:

– Да.

Полицейский с пусто-тарелочным лицом просто посмотрел на меня, а я поднялся наверх в свою комнату, но Призрака Отца там не было.

Я просто ждал. Я услышал, как полицейские уходят, и как Мама и Дядя Алан поднялись к себе, и как они говорили в соседней комнате о Мистере Фэйрвью.

Дядя Алан сказал:

– Что, Чёрт Возьми, он там делал? Он никогда не бывает в Автосервисе.

Мама сказала:

– Брось. Постарайся не думать об этом.

Дядя Алан сказал:

– Бред какой-то.

Мама сказала:

– Так оно и есть.

Дядя Алан сказал:

– Что, Чёрт Возьми, он там делал?

Мама сказала:

– Бог знает.

Дядя Алан сказал:

– Бред какой-то.

Я натянул одеяло на голову, и голоса ушли, но началось другое, поэтому я высунул голову из одеяла и услышал, как Мама сказала:

– Твой виски.

– Спасибо, – сказал Дядя Алан.

Мама спросила:

– Как ты думаешь, это мог быть наш сын?

Я резко сел в кровати, так же, как когда у меня был сон с жуками, и моё сердце билось как безумное, тук-тук-тук, а потом Дядя Алан переспросил:

– Наш сын?

Мама сказала:

– Да.

Тогда моё сердце начало замедляться.

Дядя Алан сказал:

– Кто его знает? Кто его, Чёрт Возьми, знает?

Мама сказала:

– Ты же не думаешь…

Дядя Алан спросил:

– Что?

Мама сказала:

– Ты же не думаешь, что он сделал это нарочно?

Дядя Алан сказал:

– Сам себя поджёг?

Наступило молчание, а потом Дядя Алан сказал:

– Нет, я не понимаю, зачем бы ему такое делать. У него двое детей. Он Святоша. Он вряд ли упустил бы свой шанс оказаться в Раю. И это ужасная смерть. Я имею в виду, если уж выбирать.

Мама сказала:

– Но он же потерял жену, так ведь?

Дядя Алан сказал:

– Это было несколько лет тому назад.

Мама сказала:

– Я до сих пор не могу в это поверить.

Дядя Алан сказал:

– Впрочем, он в последнее время вёл себя немного странно. Просил учётные книги. Сдаётся мне, он что-то разнюхивал про нас.

Мама сказала:

– Бедные дети.

Дядя Алан сказал:

– Это, знаешь, встанет в копеечку.

Мама сказала:

– Что встанет?

Дядя Алан сказал:

– Выплата.

После этого они стали говорить тише.

Я не мог расслышать слова, только голоса, которые смешивались с шумом поездов, грузовиков, ветра, лающих собак и всеми теми городскими шумами, которые не дают спать всю ночь плохим людям.

Этот Ублюдский Город

Я был на улице и бежал от парковки дальше, прочь из города. Я пробежал мимо переезда и мимо всех субботних гуляк-мажоров на парковке Waitrose[34].

Я миновал знак, на котором было написано:

ВЫ СЕЙЧАС ПОКИДАЕТЕ ИСТОРИЧЕСКУЮ ЧАСТЬ НЬЮАРКА-НА-ТРЕНТЕ

Кто-то перечеркнул краской ИСТОРИЧЕСКУЮ ЧАСТЬ НЬЮАРКА-НА-ТРЕНТЕ и сверху написал: ЭТОТ УБЛЮДСКИЙ ГОРОД.

Я всё бежал и бежал, пока вокруг не осталось домов, только поля – ярко-жёлтые летом и коричневые в декабре. Тротуар становился всё уже и уже, пока не исчез совсем, а я всё бежал, теперь уже по обочине дороги, у меня кололо в боку, но я всё бежал. Машины теперь ехали быстрее и сигналили – би-и-ип! Только я не обращал внимания на машины, мне на них было наплевать.

Через некоторое время мне пришлось перейти на шаг, потому что боль колола, как нож, и жгло язык. Я шёл быстро, иногда переходя на медленный бег. Я шёл из города по главной дороге, и меня охватило странное чувство, как будто я становился всё менее реальным с каждым шагом, и что я могу превратиться в ничто.

Я продолжал идти и оглядываться назад, пока церковь не стала маленькой, и я не оказался у Сахарного Завода, а Сахарный Завод был на полпути к Келхэму.

Биип!

Бииип!

Биииип!

У Сахарного Завода странный запах. Он не похож на запах сахара, он забирается в рот и вызывает тошноту.

Потом появились электрические опоры, и я смотрел на них, и они были гигантскими роботами, управлявшими землёй, они не давали людям вырастать слишком высокими, их оружие – смертоносные провода, летящие в небе.